Отпусти, ты с ума сошел! Больно!
Момулов убирает второй штиблет и уходит.
(Глядя вслед и поглаживая пальцы, тихо.) Говночист!.. (Уходит.)
Картина четвертая
Гостиная в доме Берии. Ковры и оружие на стенах, кальян, китайские фонарики и черная лаковая ширма с драконами. У зеркала в шелковом халате Берия. В руках у него пачка скрепленных листков. В глубине сцены — безмолвный Кобулов.
Берия (глядя в зеркало, гневно, сначала вполголоса). Как ты посмел… Как ты смог… Как тебе позволила твоя черная совесть… (Поворачивается к Кобулову, громко.) Как ты посмел предположить, неблагодарная свинья!.. Нет, что-то не то… (Задумывается, шепчет про себя.)
Кобулов. Может быть, так: как ты посмел обмануть мое доверие!
Берия. Доверие — это годится. (Громко.) Как ты посмел обмануть мое доверие, мерзавец, шпана, сопляк, — нет, слабо, слабо. Кобулов. Может быть: мудак? Нет, это не из моего лексикона. Собачий сын… Щенок… Щенок! Это классика. (Кричит.) Как ты посмел обмануть мое доверие, щенок!
Кобулов. Папа лучше, чем у Тарзана! (Хохочет.)
Берия. Папа, папа… Между прочим, по части папы. Что ты там за историю наплел своему новому закадычному дружку про нашу с тобой педагогическую поэму? Э? Момулов! (Входит Момулов.) Ты знаешь, как судьба свела нас с Богданом Захаровичем?
Момулов кивает.
Нет, ты не знаешь, Момулов, последнюю версию. Оказывается, маленький мальчик Богдаша Кобулов был беспризорником в Кутаиси и жил в паровозном котле.
Кобулов. Я не говорил, что в паровозном!
Берия. Не мешай. Когда этот чумазый цветок жизни сидел однажды в котле, совсем несчастный, мимо, на его счастье, проходил молодой добрый чекист Лаврентий Берия. Он увидел мальчика, заплакал…
Кобулов. Я не говорил, что заплакал!
Берия. Тебе пленку прокрутить? Или лучше я сам расскажу, как уголовник Богдан Кобулов был приговорен в Махачкале к высшей мере наказания и так рыдал и клялся родной любимой мамой, которую сам свел в могилу…
Кобулов. Папа, прости!.. Что я такого плохого сказал?
Берия. Про себя можешь плести все, что хочешь, — сам ответишь. А из меня не надо Деда Мороза делать, я не Никита Хрущев, меня сам Сталин уважал и, если хочешь знать, боялся!
Кобулов (виновато). Я знаю, папа.
Момулов уходит.
Берия (Кобулову). Огорчился, птенчик? И напрасно. Радоваться надо. (Ворошит пачки листов.) Я еще раз прочитал докладную нашего героя и скажу тебе честно: сам не ожидал от него такой прыти. Он не просто идет нам навстречу, он опережает наши желания. Со временем это можно будет издать как квалифицированную военно-историческую экспертизу. (Трижды плюет через плечо.) Ты помнишь его разработку на основе бутылки виски?
Кобулов. Я это место три раза прочитал.
Берия. В нашем скромном полковнике умирает военный сыщик-любитель. Шерлок Холмс, Нат Пинкертон.
Кобулов. Поп Гапон.
Берия. Типун тебе на язык, Кобулов. При чем тут Гапон? Он был провокатор.
Кобулов. Прости, папа.
Входит Момулов с венгеркой на плечиках и со штиблетами.
Берия. Уже привезли? (Кобулову.) Ты что, за ним посылал реактивный истребитель? Кобулов. Нет, Гогулию.
Берия, переодетый, жестом удаляет Кобулова. Тот уходит. Берия, посмотревшись в зеркало, подходит к столу, кладет перед собой скрепленные листы, склоняется над ними и бросает через плечо Момулову:
Берия. Давай.
Момулов выходит. Берия неподвижно стоит, склонившись к столу, спиной ко входу. Нестеров входит и замирает у двери, не решаясь нарушить занятий маршала.
(Бормочет, перелистывая страницы.) Как он посмел обмануть мое доверие… Как совесть позволила… мерзавец неблагодарный, щенок…
Нестеров. Здравия желаю, товарищ маршал.
Берия (медленно и тяжело обернувшись, тихо). Добрый вечер, Егор Иванович… Извините, но я по-домашнему. Немножко нездоровится. Что делать — годы, сердце пошаливает. Вот вы, наверное, даже не знаете, с какой стороны у вас сердце… проходите, присаживайтесь.
