Читать интересную книгу Экспансия – I - Юлиан Семенов

Ответ. — В кабинете Гитлера нас ждал Гиммлер. Фюрер спросил Гейдриха, что есть нового по делу Штрассера. Тот ответил, что дополнительной информации, кроме той, которую он передал ему вчера, сообщить не может. Тогда фюрер, отчего-то разгневавшись, сказал: «Каждый из вас человек воинского долга и присяги. Приказ командира — истина в последней инстанции. Нарушение приказа — какой бы пост вы ни занимали — грозит каждому из вас расстрелом. Вы себе это уяснили достаточно ясно?» Мы ответили, что это нам ясно. Тогда, несколько успокоившись, Гитлер продолжил: «Никто так не опасен движению, как человек, который был поднят к руководству, знал высшие тайны НСДАП и рейха, а потом был сброшен волей нации с занимаемого поста. Никто так не опасен движению, как тот, кто присвоил себе право выдвигать собственные концепции, идущие вразрез с теми, которые выдвинул я. Это есть не что иное, как предательство интересов национал-социализма! Любое „ячество“, любая претензия на собственную точку зрения, пусть это даже прикрывается высокими словами о благе нации, подлежат быть искорененными огнем и мечом. Вы согласны, Гиммлер?» Тот не ожидал вопроса, поэтому ответил растерянным и чересчур аффектированным согласием. «Поскольку старшего, Грегора Штрассера, — продолжал Гитлер, — мы успели схватить и он был казнен, к сожалению, слишком легко, расстрел — это смерть солдата, изменника надо было рвать на куски щипцами для маникюра, — остался Отто. Он не знает всего, но он был руководителем заграничной организации НСДАП, он имеет целый ряд важнейших данных, которыми интересуются секретные службы Лондона, Москвы и Вашингтона. Поэтому я приказываю вам казнить его, чего бы это ни стоило». Гейдрих ответил, что ему понятно задание; я предпочитал молчать. Фюрер продолжал: «Чтобы операция прошла успешно, я сам продумал ее поэтапный план. Я помню крах дела с герцогом Виндзорским, поэтому извольте следовать моему плану, это гарантирует удачу. Итак, во-первых, вам надлежит выяснить нынешнюю резиденцию Отто Штрассера. Во-вторых, после этого он должен быть уничтожен любым путем. В-третьих, я даю вам, Шелленберг, абсолютную свободу действий, не думайте о способах, любой способ хорош, когда речь идет о казни изменника, урок другим мерзавцам, профилактика настроений в стране, способ единения массы вокруг того, кого она, эта масса, назвала своим фюрером. Никто — повторяю, ни одна живая душа на свете — не должен знать об этом моем приказе»… Мы вернулись в кабинет Гейдриха и там продолжали обсуждение предстоящей операции. Я не мог понять, отчего я избран на эту роль. Мне даже показалось, что Гиммлер и Гейдрих проверяют меня после неудавшегося похищения герцога Виндзорского. Потом адъютант доложил Гиммлеру, что по его вызову прибыл профессор из Мюнхенского университета. Гиммлер объяснил, что этот профессор является крупнейшим бактериологом. «Он вручит вам яд, которым вы убьете Штрассера. Но имейте в виду, при нем ничего нельзя говорить о полученном вами задании», — добавил он перед тем, как пригласили профессора.

Вопрос. — Его имя?

Ответ. — Не помню.

Вопрос. — Вы помните.

Ответ. — Я помнил, но сейчас его имя вылетело из памяти…

Вопрос. — Профессор Штойбер?

Ответ. — Может быть…

Вопрос. — Хотите послушать его показания?

Ответ. — Был бы вам признателен.

Вопрос. — Ну что ж, слушайте… «Шелленберг в присутствии Гиммлера и Гейдриха был ознакомлен мною с правилами обращения с ядом фелозиласкиназа. Я заверил Шелленберга, что одна капля яда убьет любого человека; шанс — тысяча против одного. Смерть наступает с признаками, подобными тифозному заболеванию, что весьма выгодно с точки зрения возможной врачебно-медицинской экспертизы». Правильные показания?

Ответ. — Да.

Вопрос. — Что было дальше?

Ответ. — Вы же, судя по всему, знаете.

Вопрос. — Что было дальше?

