должен нарушаться).
В Тирске, округ Норт-Райдинг, трое парней – Альфред Пиклз, Дэвид Огден и Джеки Пристли – были убиты молотком в темном хлопковом складе, и через задний двор их тела были перетащены в один из прилегающих домов. Две ночи улица была полна веселым запахом зажаренных на шампурах шашлыков. В Сток-он-Тренте в сугробе был случайно обнаружен труп женщины, из которого опытной рукой было вырезано несколько хороших кусков. Позднее установили, что убитой была Мария Беннет, девица, двадцати восьми лет.
В Джиллингеме, графство Кент, район Большого Лондона, на неприметной боковой улочке открылась столовая, где каждый вечер жарили мясо, а служащие обеих полиций, похоже, были постоянными посетителями. Носились слухи, что в некоторых местах саффолкского побережья, где люди закоснели в грехе, устраивались шикарные рождественские ужины с жареными поросятами.
В Глазго в новогоднюю ночь секта бородатых почитателей Ньяля принесла многочисленные человеческие жертвы, причем внутренности предназначались их сожженному на костре и обожествленному стороннику, а плоть – им самим.
В Керколди, где нравы были попроще, повсеместно устраивались частные вечеринки с мясными сандвичами.
Новый год начался с рассказов о застенчивом пока людоедстве в Мерипорте, Ранкорне, Бёрслеме, Уэст-Бромвиче и Киддерминстере. Вскоре будто бы вспышки каннибализма начались и в самой столице: некто по имени Эймис Претерпел насильственную ампутацию руки неподалеку от Кингзвей; С. Р. Кок, журналист, был сварен в старом медном котле неподалеку от Шепердсбуш; мисс Джоан Уэйн, учительница, была зажарена по частям.
Так или иначе, это были слухи. Проверить, правдивы они или нет, было практически невозможно: с таким же успехом они могли быть плодом больной фантазии очень голодных людей. Каждая взятая отдельно история была столь невероятной, что заставляла сомневаться в остальных. Из Бродика, что на острове Арран, сообщали, что за всеобщим ночным пожиранием человеческой плоти при красноватом свете костров, на углях которых шипел жир, последовала сексуальная оргия и что на следующее утро из утоптанной на этом месте земли вьшез корень-козлобородник. Вот этому поверить было совершенно невозможно, даже будучи самым легковерным человеком.
Глава 6
У Беатрисы-Джоанны вот-вот должны были начаться схватки.
– Бедная старушка, – причитал Шонни. – Бедная несчастная старушка.
Ясным бодрящим февральским утром он, его жена и свояченица стояли у загончика Бесси, больной свиньи. Бесси – огромная серая туша, гора неподвижной плоти – лежала на боку и тихо хрипела. Другой бок, обращенный кверху, был испещрен пятнышками и тяжело вздымался. Картина напоминала сон охотника. Панкельтские глаза Шонни были полны слез.
– Черви в ярд длиной, – горестно сказал он, – ужасные живые черви. Почему черви жить могут, а она нет? Бедная, бедная старушка!
– Ах, прекрати, Шонни, – брезгливо фыркнула Мей-вис. – Мы должны воспитать в себе жестокосердие. И ведь, в конце концов, она всего лишь свинья!
– Всего лишь свинья? Всего лишь свинья?! – Шонни был возмущен. – Она выросла вместе с детьми, да благословит ее Бог. Она была членом семьи. Она безотказно отдавала нам своих поросят, чтобы мы могли прилично питаться. И она достойна того – да хранит Господь ее душу! – чтобы ее похоронили по-христиански.
Беатриса-Джоанна могла выразить свое сочувствие слезами, во многом она понимала Шонни лучше, чем Мейвис. Но сейчас ею владела другая мысль начинаются родовые схватки. Все справедливо сегодня: свинья умирает, человек рождается. Страха не было, Беатриса-Джоанна доверяла и Шонни, и Мейвис. Шонни особенно. Беременность ее протекала обычным для здоровой женщины порядком и осложнялась лишь совершенно определенными обстоятельствами: сильным желанием поесть малосольных огурчиков, которое оставалось неудовлетворенным, и потребностью переставить мебель в доме, что было в корне пресечено Мейвис. Иногда по ночам она тосковала по уютным объятиям… нет, как ни странно, не Дерека, а…
– А-а-а-а-х-х!
