Читать интересную книгу Весы - Дон Делило

Ти-Джей Мэкки стоял перед Архивом округа. Перешел через улицу к треугольному газону между Мэйн-стрит и Элм-стрит. Посмотрел на рельсы над тройным туннелем. Затем не спеша пересек Элм-стрит и остановился на покатом газоне у колоннады. Подошел к тюремной ограде, которая отделяла парковку Повернулся лицом к Элм-стрит. Снова подошел к указателю автострады Стеммонс. Всюду носятся машины. Он посмотрел на небо и облизнул губы.

Позже Мэкки сидел в темном «форде» чуть подальше от центра и разворачивал сэндвич. Это был район старых мясохладобоен — частично замощенные рельсы, штукатурка со стен обвалилась, торчат голые кирпичи со строительным раствором. Все возможное пространство отведено под парковку — подъездные аллеи, запыленные участки, старые погрузочные площадки. Стояла звенящая полуденная тишина. Такая уединенность в полутора кварталах от толпы и машин удивляла.

Он наблюдал, как неуверенно приближается Освальд.

Понятное дело, Освальд хочет быть единственным стрелком. Так всегда с одиночками, людьми, которые неизменно стремятся к некоему решающему мгновению. Его легко в этом убедить. Но придется также удостовериться, что Освальд не станет стрелять, пока лимузин не двинется к тройному переходу. Ти-Джею нужен перекрестный огонь. Если Освальд промазывает, то в основной позиции оказывается второй стрелок — машина перед ним будет почти в лоб. Ти-Джей не верил в меткость Освальда. Этот паренек не попал со ста двадцати футов в генерала Уокера — неподвижного человека в освещенной комнате. Его «маннлихер» — старое, грубое, ненадежное оружие. Если он промажет, когда машина будет еще ехать по Хьюстон-стрит в его сторону, и у второго стрелка не окажется свободной линия огня, мы все разойдемся ни с чем. Освальд — стрелок исключительно резервный. Его задача — оставить интересные исторические артефакты. Заметное оружие, вырезки и накопленные документы, связанные с его увлечением Кубой.

Ти-Джей понял, что Освальд заметил машину — он слегка наклонил подбородок. Подошел и забрался внутрь с сэндвичем и пакетом молока.

— Как новорожденная?

— Нормально. Вполне неплохо.

— Он поедет в твою сторону. Свернет с Мэйн и поедет на тебя по Хьюстон, — сказал Ти-Джей. — Не стреляй в это время. Рано. Это легкий выстрел, самый легкий из всех, но они будут смотреть прямо на тебя. Головной автомобиль, около пятнадцати копов на мотоциклах, восемь человек в машине Секретной службы, четверо из них висят на подножке. Все скучкуются вокруг президентского лимузина и будут смотреть в твою сторону. Если выстрелишь, сразу узнают, откуда. Здание наводнят полицейские. Так что очень советую. Настаиваю, и не просто так. Жди. Жди, когда повернут на Элм-стрит и поедут к туннелю и автостраде. Это несложный выстрел. Целься в среднюю часть тела или в ту, которая будет видна через прицел. И жди. Жди, когда он свернет на Элм-стрит. Потом жди, когда он проедет дуб. Он должен миновать тот дуб. Я прикинул, что первый выстрел будет в двухстах футах. А дальше все зависит от скорости реакции водителя. Думаю, что звук отрикошетит к туннелю. Они не поймут, откуда выстрел. Ты сидишь у них за спиной, и тебя труднее будет обнаружить. Выиграешь несколько секунд. Может, секунд десять, чтобы спуститься по лестнице. Все-таки есть разница. Жди. Обязательно жди. И не вздумай показываться в окне, пока машина не доедет до дуба. Жди, когда она минует его.

У этого плана была одна особенность, которую не могли обеспечить сложные ступени и усовершенствования Уина Эверетта. Везение. Освальд снял листок салата с хлеба и съел его отдельно.

— Как только окажешься на улице, быстро уходи. Недалеко от твоего дома есть бульвар Джефферсон. Иди в западную часть, по северной стороне улицы, к дому 231. Это кинотеатр с испанским фасадом. Он будет открыт. Открываются они в двенадцать сорок пять. Зайдешь, сядешь, посмотришь кино. В Галвестон мы увезем тебя к ночи, на рассвете уедешь из страны.

Мэкки скомкал обертку от сэндвича и выкинул в окно. Вынул из кармана четыре патрона. Подбросил их в руке, затем уронил в пакет Освальду.

— Вряд ли тебе понадобится больше четырех.

— Времени не будет.

— Доверяй своим рукам.

— Я разрабатывал затвор тысячу раз.

— Как назвали дочку?

— Жена дала имя Одри, в честь Одри Хэпберн, которая играет в «Войне и мире». По Толстому. Но второе имя у нее Рэчел. Мы зовем ее Рэчел.

— Ты получишь удовольствие от операции, — сказал Ти-Джей.

