Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, Джек никогда этого не сделает, — уверяла Анита, но у Симоны такой уверенности не было.
В нем была ирландская чокнутость, которая вполне уместна, если бы он читал стихи в каком-нибудь подвале Сан-Франциско, но пугала, если он властвовал над жизнью невинных людей.
Джек отдал честь Симоне, механически улыбнулся и сказал:
— Приветствую. Крепитесь.
— Спасибо за проникновенный совет, — бросила она, внутренне кипя от негодования.
Роберт Фингерхуд сидел в плавках, потягивал шампанское и писал диссертацию при зажженных черных свечах.
— Свет погас, — пояснил он. — Жду электрика.
На обеденном столе в маленькой комнате были разбросаны бумаги. В других комнатах, включая мексиканскую пещеру, свет горел.
— А я решила, что тебе нравится работать при свечах, — сказала Симона. — Не хватает только черного ворона.
— Я же не Эдгар По.
— Умер мистер Сверн.
— Что?
— Да, я как раз с похорон. Умер от инфаркта.
— Мне искренне жаль. Кажется, он был хорошим парнем. А ты все еще работаешь у него?
Симона поняла, как давно не говорила с Робертом. Он не знает, что ее уволили, что сейчас она работает у доктора Хокера. Роберт развеселился ее рассказу.
— На прошлой неделе, — рассказывала Симона, — пришла новая пациентка. Карточки на нее не было, я провела ее в кабинку и сказала, что доктор сейчас придет. Он был в соседней кабинке. Я вернулась к столу и тут услышала истерический вопль доктора Хокера. Когда он вошел в кабину, то женщина уже разделась догола. Естественно, доктор Хокер был в шоке и спросил, зачем она полностью разделась.
— Мне тоже интересно, зачем? — сказал Роберт Фингерхуд, уставившись на свечу.
— Очень смешно, — хихикнула Симона. — Она думала, что доктор Хокер — проктолог. В ее поврежденной головке все перепуталось, и она ждала совершенно другого. Доктор Хокер ей все объяснил, но тут же увидел, что у нее неверно подстрижены ногти на ногах. Надо обрезать прямо, а у нее они были подрезаны полукругом. Доктор Хокер все поправил и не взял с нее ни цента, но потом пожаловался, что не хочет работать бесплатно, да еще с женщиной, у которой волосы на сосках.
— Кажется, он славный парень.
— Ты не представляешь, в каких условиях он работает. Туда приходит столько идиотов, что даже не верится. Если бы не транквилизаторы, он бы не выдержал. Одну таблетку пьет перед завтраком, вторую перед обедом, и после этого его ничто не волнует. Кроме голых женщин, естественно. «Мои пациенты меня не колышут, — однажды рявкнул он. — Я в кайфе…»
После двух бокалов шампанского Симона опьянела и решила, что, хотя она больше не увлечется Робертом, все равно он самый привлекательный. Она, наверное, всегда так будет считать, хотя он ее больше не интересует. Печально все это. Физическое влечение существует (у тел своя жизнь), но эмоционального ответа нет. Она не была готова к мысли, что сочтет его привлекательным, и огорчилась. Симона почувствовала себя животным, а не сравнительно развитым человеческим существом. В такси она думала, что они посидят, выпьют шампанского, вспомнят давние времена, а теперь хотела трахнуться с ним. До боли в зубах.
— Не думай, что я хочу вернуться к старому, — сказала она после его поцелуя.
— А я и не думаю.
У Роберта было специфическое выражение лица перед постелью, и сейчас она его видела. Слегка стеклянные глаза, как будто разум покинул тело. Все мужчины выглядят по-разному в эти минуты. Интересно, подумала Симона, как будет выглядеть Стив Омаха. Интересно, как выглядит она сама? Страстной, без сомнения. Верящей. Может, на этот раз ей удастся преодолеть барьер.
— Я чувствую себя такой язычницей, — сказала она, сбросив платье и демонстрируя Роберту черную шелковую комбинацию, которая почти не закрывала груди, чуть опухшей от предстоявших месячных. — Красиво? — спросила Симона, делая пируэт и задирая рубашку на голову. Хотя он и не любил ее, хотя она не любила его, но знала, что Роберта волнует ее роскошное тело.
В эту минуту Симоне стало жаль тех несчастных женщин, которые не знают удовольствия созерцать свое тело. Доктор Хокер часто восхищался ее телосложением. Иногда несколько минут рассматривал ее до того, как опрокинуть на кресло. Но больше всего он любил отсасывать ее, держа ступни ее ног в руках. Она была маленькой, изящной, прекрасно сложенной, а ее маленькие ступни очень его возбуждали. У него ступни были широкие и розовые, какие-то младенческие. Он как-то сказал, что у его жены ноги, как у пехотинца, и Симона поняла, как это огорчает человека с таким развитым эстетическим чувством. Когда-нибудь она спросит его, почему он женился на женщине с ногами пехотинца, хотя, наверное, ей будет не интересно слушать его ортопедические объяснения.
