Читать интересную книгу Астронавты - Станислав Лем

Я стоял у экранов между Арсеньевым и Солтыком. Мы спускались, чтобы приземлиться. Несколько минут «Космократор» падал наискось, словно летящий к земле нож, потом сильно дрогнул. Темноту разорвало пламя. Сотрясая воздух гулом тормозящих двигателей, корабль летел над самой поверхностью почвы. Пучки разлетающихся во все стороны магниевых ракет освещали нескончаемые ряды холмов, волнующихся, как вода, в мигающем, трепещущем блеске. Люки на дне раскрылись. Два ряда широко расставленных гусениц со свистом рассекали воздух. Ещё раз загудели носовые сопла, и в пламени выхлопов показались ряды песчаных бугров. Лёгкое, но явственное содрогание пронеслось по всему корпусу: передняя пара гусениц на миг прикоснулась к вершине холма, потом мощный толчок швырнул нас кверху. Ракета мчалась с пронзительным скрежетом, всё тяжелее оседая на шасси. Струи песка стегали по корпусу, осыпаясь по нему с глухим шумом: Пол под ногами у нас дрожал и подскакивал на неровностях, словно корабль снова хотел взвиться в воздух. Эта дрожь постепенно сменялась всё более спокойным колыханием. Корабль ещё раз накренился, выпрямился и остановился. В тишине слышалось только шипенье воздуха, наполняющего цилиндры амортизаторов.

Не прошло и получаса, как нижние дверки раскрылись, и по спущенной наклонной плоскости съехал гусеничный автомобиль. Я занял место за рулём, рядом со мною сел Арсеньев, установив индикаторы излучения на расстоянии вытянутой руки. Солтык и Райнер поместились сзади: опираясь на перекладины вертикальной колонны, служившей штативом излучателю, они могли осматривать местность через верхние стёкла, не теряя из виду аппаратов, размещённых по стенам.

Автомобиль выкарабкался из глубокого рва, пропаханного «Космократором» в рыхлом песке. Мы направились на восток. В лучах фар видна была мрачная однообразная местность до самого горизонта, плоская, пересечённая низкими волнами мелкого, буровато-жёлтого песка. Лишь кое-где торчали менее поддающиеся выветриванию глыбы, отполированные, как стекло. Дул сильный попутный ветер он двигал перед собою летучие пески, поднимал с вершин холмов развевающиеся клубы пыли и швырял их на панцирь нашего автомобиля. Изредка попадались одинокие известняковые скалы, окружённые глыбами поменьше, обветренные и побуревшие. В лучах фар от них падали длинные плоские тени, убегавшие в противоположную нашему движению сторону.

Через некоторое время мы заметили длинный низкий вал, тянувшийся как раз в том направлении, в котором двигалась наша машина. Подветренный склон вала был твёрдо укатан. Поднявшись на него, мы увидели, что по верхнему гребню вала идёт неглубокий желобок, который мог служить довольно удобной дорогой, так как по устилающему его дно щебню, смешанному с сухой тёмной глиной, ехать было легче, чем по песку.

Серебристое, поднимающееся до облаков зарево занимало уже полнеба.

Вал всё понижался, пока не сравнялся с поверхностью почвы. Ещё десять минут быстрой езды — и на горизонте, у самой черты его появилась яркая белая полоса. Над ней видны были светлые выступы. Когда мы въехали на гребень одного из последних холмов, нам открылся широкий вид.

До самого горизонта простиралось море голубоватых силуэтов. Разделённые полосами полумрака, светились предметы, чуждые глазу, как буквы незнакомого шрифта: звездообразные, многочленные корпуса, сталагмитоподобные башни, ротонды с вогнутыми, покосившимися стенами, террасообразные бастионы, — и всё это сияло голубоватым светом, который где-то вдалеке сливался в туманные неподвижные силуэты, опоясывающие горизонт огромным серпом. Над всем этим пространством дугами шли белые арки, образуя огромную сеть лучистых сводов.

— Город... — прошептал я. Рука сама невольно уменьшила обороты двигателя, и автомобиль остановился у склона холма. Волны песка за пределами света фар были озарены далёким призрачным светом.

Я взглянул на астронома:

— Поедем?

— Мы для того и прилетели с Земли, — ответил Арсеньев.

Я отпустил тормоз — автомобиль тихо съехал вниз. Потом двигатель заработал, и я прибавил газу. Арсеньев дотронулся до моего плеча и велел уменьшить скорость. Я наклонился к переднему стеклу, чтобы охватить взглядом большее пространство. Теперь мы делали не более двадцати километров в час. Двигатель утих, только гусеницы визжали и скрежетали, давя какие-то громко трескавшиеся осколки. Один раз под нами что-то загремело, словно мы ехали по пружинящим железным листам. Я бросил сноп света подвижным фонарём: автомобиль шёл по длинной светлой полосе, прямой как стрела; она была покрыта слоем песка, из-под которого проглядывали плоские тёмные пластины.

С обеих сторон появились первые здания. Сначала это были длинные, змеевидно расходящиеся блоки на конусообразных подпорках. Под их светящимися стенами по самой земле ползли чёрные тени. Проезжая близко, я разглядел растрёпанный пучок труб, выходивший из колодца, окружённого светящимся кольцом. Далее стояли здания: одни — поднимавшиеся ступенчатыми ярусами, другие — совершенно гладкие, как уставленные в ряд книги, стены третьих были разделены на узкие, попеременно вогнутые и выпуклые секции. Я заметил, что некоторые формы зданий повторяются. В памяти у меня запечатлелись расставленные на одинаковом расстоянии цоколи, из которых поднимались в три стороны блестящие светящиеся пластины вроде плавников, заканчивавшиеся наподобие изогнутых клювов.

Дорога начала разветвляться. По сторонам мелькали круглые устья спускавшихся вниз тоннелей. Всё чаще над головой проносились вторые и третьи ярусы улиц, арками перекрывавших строения. Мы проехали ворота: они вверху шире, чем внизу, подковообразные, с волнистыми двойными опорами. Далее, посреди трёх пилонов, соединённых стрельчатыми карнизами в треугольник, дорога разветвлялась. Влево она поднималась по спирали и дальше шла высоко, как воздушный мост, темнея на голубоватом светящемся фоне, направо сворачивала, образуя широкую аллею между вертикальными светильниками. Я свернул вправо.

Здания становились всё больше и выше; в них не было даже следов ни окон, ни дверей — всюду только светящиеся стены, то плоские, то вогнутые; снова появились огромные трубы; они выходили из мостовой и крутыми дугами перекрывали улицу во всю ширину, чтобы исчезнуть в кольцеобразных колодцах. Ехать становилось всё труднее. Гусеницы хрипели, хрустели, скользили, весь автомобиль содрогался, поднимая какие-то черепки, красновато поблёскивающие в свете фар. Порой мы проезжали по обломкам, трескавшимся, словно стекло, иногда гусеницы на протяжении нескольких сот метров барахтались в тяжёлом сыпучем песке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});