Читать интересную книгу Кровавое дело - Ксавье Монтепен

Мебель была не совсем современна, но отличалась большим комфортом и богатством.

Все больше восхищаясь чудесными результатами своего преступления, итальянец сошел вниз к себе в кабинет и спрятал в несгораемый шкафчик бумаги и деньги, принесенные с улицы де Курсель, затем пригласил к себе некоторых лиц из служебного персонала и принялся за новое устройство администрации.

На этот раз он был, наконец, единственным и полным хозяином громадного дела.

Глава XVI ПЕРЕМЕНА ЖИЗНИ

Вернувшись домой, на улицу Дам, после завтрака с Пароли, Сесиль велела старой Бригитте немедленно укладывать вещи и подготовиться к отъезду.

Бригитта выслушала это приказание с удивлением и страхом. Она боялась, что горе роковым образом повлияло на умственные способности молодой госпожи.

— Значит, мы уезжаем? — робко спросила она.

— Кажется, никто еще до сих пор не укладывался для того, чтобы оставаться дома, — с нетерпением ответила Сесиль.

— Мы уезжаем из Парижа?

— Нет.

— Значит, только меняем квартиру?

— Мы переезжаем к моему опекуну.

— К вашему опекуну! Значит, у вас есть опекун?

— А как же иначе? Ведь я круглая сирота, и несовершеннолетняя к тому же! Кроме тебя, моя бедная Бригитта, это известно всем и каждому.

— И кто же ваш опекун?

— Тот господин, такой вежливый, красивый и изящный, который был у меня вчера.

— А! — равнодушно ответила старушка, не выразив ни малейшего энтузиазма.

— Сегодня утром я была с ним у судебного следователя, и по его совету мы должны переехать. Я потребовала от своего опекуна, чтобы меня не разлучали с тобой.

— Разлучить вас со мной! — с ужасом воскликнула старушка. — Желала бы я посмотреть на того, кто бы попробовал сделать это! Право, из любопытства желала бы посмотреть! Пусть попытается! Я лучше согласилась бы умереть сейчас!! Ведь вы родились на моих руках!

— Я знаю, что ты меня любишь, моя добрая Бригитта, и я тебя тоже люблю. Поэтому можешь быть совершенно спокойна — никто нас с тобой не разлучит. Так, пожалуйста, сделай все, о чем я тебя просила.

— Хорошо, mademoiselle.

— А я пойду к соседу мебельщику.

— Покупать мебель?

— Нет, продавать нашу старую.

— А мы-то как же? Как же мы будем жить, если вы продадите всю нашу мебель?

— Будь спокойна, — улыбаясь ответила Сесиль. — У нас будет мебель гораздо красивее этой.

— Вот хорошо!

И старая служанка, успокоившись окончательно, принялась укладывать белье и платья.

Сесиль между тем отправилась к мебельщику.

В нескольких шагах от дома находился мебельный магазин, где продавались вещи новые и подержанные. Над дверями громадными буквами красовалась надпись:

«ПРОДАЖА. ПОКУПКА. ОБМЕН. ПРОКАТ».

Сесиль вошла и, обращаясь к хозяину, проговорила:

— Вы покупаете мебель, сударь?

— Я предпочитаю продавать, но, случается, и покупаю.

— Я уезжаю из Парижа, и поэтому мне необходимо продать свою мебель. Не придете ли вы посмотреть ее?

— Далеко это?

— Совсем близко. В доме номер пятьдесят четыре.

— Пойдемте, сударыня.

Через пять минут, сделав мысленную оценку мебели, часов, гравюр и прочего, мебельщик спросил:

— Сколько вы хотите за все это?

— Три тысячи франков.

— Вы шутите! По-моему, все стоит не более тысячи двухсот. Эту сумму я вам и предлагаю, но это мое последнее слово. Хотите?

Сесиль рассудила, что в случае отказа ей надо будет искать другого торговца, который, может быть, даст еще меньше, а между тем она упустит и этого. Торговаться было некогда, да и что значат несколько сот франков, когда она в скором времени будет богата?

— Хорошо, я согласна.

— Когда я могу прислать за вещами?

— Когда вам будет угодно.

— Вы в расчете с хозяином?

— Я сейчас предупрежу консьержку о моем выезде и заплачу ей текущий долг. Пойдемте вместе.

Торговец вынул из бумажника банковский билет в пятьсот франков и подал его Сесиль:

— Вот задаток, сударыня, я пойду в магазин, а через пять минут вернусь за мебелью и принесу вам остальные деньги.

Долг Сесиль был уплачен в одну минуту. Консьержка взяла четыреста франков, выдала квитанцию, получила луидор и рассыпалась в изъявлениях благодарности.

Потом Сесиль отправилась наверх, чтобы помочь Бригитте.