– Второй раз за двадцать минут, – сказала Мейвис. – Шла бы ты лучше в дом.
– Это схватки, – как-то даже весело произнес Шонни. – Где-нибудь к вечеру можно ждать, слава Богу.
– Немного больно, – сказала Беатриса-Джоанна – Совсем немного, чуть-чуть.
– Хорошо! – загорелся энергией действия Шонни – Первым делом тебе нужно поставить клизму. Из мыльной воды. Ты это возьмешь на себя, да, Мейвис? И хорошо бы ей принять горячую ванну, да. Слава Богу, горячей воды у нас достаточно.
Он торопливо отвел женщин в дом, оставив Бесси страдать в одиночестве, и принялся греметь ящиками своего стола.
– Лигатуры! – кричал Шонни. – Мне нужно наделать лигатур!
– У тебя еще куча времени, – спокойно сказала Мейвис. – Она же человек, а не дикое животное, понимаешь?
– Вот поэтому я и должен наделать лигатур! – бушевал Шонни. – Боже мой, женщина, ты что же, хочешь, чтобы она перегрызла пуповину, как кошка?!
привязал к изголовью кровати длинное полотенце и приказал: – Тяни вот за это, девочка, сильно тяни! Да поможет тебе Бог, теперь уже скоро.
Беатриса-Джоанна со стоном потянула за полотенце.
– Мейвис! – позвал Шонни. – Работа мне предстоит долгая, принеси мне пару бутылочек сливянки и стакан.
– Там и остались-то всего две бутылки.
– Вот и принеси мне их, будь хорошей девочкой. Ничего, ничего, красавица моя, – обратился он к Беатрисе-Джоанне. – Ты тяни давай, Бог тебе в помощь!
Шонни проверил, греются ли на радиаторе старомодные свивальники, которые сестры вязали долгими зимними вечерами. Лигатуры были простерилизованы, ножницы кипятились в ванночке, на полу сияла большая оцинкованная ванна, вата ждала, когда ее свернут в тампоны, бандажная повязка была на месте – все, по сути дела, было готово.
– Благослови тебя Бот, дорогуша моя, – приветствовал Шонни супругу, тащившую бутылки с вином. – Сегодня будет большой день!
Этот день был действительно долгим. Почти два часа Беатриса-Джоанна билась, напрягая все мускулы. Она кричала от боли, а Шонни кричал ей слова ободрения, прихлебывая сливянку, и, наблюдая, ждал, потея не меньше ее.
– Если бы у меня было хоть какое-нибудь обезболивающее средство, – бормотал Шонни. – Вот, девочка! – вдруг воскликнул он и, ничуть не смущаясь, протянул ей бутылку. – Выпей немного.
Мейвис вовремя поймала его руку и отдернула назад.
– Смотри! – крикнула она. – Начинается!
Беатриса-Джоанна пронзительно завизжала.
На свет появилась головка ребенка, которая наконец закончила свое трудное путешествие, оставив позади костный туннель тазового пояса и протолкнувшись сквозь влагалище к воздуху того мира, пока равнодушного к нему, который скоро должен стать враждебным. После короткой паузы наружу вышло все тельце.
– Отлично! – сказал Шонни.
Его глаза сияли, когда он, осторожно и с нежностью, протирал влажным тампоном зажмуренные глазки младенца. Новорожденный громко закричал, приветствуя мир.
– Восхитительно! – похвалил Шонни.
Когда пульс в пуповине начал ослабевать, он взял две веревочки-лигатуры и ловко перевязал ее в двух местах. Шонни затягивал лигатуры все туже и туже, оставив между ними небольшое пространство. Осторожно взяв простерилизованные ножницы,