Он смотрел, как Освальд вышел из переулка на Гриффин-стрит и направился к юго-западу, на работу.

Прежде всего убить Кеннеди.

Затем убить Освальда.

Как только обнаружатся левые симпатии Освальда, власти сделают вывод — решат сделать вывод, — что его наняли агенты Кастро, использовали и убили.

Банистер предупредит ФБР насчет псевдонима Хайдел.

Дэвид Ферри проведет ночь в Галвестоне один.

На заднем дворе у Пэйнов Марина и Ли катали детей на качелях по очереди. Сильвия, Крис, Джуни, соседские девочка и мальчик. Стемнело, но дети не хотели домой. Двое качелей, на каждые по родителю.

— Ты так и не сказал, зачем приехал в четверг.

— Соскучился по девочкам, — ответил он.

— Даже не позвонил.

— Может, переедешь в Даллас?

— Нет.

— Тогда не придется звонить. Все станет по-другому. Больше не могу жить в той комнате.

— Детям здесь лучше.

— Ты хоть знаешь, какая она по размеру?

— Рут рада, что мы у нее живем.

— Папе кажется, что ты его не любишь.

Они сняли с качелей двоих детей, посадили двоих новых. Марина все еще злилась, что Ли не сказал ей насчет вымышленного имени. Она это выяснила, когда Руг позвонила в доходный дом и позвала Ли Освальда. Ей хотелось, чтобы все эти глупости прекратились. Все эти комедии. Сначала одно, потом другое.

Дети вопили:

— Выше!

— Я куплю тебе стиральную машинку, — сказал он.

— Лучше уж тогда автомобиль.

— Я откладываю, сколько могу. Прежде всего нужна квартира.

— Нет.

— Может, переедешь в Даллас?

— Нет.

— Девочки хотят жить с папой.

— А с кем мне разговаривать целый день? Здесь я общаюсь с Рут. Рут мне помогает.

— Будет балкон, как в Минске.

За ужином Рут попросила всех взяться за руки вокруг стола. Пояснила, что квакеры так молятся. Каждый должен про себя произнести молитву, хотя Марина ясно видела, что молчание Ли совсем не молитвенное.

Когда Марина убирала на кухне, вошла Рут и несколько озадаченно сообщила, что в гараже кто-то оставил свет. Она ответила, что скорее всего Ли искал там свитер. Большая часть их пожитков лежала по коробкам в гараже у Рут.

В комнате Марина разделась. Ли сидел в кресле, сняв только обувь и носки. Они готовились ко сну, как и все здесь, в этом американском городке.

— Все будет по-другому.

— Нет.

— Но для начала мы должны жить вместе.

— Не понимаю, куда спешить.

— Может, переедешь в Даллас?

— Здесь дети могут играть на улице. Здесь Рут.

— Я накопил немного денег.

— Не хочу кормить ребенка в нервном состоянии.

— Наконец-то будет своя мебель.

Она стояла у дальнего конца кровати, обнаженная. Потянулась назад к креслу и взяла ночную рубашку. Ли смотрел на нее. Марина подумала, он хочет ей что-то сказать. Надела рубашку через голову и отвернула покрывало. Все как обычно, только добавились какие-то мелочи, и дождь поливает газон.

Рано утром он уехал. На письменном столе Марина обнаружила деньги и, удивившись, пересчитала их. Сто семьдесят долларов. Наверняка это все, что у него было.

Три раза он ее просил переехать в Даллас. Три раза она отказалась. Марина стояла у стола и размышляла. Когда что-то происходит три раза, то хорошо известно, к чему это. Число три несет с собой нечто зловещее. Всю жизнь она замечала, что тройка к добру не приводит.

22 ноября

В аэропорту люди стояли на багажных тележках и цеплялись за фонарные столбы. Люди в дождевиках прилепились к сетке-рабице, размахивая флагами, свисали с указателя терминала 28. Небо прояснилось, и «Боинг-707» тяжело повернул к месту остановки. Люди выскочили из машин. Те, кто с краю толпы, подпрыгивали. Дети сидели на плечах долговязых мужчин. Плотная масса людей излучала радостное нетерпение. Участники группы встречающих пробрались к трапу, тщательно приглаживая волосы и поправляя одежду. Люк открылся, появилась Первая Леди в розовом сиянии — и костюм розовый, и шляпка; следом за ней — Президент. Трепетный вздох прокатился по толпе, в воздухе зазвенело узнавание. Люди восклицали хором, лица застыли в изумлении, похожем на ошеломляющую боль. «Вон. они! Джек! Смотрите!» Президент взялся за лацканы пиджака, слегка повел плечами, поправляя его, и спустился по трапу. Теперь толпа восхищенно гудела. Люди трясли ограду. Выбегали из здания терминала с сумками и камерами наперевес. Повсюду фотоаппараты, поднятые вверх, щелканье затворов объективов, из толпы торчат самодельные плакаты.