— А язык, знаменитый язык?
— Сделайте надрез в горле между двумя челюстями. Ухватите этот лиловый кусок и подрежьте у основания.
— Ого! Тут фунтов десять!
— Very well! Десять фунтов. Вот так, мистер Фрике, и разделывают бизона.
— А остальное мясо?
— Это дело индейцев. Они сумеют его заготовить. Охотники берут себе только отборное. Остатки идут в пользу волков и коршунов. Всем надо жить. Вот ваша шкура и готова. Потом мы ее выделаем, пока покажу вам, как делать «колбасу прерий».
— Что-то особенное?
— Yes, sir. Изысканное блюдо. Вот, промойте эту кишку с таким аппетитным слоем жира. Готово? Выверните ее жиром внутрь. Теперь мелко порубите язык, горб и филей, перемешайте и начините фаршем кишку. Если есть кровь молодого теленка, ею заполняют образовавшиеся пустоты, но обычно используют свежую воду. Колбаса готова, остается только поджарить ее на угольях. Раз отведав, не захотите никакого другого блюда.
— А как же выделать шкуру? Мне кажется, это будет непросто. Здесь нет никаких скорняцких инструментов и приспособлений.
— Индейцы умеют. Представьте, они изобрели способ, не требующий никаких специальных инструментов. Будем делать, как они. Возьмите топорик, расколите им череп бизона. Так. Силы и ловкости вам не занимать. Пока я буду вынимать мозг, разложите шкуру на земле мехом вниз.
Американец взял медный котелок, налил воды, примерно треть, бросил туда мозг и размешал, получилась густая каша. Ею он тщательно смазал шкуру, втирая смесь не меньше четверти часа. Потом свернул, обвязал ремнем и привязал к седлу.
— И все? — спросил юноша.
— Не совсем. Через сутки она хорошенько пропитается смесью, я ее промою, натру куском дерева, чтобы она стала мягкой и волнистой, как бархат. Потом прокурю дымом, и она приобретет красивый светло-желтый оттенок. И уж тогда шкура ни за что не испортится, не сядет, не затвердеет. Вот и все, мистер Фрике.
— Благодарю вас, полковник. Вы очень снисходительны к «зеленому рогу».
Американец взял медный котелок, налил воды, примерно треть, бросил туда мозг и размешал, получилась густая каша.
К ним подошел Андре, завершивший карандашный набросок — вид их лагеря.
— Скажи, пожалуйста, что ты здесь делаешь? — спросил он приятеля.
— Обучаюсь скорняжному делу. Не хотите попрактиковаться?
— Нет, я сегодня не расположен к ручному труду. Доделаю набросок, осмотрю наше оружие, в порядке ли оно. Его надо основательно почистить. Ты доволен охотой?
— Я блаженствую! Но каковы индейцы! Охота превратила их в настоящих демонов.
— Трудно изгнать из себя древнего человека. Поскоблите любого земледельца — вскроется охотник. Поскоблите охотника — увидите краснокожего. Взгляни вон на тех, что только теперь возвращаются. Как они возбуждены! Как опьянели от крови, которой забрызганы с головы до пят!
— Мне кажется, что и теперь вернулись далеко не все.
— Немудрено — азарт завел их далеко.
Во время этого разговора полковник флегматично сидел на только что отрубленной голове бизона и жевал свою бесконечную табачную жвачку.
— Ну а вы как себя чувствуете, полковник? — спросил Андре. — Вам, я думаю, все это не в диковинку.
— Действительно, сэр, не в диковинку. Тем не менее я очень встревожен.
— Не может быть. Вы ведь многое повидали? В чем дело?
— Вот именно потому, что многое повидал, я и тревожусь.
— Но в чем дело?
— Что вы скажете о лошадях наших индейцев?
— Чудесные кони. Красивы, выносливы, резвы…
— Я не о том. Хоть у одной из них была иноходь?
— Кажется, нет.
— И я тоже не заметил, — вступил в разговор Фрике. — Насколько я знаю, индейцы избегают иноходцев. Это приятно и спокойно для всадника, но утомительно для коня, который при этом часто спотыкается.
— Все это правда. На десять тысяч краснокожих едва ли у двоих найдется такая лошадь.
— Так что же в конце концов?
— А то, что сегодня я пересек следы коня-иноходца. Следам не больше двух дней.
— И что же из этого следует?
— Что если не у двоих, то, по крайней мере, у одного индейца есть иноходец.
— Несомненно, раз вы видели следы.
— Господа, вы, я полагаю, поняли, что я не принадлежу к числу особо впечатлительных людей. Всякое повидал, меня мало чем удивишь или испугаешь.
— Мы знаем это. Но к чему вы клоните?
— К тому, что лучше нам повстречать самого черта с рогами, чем владельца этой проклятой лошади. Вы думаете, полагаю, что в прерии сейчас спокойно и безопасно. Дай бог, чтобы вы были правы, и дай бог, чтобы этот человек был от нас как можно дальше.
ГЛАВА XI
День на день не приходится. — Странное исчезновение бизонов. — Фрике, оставшись один в прерии, предается своим думам. — Неприятный сюрприз. — Лошадь и седок на земле. — Короткая, но решительная схватка. — Четверо немирных индейцев. — Пойман лассо. — Тайна не проясняется. — Что это — восстание или частный случай насилия? — Три пленника. — Белый охотник за скальпами… — Кровавый Череп!..
Весь следующий день выделывали шкуры и заготавливали мясо. Из арьергарда доставили повозки, на которые грузили приготовленные туши.
На третий день «мясники» вновь стали охотниками, вскочили на коней и рассыпались по прерии. Но, должно быть, гекатомба окончательно напугала бизонов — они бесследно исчезли.
Обыкновенно такого не происходит.
Как правило, едва преследование прекращается, животные останавливаются, словно не желая покидать пастбище, где растет их любимая трава.
Значит, случилось что-то особенное. Как быть? Охотники собрались на совет, пригласив, конечно, и троих белых. Решили разбиться на несколько групп, которые независимо друг от друга двинутся вперед, продолжая поиски бизонов.
Прежде такой план сочли бы рискованным, поскольку племена постоянно враждовали, теперь ситуация была иной — едва ли десятая часть индейцев выжила после истребления их белыми, им пришлось сплотиться, дабы защитить себя, впрочем, силы были не равны. Прилив надвигался, пока почти полностью не смыл их.
Андре, Фрике и полковник вошли в состав отряда под командованием Блеза. Батист дал сигнал, и все помчались по прерии.
Мы, конечно, будем следить за отрядом, в котором оказались наши путешественники.
Они скакали, напряженно вглядываясь в даль. Андре не отнимал от глаз бинокль и очень сердился, что бизонов все еще не видно. Фрике балагурил по поводу досадной неудачи. Американец был сумрачнее обыкновенного, хмурился и решил отказаться от всяких поисков.