Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расскажем по поводу этого цареубийственного девиза и в подтверждение его древности один поистине убедительный исторический эпизод: «Депутат Грегуар представил Конвенту медаль, отчеканенную в 1642 году: с одной стороны на ней изображена рука, выступающая из туч и скашивающая три лилии острым мечом. Надпись гласит: Talem dabit ultio messem (такова жатва, которую принесет месть). На обратной стороне другая рука поражает молнией разбитые корону и скипетр со словами: Flamma metuenda tyrannis (при виде этого огня тираны затрепещут)»[443].
ПРОРОЧЕСТВО ПАРАЦЕЛЬСА О БУРБОНАХТот, чье могущество заставило выйти из-под земли Цветок, более славный, нежели все другие, приведет к тому, что в своё время и в своем месте он высохнет и загниет: вот что случится с Тобой, нынешняя Полевая Лилия! Завтра, как говорит Христос, Ты будешь брошена в печь… это означает, что ты уйдешь в одиночество, гибель и изгнание; и в этом всеобщем и беспримерном уничижении Ты будешь смирена воспоминанием о минувших годах. Благодаря благоразумию и страху перед Господом, Ты могла бы сделать свое положение стабильным и цветущим; но Твое собственное лукавство привело Тебя к гибели, и вот Тебе надлежит выйти из того места, в которое Ты вошла.
(Prognosticatio eximii doctoris Paracelci, s. l., 1536, in-4, fig. 11).
ПРОРОЧЕСТВО ИОАХИМА ФЛОРСКОГО Confusio & Error vitiabitur. (Vaticinium XIX)На двух колоннах неравной высоты возвышаются Символы двух Властей — папской и королевской. Над третьей колонной (которая ниже остальных) выступает рука, вооруженная косой, которая угрожает этим двум Властям.
Как не признать в ней слепую и безличную Силу народа, обрушивающуюся на Корону и на тиару?
Мне совершенно безразлично, к какому именно папе подобный комментатор мог применить этот пророческий рисунок. Для меня этот и без того ясный иероглифу носящий эпиграф: Повсюду распространятся лишь Смута и Заблуждение, в Развращении, выражает то положение вещей, которое достигло своего апогея в 1793–1794 годах, в эпоху Террора.
Эту медаль можно увидеть в Национальной библиотеке, где она хранится.
А вот, со слов Каде де Гасикура, перевод зашифрованного масонского уведомления, которое распространялось стараниями Калиостро во Франции, равно как и в Англии: «Всем истинным масонам, во имя Иеговы! Настало время, когда должно начать строительство нового Иерусалимского храма. Этим извещением мы призываем всех истинных масонов в Лондоне собраться во имя Иеговы, единственного, в ком есть божественная троица, встретиться завтра вечером, 3 числа сего месяца 1786 года, в 9 часу, в таверне «Рейли», great queen street (на улице Великой королевы), дабы составить план и заложить краеугольный камень истинного храма в видимом мире…
КАЛИОСТРО»[444].
Я полагаю, для тех, кто знаком с масонскими символами храма Соломона, смерти Адон-Хирама и его грядущего воскресения, это уведомление понятно.
Но довольно о Калиостро и путешествующих адептах: рассказы и комментарии, которых потребовала бы их история, заполнили бы половину этого произведения…
Но если я вдаюсь во все эти подробности в главе, которая должна, по-видимому, касаться колдовских процессов, то лишь потому, что, умножая число документов, я стремлюсь наглядно показать титаническую борьбу между адептами двух различных посвящений; борьбу, таинственные приготовления которой были символизированы и неизбежный исход которой был предсказан Сен-Мартеном, по всем правилам самого изысканного эзотерического искусства, в эпико-магической поэме в ста двух песнях: «Крокодил, или Война Добра и Зла, происходившая в правление Людовика XV; посмертное творение любителя сокрытых вещей»[445].
Эта чудовищная война — в реальности которой я ручаюсь, не обещая раскрыть ее историю, по крайней мере, здесь, — относится, по различным причинам, к теме главы, озаглавленной «Человеческое правосудие»; и лишь поверхностные читатели могли бы увидеть в ней бесплодное и неоправданное отступление: живой символ наших человеческих требований, Французская революция, вдвойне справедливая и законная в своей основе, оказалась вдвойне несправедливой в своем применении; и именно этим человеческое правосудие отличается от правосудия Божьего.