Явился торговец и принес остальные деньги. Он уговорился с консьержкой относительно того, что мебель будет взята только на следующий день, и просил Сесиль, чтобы она, уезжая, оставила у нее ключи от квартиры. Девушка обещала.

К четырем часам все было готово.

Mademoiselle Бернье послала Бригитту за ручной тележкой, на которой ее вещи могли быть перевезены немедленно.

Старая служанка ушла, и, оставшись одна, Сесиль принялась раздумывать о громадной перемене, так внезапно произошедшей в ее жизни.

В ту самую минуту, когда старая Бригитта вышла из дома, к дверям подходил Поль Дарнала. Он остановился в двух шагах от старушки, но та не заметила его, да и, по всей вероятности, если бы и заметила, то не узнала бы, так как видела его один раз.

Актер не случайно проходил мимо дома Сесиль. Воспоминание о том, как его приняли в первый раз, по-прежнему терзало его сердце. Он все еще старался приписать жестокую холодность этого приема присутствию постороннего человека. Отказываясь от него, девушка, очевидно, повиновалась неодолимой потребности отвратить от себя всякие подозрения и сохранить незапятнанной свою репутацию.

Узы, связывавшие его с Сесиль, по его мнению, были из тех, которые не разрываются, но вслух заявлять о них было тоже невозможно, пока они не станут законными. Как мог он не понять этого, как мог позволить себе такую жалкую, дерзкую выходку?!

Поль Дарнала говорил себе все это, но внутренний покой не возвращался, и все рассуждения ничуть не успокаивали. Были у него яркие проблески надежды, но затем все снова погружалось во мрак, и он начинал терзаться сомнениями, и бессильное бешенство грызло его.

Сомнения, неуверенность — жесточайшие казни в мире. Дарнала решил разом покончить с ними, узнать все наверное — вот почему он снова отправился к Сесиль. Подойдя к консьержке, он спросил:

— У себя mademoiselle Бернье?

— Да, сударь, теперь у себя, но только, если вы хотите видеть ее, советую вам поторопиться. Mademoiselle Бернье уезжает. Она совсем оставляет Париж.

— Она оставляет Париж! — повторил актер, до такой степени пораженный, что ему казалось, будто его ударили обухом по голове.

Дарнала не стал слушать дальше. Он бросился вверх по лестнице, одним духом взбежал на четвертый этаж и нервно позвонил.

Сесиль задумалась так глубоко, что не сообразила, сколько времени прошло после ухода старой Бригитты, и без малейшей недоверчивости отворила двери.

Внезапно увидев перед собой любовника, которого она отвергла и над которым так жестоко посмеялась, она вскрикнула и хотела быстро захлопнуть дверь, но Дарнала бросился вперед и уже стоял в передней.

Сесиль отступила. Обычное хладнокровие уже вернулось к ней, и в то же время в глубине души загорелась прежняя ненависть и злоба к молодому человеку.

— Что вам здесь нужно? — спросила она самым презрительным тоном. — Как вы смеете врываться ко мне таким образом и навязывать свое присутствие? Уходите сейчас же, или я закричу и позову на помощь.

— Чего я хочу? — воскликнул Дарнала, оставляя без внимания ее слова и тон, которыми они были сказаны. — Я хочу, чтобы вы меня выслушали, и вы меня выслушаете!

— Вы будете действовать силой против женщины? Какая подлость!

— Пусть будет подлость, а вы все-таки меня выслушаете!

— Что же вы хотите сказать?

— Я хочу спросить вас, какие были у вас причины и цель разыгрывать такую недостойную комедию вчера, в присутствии того человека?

— Комедию! — повторила Сесиль.

Дарнала возбуждался и горячился все больше и больше.

— Любопытно бы мне было знать, — уже почти кричал он, — осмелитесь ли вы и теперь повторить, что я не имею на вас никаких прав?! Ведь сегодня мы одни, значит, всякая ложь бесполезна! Повторите же, если осмелитесь! Но, нет, у вас не хватит духу!

— Мне нечего сказать вам.

— Вы меня больше не любите?

— Я вас никогда не любила.

— Никогда?

— Никогда!

— Так что же вы после этого за женщина? Как же вы были моей любовницей, если вы меня никогда не любили?

— Я — вашей любовницей?!

— Вы и это отрицаете?

— Отрицаю!

— О, негодяйка! — проговорил несчастный.

— Вы подло злоупотребили моим доверием и слабостью, — продолжала Сесиль. — Не я отдалась вам, вы это отлично знаете! Вы взяли меня силой! Одно время я думала, что могу простить вам, может быть, даже полюбить, но я ошиблась. По мере того как время подвигалось вперед и дни шли за днями, мною овладевало отвращение, когда мне случалось вспоминать о вас. И как я была права! Как ваше вчерашнее поведение оправдало это отвращение! Вы оказались негодяем и подлецом, стараясь заронить подозрение в душу сидевшего у меня человека.