Секундант является уже под вечер. Я его знаю – это сам глава клана. Впрочем, ничего удивительного – могу представить себе, какой у них поднялся переполох, когда они всё узнали. Я открываю дверь. Секундант застывает на пороге, потом медленно, не сводя с меня глаз, как-то бочком-бочком протискивается в дверной проем. Видимо, тот самый побочный эффект, о котором говорил Андрей. Что ж, хорошо, в данном случае он работает на нас.
Если вы думаете, что верховный вампир Центрального района выглядит как какой-нибудь весь из себя депутат или бизнесмен, то ничего подобного. Возможно, в новостройках или где-нибудь в Москве это действительно так – такие у них представления о солидности и значительности. Наш питерский вампир не особо старается – на нем довольно-таки обшарпанная курточка, пиджачок с растянутыми локтями, орденская планка на пиджаке – правда, все медали юбилейные, – тяжелая деревянная палка-трость, темные очки. Он и в самом деле пережил здесь блокаду, и я никогда не спрашиваю у него, как именно пережил, – это из тех вещей, которые я слишком хорошо себе представляю, а потому не хочу знать.
Я ставлю на стол бокалы. Андрей открывает бутылку, разливает вино. Я достаю конфеты в вазочке, печенье, вываливаю в салатницу купленный в магазине готовый салат – на случай, если соседи заглянут за солью или за спичками, они любят заглядывать в такие моменты. Потом мы втроем садимся за стол.
– Я предлагаю такой вариант: ты возвращаешься к нам, а за это мы не трогаем врача, – говорит секундант сразу, без подготовки.
Он слишком встревожен, чтобы ходить вокруг да около. Голос у него хриплый и по-старчески дребезжащий, но мне приходится закусить губу и повыше поднять подбородок, чтобы справиться с собой. Это голос вампира – очень старого и очень сильного вампира, и меня от него трясет.
– Если вы тронете врача, я тут же сдам его убийц, – не раздумывая, отвечает Андрей и, обернувшись ко мне, добавляет: – Вы ведь разрешите мне воспользоваться телефоном?
– Конечно, – киваю я. – Больше того, я провожу вас до отделения милиции, если будет нужно написать заявление.
– Это вы называете нейтралитетом?! – грозно скрипит секундант.
– Вот именно. – Я смотрю ему прямо в глаза, потому что, если перестану контролировать его взгляд, не выдержу, брошу все и побегу в ванную. – Именно это я и называю нейтралитетом. Убийства для утоления голода – здесь я ничего не могу поделать, люди должны разбираться с этим сами, но, если речь идет об убийстве из мести или о политическом убийстве, я не буду оставаться в стороне. Возможно, вы не представляете до конца, что будет, если вы превратите охоту в войну, но я прекрасно себе это представляю. Видела много раз и не хочу видеть снова.
Приходится щегольнуть древностью своего происхождения. Может быть, это произведет впечатление?
Если и производит, то совсем не такое, какого я ожидала. Старый вампир отводит взгляд от меня и сосредоточивается на Андрее.
– Ну что ж, – говорит он, медленно растягивая слова, будто в самом деле не знает, что делать дальше. – Если нам не удалось договориться, мне придется просить.
И вдруг он соскальзывает со стула и оказывается на полу, на коленях перед Андреем. Андрей невольно отшатывается, но старик хватает его за запястья.
– Мальчик, – говорит он, – послушай, мальчик. Ты ведь в самом деле не хочешь этого. Ты ведь не хочешь погубить тысячелетнюю культуру ради каприза, прихоти, дурного настроения? Что с тобой? Ты поссорился со своей девочкой? Поверь мне, это пройдет, ты и не вспомнишь. Все как-нибудь уладится, и я тебе помогу, но не совершай непоправимых поступков.
– Да не собираюсь я ничего разрушать, – в сердцах говорит Андрей, пытаясь освободиться от его железной хватки. – И встаньте наконец, зачем вы паясничаете? Я просто хочу уйти, хочу вернуться, хочу стать тем, кем был прежде. Я никого не позову за собой, уж поверьте.
– Ничего ты не понимаешь, мальчик, – говорит старик устало, но так и не поднимается с коленей. – Может быть, сейчас за тобой никто не пойдет. Может быть, следующий дезертир появится через сто лет. Но для нас с тобой сто лет – не такой уж и долгий срок.
– Для вас, но не для меня, – говорит Андрей, и ему даже удается улыбнуться.
– Для меня, – подтверждает старик, – Я оттого и стал главой клана, что думаю о будущем. Что с нами будет, если мы превратимся в этакий охотничий клуб, куда можно войти и выйти? Может, мне начать собирать членские взносы? Может, развернуть рекламную кампанию? Ты думаешь, я не вижу, каков нынешний мир, где все продается, где все напоказ и все понарошку? Ты думаешь, я не вижу, как этот мир стремится разъесть стены нашей твердыни? Ты думаешь, я это допущу?
Он встает на ноги и отряхивает колени.
Андрей что-то пытается объяснить или возразить, но старик взмахом руки заставляет его замолчать:
– У тебя есть время до утра. Если ты вернешься, я забуду обо всем и сделаю вид, что ничего не было. Если предпочтешь прятаться за юбкой, имей в виду, что прятаться придется всю жизнь. Мы будем следить за тобой. Будь осторожен.
И он уходит, не прощаясь. Но хотя бы – о спасибо! спасибо! – не хлопает дверью. А то соседи подумали бы невесть что.
* * *
– Кажется, я втянул вас в неприятности, – говорит со вздохом Андрей. – Поверьте, я не хотел.
Я качаю головой:
– Только себя самого. Мне он ничего не сможет сделать – разве что забить палкой в темном переулке. Да и тут я бы на него не поставила – без своей особой силы он довольно хлипкий старичок, и здоровая женщина вроде меня справится с ним без особого труда. И главное – он не решится враждовать со мной. Без Убежища его молодые горячие парни быстро заедят друг друга. Кланы, посягнувшие на Хозяина Убежища, не выживают – это ему хорошо известно. Так что думай о себе.
– За себя я уже все решил. Только мне, видимо, в самом деле придется какое-то время пожить у вас – пока не соображу еще что-нибудь.
– Милости просим, – улыбаюсь я. – И не думай, что будешь чем-то обязан мне. Это просто моя работа.
Я выпиваю вино из всех трех бокалов и иду на кухню мыть посуду. Я изо всех сил стараюсь не показать ему, насколько я рада. Старик прав в одном – там, где появился один дезертир, рано или поздно появятся и другие. И если Андрею удастся уйти из клана – это будет значить, что лазейка есть. А значит, настоящие люди, волею судьбы ставшие не на ту сторону, неизбежно будут уходить, возвращаться, оставляя всякую шваль, не способную самоорганизоваться. И через много-много веков Ночные Охотники постепенно начнут вырождаться, потом рассеются и наконец исчезнут, как исчезли многие существа, обитавшие на земле до них. И может быть, тогда в один прекрасный день я наконец пойму, что моя работа окончена и наступило время отдыха.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});