Роберт задернул шторы в спальне и начал ласкать ее жаждущее тело. Она уже забыла его нежные прикосновения, забыла, как волнительно предвкушать момент входа в нее. Рот его ласкал правый сосок, левая рука гладила левый сосок, пока оба они не затвердели, и она ощутила знакомый жар во влагалище. Клитор невероятно разбух. Ей хотелось, чтобы он что-нибудь с ним сделал. Если бы кто-то избавил ее от ужасной проблемы оргазма, она была бы благодарна ему всю жизнь, которая будет не слишком долгой, если будет так продолжаться.
— Поиграй со мной, — сказала Симона, чувствуя, что если сейчас не поиграть с клитором, то взлетит до потолка. Она давно так не возбуждалась и думала, не связано ли это с похоронами бедного мистера Сверна. Смерть, как считается, порождает эротический эффект. Роберт ей об этом рассказывал. Она так тяжело дышала, что горло пересохло, и она попросила дать ей глоток шампанского.
— У меня перехватило дыхание.
— Сейчас принесу.
Она глотнула вино, и газ ударил в нос. Роберт принес новую бутылку, два высоких бокала и наполнил их. Симона окунула палец в бокал и смазала соски ледяным шампанским.
— Смотри, — сказала она, — им не нравится.
— Они не умеют пить.
— Предатели, вот уж не думала.
Роберт слизал шампанское с сосков.
— Я бы хотела натереть все тело, — сказала она. — И когда ты будешь меня трахать, у тебя во рту будет приятный вкус. Хочешь?
— Чудесно, — рассмеялся он. — Но не лей слишком много, а то будет неприятно.
— В такую жару освежает.
Она натерла шампанским руки, ноги, живот и обильно смочила лобок, но так, чтобы не испачкать простыню. Клитору тоже досталось. Он тут же успокоился. Может, если она не сумеет кончить, то хоть не будет мучиться. Но какое же это дорогое решение проблемы! Она представила свою будущую жизнь, когда придется покупать шампанское для эротических целей. Кто знает? Может, дело того стоит. Она сократит другие расходы.
Когда Роберт погрузил язык в нее и начал высасывать шампанское, Симона ясно поняла, что дело того действительно стоит. Наверное, можно найти подешевле консервы для Чу-Чу. Роберт редко играл с ее клитором, когда они жили вместе, и тогда ей этого не очень и хотелось, но после появления доктора Хокера она пристрастилась к этому. Но как бы ни возбудилась, оргазм не наступал. Временами она чувствовала его близость. Через месяц ей будет двадцать пять. ОНА ДОЛЖНА КОНЧИТЬ!
Роберт перестал целовать ее, нежно вытер губы о живот и приготовился к главному действию. Симона не любила прикасаться к пенисам, они ее пугали, а у Роберта был такой длинный, что боялась вдвойне, и вот он вошел в нее. Она чувствовала себя маленькой девочкой.
— Подложи под меня подушку.
Так было лучше. Клитор приподнимался, и она больше возбуждалась. Роберт двигался медленно, плавно и ритмично, но не этого хотела Симона. Она жаждала, чтобы мужчина вторгался в нее изо всей силы, жаждала яростной схватки двух тел, хотела, чтобы ее зад тискали, шептали в ухо непристойности, кусали и мяли тело. Может, она кончит? Так никогда не было. Роберт Фингерхуд мог заниматься с ней любовью двадцать четыре часа в сутки, но Симона не кончала. Он слишком нежный, и хотя любила его за это, ей нужно было другое. Ей нужен более дикий и неистовый мужчина.
— Давай, — сказал Роберт, все его тело задрожало в предвкушении оргазма, ритм ускорился, и когда семя вливалось в Симону, она думала о Стиве Омахе и его великолепных усах.
Они лежали в постели и допивали шампанское. Симона уже хотела было спросить Роберта, как у него дела с Анитой, и в эту секунду почувствовала странный запах и резко села.
— Роберт, чем-то пахнет.
У него лицо тоже стало испуганным.
— Дым!
Симоне захотелось залезть под одеяло, спрятаться и ждать спасения, но она давно решила бороться со своей трусостью, поэтому выскочила за Робертом из постели, трепеща от страха. В столовой одна черная свеча упала, и теперь горели бумаги на столе, горела диссертация Роберта. Некоторые листы чуть обгорели, многие сохранились целиком. Симона никогда не присутствовала на пожарах, да еще в квартире, и оцепенела от вида языков пламени. Роберт побежал на кухню за водой. Как сквозь вату, слышала его крик, он просил помочь сбить огонь, но она не могла пошевелиться.