Единственными светлыми воспоминаниями во всем фиаско были те часы, которые он провел с Низой, которая была живым символом нынешней некомпетентности Руиза.
Он сел, его застывшие мышцы запротестовали.
Нет, Низа была более, чем символ. Теперь она его ненавидит, но, может быть, она согласится выслушать объяснения, она же очень умна. Он вышел на площадку.
Большая часть труппы оказалась на площадке, кроме Низы и Фломеля. Старшины собрались в жестикулирующий кружок, в центре которого стоял Дольмаэро. Двое младших фокусников слушали ссору старшин. Остальные стояли вокруг мрачными группами, перешептываясь.
— Охо! — лицо Дольмаэро стало красным. Руиз никогда не видел его таким возмущенным. — Никакого значения не имеет, что вы будете делать, а что не будете. Неужели вы до сих пор не поняли ситуацию? Мы же чья-то собственность!
Старшина с рыбьей физиономией от возмущения стал заикаться.
— М-м-мы?! Мы — собственность?! Мы не рабы. Мы принадлежали к почтенной гильдии. Как же это мы можем быть собственностью?
Дольмаэро выглядел так, словно горько пожалел о своем взрыве искренности.
— Ну хорошо, может быть, собственность — не самое лучшее слово, Эдгерд. Но ведь ты не станешь отрицать, что мы, по крайней мере, пленники?
— Нет, но чья в том вина? Ты наш Старшина Гильдии, почему ты до сих пор ничего не сделал, чтобы защитить наше положение здесь? Какой толк иметь Старшину Гильдии, который не может ничего сделать для членов гильдии?
Эдгерд сжал свои тощие кулаки. Ропот одобрения пронесся по площадке.
Никто пока не заметил Руиза в тени дверного проема, и он сам постарался не привлекать внимания. Атмосфера на площадке была прямо-таки заряжена насилием и безумными поступками.
Широкоплечий парень с татуировками помощника дрессировщика ящериц протолкался вперед. Его мясистое лицо напряглось от бессильной досады.
— Да! — закричал он, и Дольмаэро отпрянул. — Воистину, никакого толка. Мы живем в этих конурах, нас заставляют есть какую-то чужеродную баланду. Теперь они заставляют нас поставить эту новую пьесу, но без всяких подобающих правилам жертв и молитв, без какого-либо договора об оплате, без привычного отдыха и развлечений, которые нам, артистам первого класса, полагаются. И почему?
— Скажи нам, Нусквиаль! — из толпы долетели одобрительные крики.
— Потому что мы дали самое лучшее представление, которое когда-либо видели в южных номархиях? Потому что наши судьбы оторвали от почвы Фараона? Потому что мы попали в лапы демонов? Нет! Я этому не верю!
Руиз был заворожен. Нусквиаля явно по ошибке подготовили к профессии дрессировщика. У парня был великолепный дар риторики и красноречия. Фараонцы слушали его, как зачарованные, ждали каждое его слово.
— Нет! — кричал Нусквиаль. — Я скажу, потому что наш Старшина Гильдии, некогда почтенный Дольмаэро, подвел нас. Разве он вступился за нас перед демонами, которые поймали нас в плен? А? Разве он потребовал от них удобств, которые нам по справедливости причитаются? Почему мы просто должны принимать жалкие крохи, которые Дольмаэро считает нашим уделом? Наша сила — в нашем единстве. Вот тот завет, который нам посылают поколения наших соратников по гильдии. Дольмаэро бессилен, если мы не согласимся выступать.
Нусквиаль прыгнул вперед и схватил Дольмаэро за плечо. Старшина Гильдии потрясенно отшатнулся, но здоровенный дрессировщик ящериц держал его крепко.
Лицо Нусквиаля пылало силой и кровожадностью. Двое старших фокусников отпрянули, желая встать подальше от любой неприятности, которая может произойти. Нусквиаль поволок Дольмаэро сквозь круг старшин к западной стене площадки, и Руиз заметил, что кое-кто из старшин встревожился. Но прочие члены труппы, казалось, объединились в своем возмущении против Дольмаэро.
Руиз неохотно последовал. Его естественные склонности и опыт подсказывали ему не ввязываться. Но он чувствовал странную уверенность, что умнее будет вмешаться. В первую очередь, Дольмаэро был умным, предприимчивым человеком, и труппе понадобится как раз такой вожак в предстоящие годы. И, кроме того, Дольмаэро был добр к Руизу. Во-вторых, если труппа убьет ценного члена новой собственности Кореаны, ее ярость тяжким бременем обрушится на труппу. Кое-что из ее чувств непременно попадет и на Руиза, если он не сделает никакого усилия предотвратить катастрофу.
Нусквиаль толкнул Дольмаэро к стенке, отступил назад и подобрал кусок камня. Дольмаэро выпрямился, сохраняя впечатляющее, но совершенно бесполезное достоинство. Все глаза были устремлены на Нусквиаля. Толпа подошла поближе. Нусквиаль занес булыжник высоко, словно трофей. Он не заметил Руиза, который прокладывал себе в толпе дорогу к нему.
— Этим оружием, — объявил Нусквиаль, — мы проложим себе путь к лучшим временам. Этим оружием мы смоем позор с нашей чести так, как велит освященная временем традиция. Этим мы покажем нашим захватчикам, что мы за люди.
Прежде, чем Руиз успел до него добраться, он швырнул камень изо всей силы. Дольмаэро уклонился от удара, но камень скользнул по его бритой голове, и старшина упал на колени, а лицо его залилось кровью.
Прочие тоже наклонились за камнями. Посреди этой суматохи Руиз слегка постучал Нусквиаля по плечу. Нусквиаль повернулся, лицо его было полно хищного возбуждения. Руиз влепил ему два удара наотмашь, по каждому уху, так быстро, что звуки ударов слились. Глаза Нусквиаля потускнели, и он упал, как подрубленное дерево, ничком в грязь, где и остался лежать, подергиваясь.
Во внезапно наступившей тишине Руиз выступил вперед. Он посмотрел вниз на растянувшегося дрессировщика ящериц, потом задумчиво потрогал его ногой. Нусквиаль лежал, как мертвый. Руиз убрал ногу и дал ему хорошего пинка по ребрам. Звук ломающейся кости потряс воздух.
Руиз обернулся к толпе.
— Добрый день, — сказал он приятным голосом. Он медленно обвел взглядом круг побелевших лиц, никто уже не собирался совершать необдуманные поступки. Руиз улыбнулся.
— Одна мудрость, перефразированная из древнего учения с Миров Рождения, — сказал он. — Пусть тот, у кого нет здравого смысла, первым бросит камень.
Стук брошенных на землю камней прозвучал на площади, и толпа испарилась.
Дольмаэро, стоя на коленях, пытался как-нибудь подняться на ноги. Руиз помог ему встать и добраться до затененной части сцены. Там он посадил Дольмаэро на строительные леса, которые поставили художники сцены, и пошел искать чистую тряпку и миску с водой.
Дольмаэро ничего не говорил, пока Руиз вытирал и промывал ему лицо, хотя он поморщился и тихо выругался, когда Руиз стиснул пальцами края раны, чтобы остановить кровотечение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});