Творить Зло, исходя из справедливого закона— более оскорбительно для праведной совести, нежели творить Зло на основании принципа беззакония.
Всякое дерево приносит плод по роду своему; худое дерево приносит худой плод, это в порядке вещей: настанет день, когда худое дерево будет выкорчевано, распилено и брошено в огонь. Но доброе дерево может приносить худые плоды, лишь когда оно вырождается и портится; и зрелище подобного повреждения всегда бывает горестным; оно может совершаться только в «лаборатории» Скатаны и по закону Бичера, то есть неустранимого антагонизма.
Мы уже видели, и мы еще в этом удостоверимся, что режим Террора был плодом нечистого Бинера.
Поистине загадочное и ошеломляющее, это длительное исступление самого благородного и самого цивилизованного из народов, сбивало с толку проницательность всех историков. Кто не потерялся бы в бессильных догадках при виде этих периодических разливов национальной крови, куда Франция, превращаясь в вакханку, с наслаждением погружается с этими исступленными и в то же время величественными возгласами, которые словно бы несут на себе отпечаток лихорадочной восторженности, исполненной бешеной радости и отчаяния?
Для того чтобы пролить внезапный свет на эту странную эпоху, столь богатую катаклизмами, достаточно будет нескольких строк аббата Констана (Элифаса Леви): «Мы помним о странной речи, с которой обратился к самому Казотту, осуждая его на смерть, председатель революционного Трибунала, его собрат и товарищ по посвящению. Страшная разгадка 93-го года по-прежнему сокрыта в самом темном святилище тайных обществ: адептам доброй воли, желавшим освободить народы[446], другие адепты из противоположной секты, связанной с более древними традициями, оказали страшное сопротивление с помощью средств, аналогичных средствам их противников; они сделали невозможным практическое применение великого аркана, разоблачив теорию. Толпа ничего не поняла; но она не доверяла никому и в унынии пала в пропасть еще большую, чем высота, на которую ее желали поднять. Великий аркан остался еще более неизвестным, чем когда бы то ни было; однако адепты, нейтрализовав друг друга, не могли проявить силу ни для того, чтобы подчинить себе других, ни для того, чтобы освободиться самим: поэтому они взаимно осуждали друг друга как изменников и обрекали друг друга на изгнание, самоубийство, кинжал и эшафот»[447]
Оставим пока в стороне Казотта и его процесс; мы скоро уделим этому эпизоду всё внимание, которого он заслуживает: радуясь тому, что можем представить интересующимся подробности неоспоримой подлинности, которые, обладая необычайной важностью, тем не менее, обычно игнорируются.
Приберегая на потом, но не теряя из виду эту столь показательную сцену большой революционной драмы, обратимся к автору одной интересной и добросовестной работы, вышедшей в 1819 году под названием: «О тайных обществах Германии, секте иллюминатов, тайном Трибунале и т. д.»[448].
Этот очеркист — который не может обладать осведомленностью аббата Констана в вопросе Иллюминатов, — предъявляет всем адептам один и тот же упрек. Ему неведомы никакие различия между двумя школами.
Однако поразительно наблюдать, как он пишет за сорок лет до публикаций знаменитого оккультиста фразы в таком духе: «Чтобы отыскать ключ к Революциям, начиная с казни Карла I и заканчивая казнью Людовика XVI, необходимо всегда возвращаться к этой неуступчивой секте… Красный колпак, который, как мы видели, в 1793 году стал эмблемой Якобинцев, был украшением британских Индепендентов, когда Кромвель пришел к власти. Чтобы не ходить далеко, не странно ли, что в самый разгар нашей Революции первые роли исполняли Паши, Мараты, Клотцы, Лазуские, Буонаротти и Миранды — швейцарские, немецкие, польские, итальянские и испанские Иллюминаты!.. (стр. 179).
Мы уже видели, что в Ордене Иллюминатов было три степени. Самым высоким был ранг Великого Магистра; герцог Орлеанский был облечен им во Франции за несколько лет до Революции… (стр. 226).
Императоры Иосиф II и Леопольд, проникшие в тайны Иллюминатов, стали жертвами Aqua Toffana. Решения о повстанческих движениях 5 октября, 20 июня и 10 августа были приняты на собраниях адептов и посвященных, в ложе Общественного договора, на улице Кок-Эрон: я знаю это со слов очевидца. Робеспьер играл определенную роль, но он не был посвященным[449]: поэтому его свергли.