Тирас зачарованно следил за руками Моса. Старший сантехник достал из нагрудного кармана еще одну цепочку — с треугольником.
— Знак Горона… Ты сам убрал Горона, Мос! Раньше меня!
— Нет, Тирас, — пухло выгнулись губки старшего сантехника. — Я просто подождал, пока твои люди сделают свое дело. Я прижал их на месте… Ты уже не имеешь этих людей, Тирас. Они мои. И могут подтвердить перед всем Орденом, что Горона приказал убить ты.
Пальцы Моса ловко отстегнули треугольник от цепочки и, произведя какую-то неуловимо быструю манипуляцию, вставили треугольник в агат. На груди его засверкала половина золотого глаза с черным зрачком.
— Око… — выдохнул Тирас. — Вечное Око…
— Нет, это еще не Око. Здесь не хватает твоего треугольника, Тирас.
— Ты не сделаешь этого, Мос! Это вопреки традиции.
— Ты же имеешь хорошую память, Тирас! Трое в одном!
— Мос, я объясню тебе все! У меня есть план! Этим младенцам из Внешнего мира я морочил голову! Я скажу тебе все — все до конца, клянусь Оком! Пойдем ко мне, я все расскажу!
— Я не злопамятен, министр милосердия. Я человек простой. Пойдем к тебе — только без глупых фокусов, ладно? Ты иди, иди, а я младенцам скажу еще пару слов…
Тирас ушел за стену пятясь. И Мос повернулся к Шану только тогда, когда стена закрылась.
— Вчера я не мог прийти, дорогие гости. Очень извиняюсь. Но мы все-таки встретились. И красный чемоданчик все-таки у меня. Не тот, поддельный, содержимое которого вы спрятали в общественном туалете на стадионе, а настоящий, с ключами от Башни. Спасибо за корешок, добрый женьшень, настоящий. Так-то, Шан…
— Слушай, Мос, я впопыхах сунул туда и свою электробритву.
— Знаю, Сип, знаю. Побриться хочешь? Сейчас тебе принесут твою машинку, побрейся. У нас разговор по душам будет, долгий. Говорил я вам сразу — не связывайтесь с Тирасом, зачем он вам? Я человек простой, отходчивый. А Тирас зачерствел, озлился на работе — работа такая. А вот мы с вами быстро столкуемся, верно, Шан?
— Я еще не завтракал, Мос.
— Ах, Тирас, Тирас… Не умеет принимать гостей. Ну да вы не беспокойтесь. Отдохните, побрейтесь, покушайте. А через часик и я вас потревожу, прошу извинения. Ну оставайтесь. Поскучайте. Хода отсюда никуда нет.
Пока Сип брился, Шан обследовал их новый приют. Ничего особенного в белой комнате не было. Она с успехом сошла бы за гостиничный номер, больничный изолятор или тюремную камеру, если бы не отсутствие рей. У комнаты не было ни входа, ни выхода. В комнату попадали через раздвигающиеся стены. А как покидали? И можно ли было вообще покинуть эту комнату по доброй воле?
Завтрак, прекрасно приготовленный и роскошно сервированный, прошел в молчании. Шан и Сип понимали что каждое их слово ловят скрытые микрофоны подслушивающих устройств. Да и говорить не хотелось. Требовался крайний шаг, и каждый должен был внутренне, в одиночку, решиться на него.
Три плечистых молодца исчезли, захватив грязную посуду и остатки мрачного пира.
“Ты готов войти?” — написал Сип на гербовом листе.
“Да. Но как?”
“Тирас ошибся. Дверь не у него, а здесь. В завещании Урана говорится о портрете с дефектом — трещина слева, под сердцем”.
“Это — спасение”.
“Идти надо немедленно. Сейчас”.
“Я готов”.
Сип взял электробритву, вынул лезвие и подошел к портрету. Он возился долго, водя включенным механизмом по цветному камню вдоль и поперек. Под пластинами мозаики что-то журчало, тихо щелкало и поскрипывало.
“Вибромагнитный замок, — догадался Шанин. — Как просто! Полтораста лет самую невероятную тайну человеческих поселений охранял элементарный вибромагнитный замок…”
Окончив манипуляции, Сип аккуратно вставил на место лезвие, уложил бритву в футляр и сунул в карман. Потом, подмигнув Шанину, уперся плечом в плечо портрета.
Дверь не поддалась.
— Сто пятьдесят лет, — виновато проворчал Сип и налег сильнее. Но стена оставалась стеной.
— Я все-таки Шан, — ободряюще улыбнулся Шанин и отстранил Сипа. Он расставил ноги пошире, слегка присел и попробовал разогнуться, вминая в стену плечо и правый бок. Ноги скользили по пластпаркету, плечо елозило по зеркальной полировке. Шанин уперся в стену всей спиной и руками, согнувшись градусов под сорок к полу, и нажал так, что зарозовело в глазах.
Стена ожила. Сначала по ней словно пробежала легкая судорога. Потом плоскости стены и портрета изменили положение: портрет с фоном медленно уходил вглубь.
Раздался тихий свист, потом шипение. Стало понятно, почему дверь подается так туго — между Башней и Вечным Дворцом не было воздухообмена, а давление в Башне было выше, чем во Дворце.
Дверь открылась внезапно, вздохнув шумно и смачно, словно сожалея о секрете, который перестал быть секретом. Шан не успел разогнуться и если бы не Сип, вылетел бы в узкий прямоугольный проем.
Оба стояли, не решаясь войти. Башня дышала на них смрадом векового болота.
В проем можно было пройти только по одному. Первый вошел Шанин.
6. Часть дефективная
— Однако… — Только этим всезначным сибирским словцом и смог Шанин определить свое первое впечатление от нутра Башни. Ибо предполагал он увидеть если не чудеса, то все-таки нечто из ряда вон выходящее. И не увидел ровным счетом ничего поначалу. Светлый проем двери за их спинами закрылся, и они очутились в царстве темноты, недвижной застойной тишины и резкой вони. Казалось, здесь гнило само время, украденное в звездных мирах мироздания и убитое в каменном склепе.
Они попали из белой комнаты прямо на зыбкие ступеньки узкой, едва пройти одному, металлической лестницы, прилепившейся к влажной стене. Поручни с легким наклоном уходили куда-то вверх и куда-то вниз. Шанин, не зная, куда направиться, ухватился за них покрепче.
— Хотя бы какой-нибудь завалящий фонарик… Иначе мы угодим черт знает куда… Мне что-то не нравится этот аромат…
Шанин слышал рядом частое дыхание Бина Похоже, он тоже не знал, куда идти, и всматривался в темноту Пытаясь найти решение.
— Судя по всему, мы в главной канализационной Шахте… Внизу должны быть регенераторы. Вверху — вентиляционные окна. И то, и другое нам пока не требуется…
— А лестница?
— Лестница, видимо, аварийная… По идее, она должна соединять уровни Башни… А на каждом уровне должен быть вход в подсобные помещения…
— Сколько приблизительно уровней в Башне?
— Не приблизительно, а точно — двадцать четыре Мы сейчас где-то между восьмым и девятым. Но в такой темноте… Здесь наверняка было освещение, то ли оно выключено, то ли лампы давно погорели все. Хотя бы вокруг посветить чем-либо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});