Ответ. — Профессор вручил мне две бутылки яда… Хотя нужна была одна капля… Вернувшись в кабинет, я первым делом запер эти бутылки в сейф. Затем пригласил штандартенфюрера Биста. Разговор с ним был бесполезным, он мало что знал и о «Черном фронте» и о самом Штрассере. Через два дня после того, как наши техники приготовили для меня специальный саквояж с металлическим сейфом, вмонтированным в него, чтобы хранить бутылки с ядом, я вылетел в Лиссабон, более всего опасаясь таможенного досмотра. К счастью, меня встретили португальские друзья из секретной полиции, имен которых я не помню…

Вопрос. — Не помните имен друзей?

Ответ. — Это были люди другого уровня, их имена знать не обязательно.

Вопрос. — Но вы назвали их друзьями…

Ответ. — Не врагами же мне их называть… Словом, я благополучно прошел таможенный досмотр и поселился в доме одного из португальских контактов…

Вопрос. — Имя?

Ответ. — Полковник ду Сантуш.

Вопрос. — Вы провели у него одну ночь?

Ответ. — И день… У него-то я воочию и убедился в том, на что идут наши рейхсмарки… Мне принесли на подпись чеки из обувного магазина, купили «на нужды операции» тринадцать пар туфель. По ошибке к чеку были подколоты бумажки из магазина с размерами купленной обуви — начиная с детской и кончая женскими, из Парижа, самыми дорогими. А вообще эта поездка оказалась для меня настоящим отдыхом, потому что в течение двух недель, пока агентура португальцев рыскала по Лиссабону, я купался и загорал. А Отто Штрассер так и не появился в Лиссабоне… Две бутылки с ядом, спрятанные в водонепроницаемом сейфе, были утоплены во время морской прогулки, я сообщил Гейдриху, что Штрассер так и не появился, видимо, информация, полученная им, была ложной. Я предложил продолжить наблюдение в Лиссабоне, но уже без меня, написал в телеграмме, что вернусь в Португалию для приведения приговора в исполнение, как только Штрассер будет установлен. По прошествии двух дней Гейдрих ответил, что он согласен с моим предложением… Я вернулся в Берлин, опасаясь гнева фюрера, но на мое счастье в это время Гесс улетел в Англию и вообще оставалось чуть больше месяца до начала войны против России…

Вопрос. — Вы были привлечены к разработке плана этой войны? Как вы работали накануне войны?

Ответ. — Русская секретная служба к тому времени развернула весьма серьезную активность в Германии и на оккупированных территориях. Точнее говоря, они никогда и не сворачивали своей активности. Мне было вменено в обязанность организовать не только разведывательную, но и контрразведывательную работу против России, используя для этого и нашу агентуру, и белую гвардию, и людей из окружения князя Багратиони, провозглашенного царем Грузии, и украинских повстанцев Мельника и Бандеры. Но работа эта была чрезвычайно трудная. Когда я летал в Норвегию, чтобы обсудить с протектором Тербовеном координацию работы наших людей и абвера с его сотрудниками, мне удалось перевербовать норвежку, участницу Сопротивления, которая после двух встреч призналась в том, что ей было вменено в обязанность убить меня. Она боялась мести подпольщиков, и я — в благодарность за ее признание и переход на нашу сторону — дал ей новые документы и отправил в Португалию. Кажется, затем она перебралась во Францию. Она присылала поразительную информацию, которую я иногда даже докладывал фюреру. Однако после освобождения Франции я получил сообщение от моих информаторов, работавших в Париже, в посольствах нейтральных стран, что эта очаровательная девушка получила новый паспорт и появлялась на приемах у британцев, американцев и русских.

Вопрос. — Фамилии ваших информаторов?

Ответ. — Я должен вспомнить… Я не помню, кажется, это были люди из испанского посольства.

Вопрос. — Имя и фамилия этой девушки?

Ответ. — Я знал ее как Марианну Крис.

Вопрос. — Под какой фамилией вы отправили ее в Португалию?

Ответ. — Кажется, как Кристину Ливерс.

Вопрос. — Когда это было?

Ответ. — Точно я не помню…

Вопрос. — Опишите ее.

Ответ. — Высокая блондинка, с очень большими голубыми глазами, на левой щеке маленькая родинка, размер обуви «шесть с половиной».

Вопрос. — Продолжайте.

Ответ. — Начиная с лета сорок второго года, после того как я посетил Гиммлера в его штаб-квартире в Житомире, я посвятил себя делу реализации моей идеи о заключении почетного мира с западными державами.

Вопрос. — Это — другое дело. Считаете ли вы себя виновным в подготовке террористических актов, похищений и отравлений?

Ответ. — Нет. Я выполнял приказ.