Нестеров проходит и садится на край кресла.
Может, вы слышали, есть такая старая народная сказка: один юноша, тоже такой молодой, здоровый, как вы, захотел быть первым человеком у своего царя. Царь сказал ему: «Я тебе дам самую высокую награду, но ты за это принесешь мне сердце родной матери». Юноша пошел, убил мать, вырвал сердце и понес царю. Но по дороге споткнулся об камень и упал. И вдруг слышит, сердце спрашивает его голосом матери: «Ты не ушибся, сынок?» (Последние слова Берия произносит сквозь слезы.) Я почему-то вспомнил эту сказку вчера вечером, когда читал вашу докладную.
Нестеров. Я не совсем понимаю, товарищ маршал…
Берия. И я не понимаю, вот что самое страшное. Зачем вам это понадобилось?
Нестеров. Виноват, что именно?
Берия. Именно? Безжалостно заронить в мое сердце такие подозрения, от которых я не спал всю ночь, не могу нормально работать, нормально жить, дышать…
Нестеров. Товарищ маршал, выслушайте меня, пожалуйста. Для меня — это просто личная катастрофа. Ведь если то, что обнаружилось, — правда, то… Ведь я там был, я участник событий, я столько раз читал документы, зашифрованные личным кодом командующего, и ничего не видел, не замечал… Вообще очень странно, что никто до сих пор не обращал внимания на факты, которые лежали на поверхности. Я не прибавил от себя ни слова, только сопоставил документальные данные… Я только немножко копнул…
Берия. Кого вы копнули? Вы соображаете, на каких людей вы замахнулись, кого взяли под подозрение?
Нестеров. Товарищ маршал, это мой долг — доложить вам… Как бы вы поступили на моем месте?
Берия. Вы требуете, чтобы и я перед вами отчитывался?
Нестеров. Я — никак нет, этого я не требую. Но если после смерти товарища Сталина я случайно в архивах военного времени обнаруживаю нити давнего заговора против него, я обязан доложить об этом министру внутренних дел. Даже если сам я в душе не могу поверить в участие командующего в этом страшном деле.
Берия. Сердце болит, сердце…
Нестеров. Я позову кого-нибудь?
Берия. Не надо. Вы понимаете, что речь идет о моих старых товарищах по партии — да при чем здесь мои чувства? — речь идет о членах Президиума ЦК, о выдающемся военачальнике… Спасшем Родину, Европу, мир… спасшем вас, тогда юного лейтенанта, из трудной ситуации…
Нестеров. Я понимаю, на что пошел. Но от моей личной воли уже ничего не зависело. Факты сильнее меня.
Берия. Если вы действительно понимаете, к чему вы прикоснулись, вы должны отдать себе отчет в том, что вам грозит в случае ошибки. Еще вчера я назначил компетентную комиссию экспертов для детальной проверки ваших выводов. Если комиссия выводов не подтвердит — трибунал и расстрел. И даже я не смогу и не захочу вас спасти. Сейчас единственное, что я могу для вас сделать, — это заменить одиночную камеру домашним арестом. В знак уважения к вашим боевым заслугам. И еще потому, что я чисто по-человечески виноват, что засадил вас в архивы, может быть, на вашу беду. Сдайте оружие.
Нестеров снимает пояс с пистолетом и отдает Берии. Молча стоит перед ним.
Вас проводят до машины, Егор Иванович. Там вас ждут и отведут домой. Ваше новое положение вам подробно объяснит Гагулия. Нестеров. Разрешите идти?
Берия машет рукой. Нестеров уходит. Берия берет скрепленные листы, тщательно рвет их на мелкие кусочки и бросает в корзинку для бумаг.
Берия. Момулов!
Входит Момулов.
Мне сегодня принесли сводку новых анекдотов. Есть смешные. Например: Берия обходит Лубянку. Охранник сидит и читает книжку. Берия ему говорит: «Ах, Момулов, Момулов, все аварские сказки читаешь, а академик Белобородов третий день голодный сидит». Ты думаешь, моя фамилия Белобородов?
Момулов, склонившись, выходит. Берия подходит к дивану и ставит любимую пластинку. Момулов и Кобулов вкатывают сервировочный столик. Берия, стоя, начинает закусывать.
Когда дорога жизни выводит тебя на перевал, где на каждом шагу подстерегают пропасти и обвалы, приятно сознавать, что за тобой идут друзья. Это не каждому дано. У тебя, например, Кобулов, каждый встречный — друг, пока ты его к стенке не поставишь.