Богато одетый ногайский мурза Конкар-ага, ехавший в первых рядах, неодобрительно покачал головой и, не оборачиваясь, махнул рукой. Почти сразу же в Третьяка впилось три стрелы.
— Так и не защитил, — простонал он, с досадой посмотрев на стрелу в груди.
Ухватившись за древко, он попытался было ее вытащить, но тут с легким свистом в него вонзилось еще пяток. Повернувшись к Василисе, он успел лишь молвить:
— Прости, — и тут же тяжело рухнул на землю.
Василиса молча опустилась на колени, не до конца веря в случившееся, всмотрелась в дорогое лицо, которое на глазах покрывалось еле заметной паутинной сеткой смерти, до крови прикусила губу, чтобы не взвыть в голос, нежно поцеловала мужа и, переняв из мертвой руки саблю, грозно выпрямилась над его телом.
— Ну! Кто с русской бабой совладать отважится?! Подходите, твари немытые! — выкрикнула она зло.
Конкар-ага одобрительно поцокал языком:
— Якши уруска. К себе возьму, — и тут же досадливо сморщился — пущенная кем-то из воинов стрела с хищным посвистом впилась Василисе в грудь. Падала она медленно, скорее оседала. Да и потом, уже опустившись на колени, она еще нашла в себе силы взять руку Третьяка, поднести к губам и молча улечься у него на левом плече, как она обычно любила засыпать, только теперь навечно.
— Кто? — мрачно спросил мурза.
Почти тут же незадачливый воин, решивший услужить своему командиру, был грубо стянут с лошади и скручен. Сурово глядя на него, Конкар-ага неодобрительно заметил:
— Ты оскорбил меня, — пояснив: — Теперь из-за тебя кто-то может подумать, будто я напугался русской бабы, — и махнул рукой.
Стоявший сзади дюжий силач Курбан, повинуясь приказу, ловко запрокинул голову виновника и ловко полоснул по горлу кривым острым ножом.
— Отнести тела к воротам, — немного подумав, приказал Конкар-ага. — Храбрый батыр должен умереть в почете, — и сокрушенно вздохнул, осуждающе покосившись в сторону валявшегося в траве с располосованным горлом. — Ах, какую бабу загубил, дурень!
— Их обоих вороги прямо перед Хуптой настигли, — кратко добавил воевода — рассказывать более подробно было тоскливо и совершенно не хотелось.
— Не понял я — порубили? Али в полон пояли? — нахмурился Ляпунов.
— Такого поди возьми в полон, — невесело усмехнулся Мураш и вздохнул: — Откуда токмо силы взялись. Первого, кто налетел, с седла свалил, да как учал сабелькой отнятой помахивать, впору тебе самому.
— Ну уж, — усомнился Прокофий.
— Вот те и ну, — передразнил его воевода, которому за возраст и ум дозволялись и не такие вольности. — Еще не известно, кто кого одолел бы, ежели вас напротив друг дружки поставить.
— Ишь ты, — подивился Прокофий. — Вот уж не подумал бы, что он к сабельному бою свычный.
— Да я и сам зенки вытаращил, — простодушно заметил Мураш. — Все, кто со стен смотрел, только ахали. Три петли с себя ссек, прямо на лету их срубал, ну а потом и его черед пришел. Но бабу свою до последнего боронил, а уж как наземь сполз, так она из его рук сабельку переняла да над телом встала.
— И что, тоже рубилась?! — ахнул Ляпунов.
— Может, и стала б, да басурмане побоялись. Издаля ее стрелами посекли, как и мужа. Так они и лежали, обнявшись. А те хучь и нехристи, а тоже вежество поимели, не надругались. Принесли тела прямо к воротам и оставили, да все орали: «Урус якши батыр!» — добавил воевода.
— Вона как, — задумчиво протянул Прокофий.
— Яко царь дрался, — неожиданно даже для самого себя заметил вдруг его собеседник.
— Ты думай допрежь того, что говоришь, — нахмурился Ляпунов.
— Я к тому, что похож больно, — заторопился с пояснениями Мураш. — Когда еще в новиках хаживал, довелось мне как-то глянуть. Ухватки у нашего Третьяка точь-в-точь с его схожи.
— Дурья башка, — раздраженно проворчал Прокофий. — Они у любого ратника схожи. Коль так бьют — эдак отбиваться надо, а иначе никак, — и, обрывая желавшего что-то возразить воеводу, замахал руками: — Все, все! Боле ни слова, а то наведешь обоих на грех. Ты этого не сказывал, а я не слыхал, и неча невесть чего собирать. Вот сынишка у Третьяка волосом и впрямь похож на маленького царевича. Я слыхал, что тот тоже с рыжинкой. Хотя опять же сколь их, рыжих-то, на свете белом — не сосчитаешь… Ладно. Ты лучше озаботься, чтоб похоронить с почестями, яко воина. Да чтоб вместях с Василисой их в землю положили, а о детишках ихних я сам озабочусь. С собой их прихвачу, в Переяславль. Пред матерью ихней должок у меня остался — вот детям ее и отдам.
Хоронили на следующий же день. Кресты в ногах поставили знатные — с крепкого дуба, тяжелые, прочные. Все кладбище обойди — таких не сыскать. Постарались от души. А насчет детей Ляпунов свое слово сдержал. Когда всадники возвращались в Переяславль, то дочь Настена, прижимая к груди маленького двухгодовалого братика, ехала вместе с ратниками. Глаза у девчонки были зареванными, припухшими от слез, а ничего пока не понимающий Димитрий молчал, как и положено. Оно и правильно. Не подобает мужику реветь по-бабьи. Не личит ему это. И пускай даже ему всего два года — все равно не след. Все ж таки не кто-нибудь — Рюрикович.
Впрочем, о последнем юный Димитрий не знал…
Конец третьей книги
Примечания
1
Строительство будет завершено в 1562 г.
2
Белицы — те, что жили при монастыре, но пострига еще не приняли и были вольны уйти из обители.
3
Имеется в виду священник, т. е. представитель белого духовенства, которому разрешалось жениться.
4
Соборование — одно из семи таинств православной церкви, со вершаемое над больными (обычно перед смертью). Состоит из чтения ряда молитв, после чего больной помазывается елеем. Отсюда и другое название этого обряда — елеосвящение.
5
Здесь имеются в виду размеры икон в вершках, т. е. десятерик означает 10 вершков (45 см), девятерик — девять и т. д. Листоушками называли самые малые, от одного до четырех вершков (4, 5–18 см).
6
Риза — золотая или серебряная накладка на иконе. Сканного дела — украшения на ризе, состоящие из скани (свитый из нескольких волоченных в тонкую проволоку нитей мелкий узор, напаянный на поверхность).
7
Басменное дело — ручное выдавливание штампами на тонких металлических пластинках (здесь — на ризах) различных изображений и узоров (трав).