25 октября 1944 г. я вновь поехал к Фойхтингеру, на сей раз с командиром своей штабной роты, лейтенантом Карлом Зоммером, и с военнослужащим из этой роты, ефрейтором Маурером.
За свой беспрецедентный вклад в дело в ходе оборонительных боев за Эпиналь, Люневиль и Шатель лейтенант Зоммер получил Золотой Немецкий крест, а Маурер – Рыцарский крест. Редкий случай, чтобы Рыцарский крест вручили ефрейтору. А потому на награждении присутствовали военный корреспондент и съемочная группа.
Действия, за которые наградили Маурера, были не просто замечательны сами по себе, они демонстрировали высокий уровень выучки и боевого духа нашего личного состава.
В ходе маневрирования на выход из боевого соприкосновения с неприятелем я дислоцировал свою штабную роту на высоте, оттуда она могла бы прикрывать отход моей боевой группы достаточно долго для того, чтобы мы успели выйти на следующие позиции. Не располагая поддержкой артиллерии и противотанковым вооружением, вынужденный полагаться только на свои станковые пулеметы, Зоммер с господствующей высоты вновь и вновь вынуждал противника залегать и так обеспечил нам необходимое время для закрепления на новых позициях.
Ефрейтор Маурер и его подносчик боеприпасов действовали со своим пулеметом на левом крыле роты, обеспечивая левый фланг. Задача их состояла в том, чтобы сдерживать натиск врага и отступить лишь в крайнем случае. В поисках подходящего места Маурер отошел слишком далеко и почти утратил контакт с ротой. Однако он нашел идеальную позицию на господствующей высоте.
Вдруг в долине внизу он заметил идущую на юг вражескую колонну. «Они намерены обойти нас и ударить нам во фланг», – смекнул он. Как видно, противник считал, что слева на высотах никого нет, потому что машина за машиной колонна проходила мимо.
Когда расстояние сократилось, Маурер открыл огонь по колонне, она тотчас же остановилась. Солдаты выскочили из кузовов и залегли. Маурер видел, как падают раненые. Он и его подносчик боеприпасов расстреливали ленту за лентой из их MG. Скоро загорелся первый грузовик. У врага воцарилось полное замешательство. Но вот он развернул противотанковые пушки и легкие артиллерийские орудия.
Маурер засмеялся:
– Под таким углом вам нас не достать. Давай-ка зарядим следующую ленту.
Снаряды и правда свистели над головой. Затем противник развернул атаку на высоту.
– Приятель, это последняя лента! – закричал подносчик боеприпасов. – Надо скорее возвращаться в роту.
Однако лейтенант Зоммер уже снялся с места и поначалу не заметил отсутствия Маурера.
– Ладно, тогда просто пойдем на восток. Там или тут мы должны найти свою роту или другую часть из боевой группы фон Люка.
Когда оба солдата двинулись в путь, они все еще слышали грохот неприятельских пушек и выстрелы атакующей пехоты.
Когда Маурер нашел роту и был приведен ко мне лейтенантом Зоммером, он никак не мог понять, почему вокруг него столько шума.
– Но это же мое дело. Моя обязанность, – удивленно сказал он.
Никогда еще представление к Рыцарскому кресту не удовлетворялось так быстро, как в случае с Маурером. Пропаганда тут же превратила его в «ярчайший пример» для всех молодых людей, которых посылали на фронт все больше и больше.
Зоммер в ноябре, к сожалению, попал в плен.
Прошел октябрь. Союзники, судя по всему, решили свои снабженческие проблемы. Генерал Паттон двинулся на северо-восток в направлении Саарбрюкена. Мы же стояли спиной к Вогезам за рекой Мерт. Перед нами все так же была 2-я французская бронетанковая дивизия.
В рядах ее находился талантливый успешный антрепренер по имени Мишель Дюфрен. Никто из нас в то время не мог предполагать, что пройдет время и французский рядовой и немецкий полковник, некогда разделенные враждой своих стран, однажды станут друзьями.
В нормальные времена Мишель Дюфрен жил с женой Элизабет в Нормандии, в прекрасном старом шато, который она, отпрыск древнего аристократического рода, принесла ему в виде приданого. Шато-Вимер располагался всего в нескольких километрах от Вимутье, идиллического городка, на окраине которого в июле 1944 г. был тяжело ранен фельдмаршал Эрвин Роммель, когда его машину обстрелял истребитель противника. В августе в городе и вокруг него разгорелись ожесточенные бои между немцами, вырывавшимися из Фалезского «котла», и пытавшимися захлопнуть западню союзниками. Сам я со своей боевой группой создал рубеж обороны к северу от города, чтобы пресечь дальнейшее продвижение британцев.
Тем временем, пока муж ее, Мишель, нес службу в рядах 2-й французской бронетанковой дивизии, Элизабет Дюфрен превратила свой замок в военный госпиталь – на крыше был огромный красный крест, а раненые принимались без оглядки на национальность. Уже после войны Мишель сделался страстным историком-любителем, посвятив свои научные изыскания в основном боям в Нормандии и прежде всего – Фалезскому «котлу». Не довольствуясь изучением архивных материалов и беседами с крупными командирами, воевавшими как по ту, так и по другую сторону линии фронта, Мишель пользовался любой возможностью получения сведений, и так уж вышло, что мы с ним познакомились в Гамбурге, а потом стали добрыми друзьями.
– В то время, – рассказывал он мне позднее, – я был водителем джипа взводного командира в 4-й саперной роте 2-й французской бронетанковой дивизии генерала Леклерка [121] . 30 октября наша дивизия пошла в атаку с целью форсировать реку Мерт. По-видимому, по причине плохой подготовки атаку отразили. Тогда в ночь на 31 октября мы ползком пробрались на немецкие минные заграждения и обезвредили их. После мощного артиллерийского обстрела мы вместе с танкистами сумели перейти Мерт к северо-западу от Баккара. В маленькой деревушке мы взяли несколько пленных, шестнадцатилетних мальчишек, один из которых целый день пробыл в моем джипе. От пленных мы узнали, что перед нами стоит 21-я немецкая танковая дивизия.
Я хорошо помню бои под Баккара, а также и то, как мы отбивали атаку французов.
К сожалению, Фойхтингер превратил этот успешный эпизод обороны в победную реляцию: «Объединенными усилиями нашей артиллерии и нескольких наших противотанковых пушек мы сумели за короткий срок уничтожить более 40 вражеских танков».
По-человечески понятно, что в таком отчаянном положении, как наше, он пытался обратить на себя внимание высшего руководства и вселить немного уверенности в сердца людей, однако как командир боевой группы, которая непосредственно вела бои на данном участке, я не могу согласиться с вышеприведенными данными.
Разумеется, Мишель Дюфрен позднее хотел выяснить точно, как виделась нам тогдашняя ситуация. Когда я привел ему донесение Фойхтингера, он сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});