и превратился в уездный город Тамбовского наместничества. Через год на средства московского купца Милованова построили Троицкую церковь. Еще через год, в августе семьдесят четвертого, к Шацку подошли отряды Пугачева. В городе учредили круглосуточные караулы. Шацкий прокурор писал губернскому начальству: «Все пришли в робость и великое смущение, ибо к тому бунту многие окрестные жители наклоняются»139. Чтобы местные жители не наклонились совсем, власти прислали графа Панина, который вместе со вверенными ему войсками навел порядок в окрестностях Шацка уже к концу октября. На самом деле порядок навести было не так-то просто. Многочисленные шайки грабителей, в которые сбились рассеянные войсками пугачевцы и те, для кого беспорядки были только поводом выйти из тумана и достать ножик из кармана, еще долго держали в страхе обывателей в Шацке и уезде.
Ну вот теперь дошла очередь и до герба. После его утверждения построили еще три церкви в окрестных селах и закончили строительство дороги из Шацка в Ардатов. Дорогу обсадили деревьями, окопали канавами и устроили на ней почтовые станции. В тысяча семьсот восемьдесят седьмом году… не построили церковь, а по предписанию тамбовского наместника, которым был тогда Гавриил Романович Державин, открыли народное училище. Обучаться там могли дети дворян, купцов и духовенства. Городничему Сабурову было велено «на первый случай указом набрать детей хотя бы до двадцати четырех». Купец Милованов отписал для училища дом, из тамбовского приказа общественного призрения прислали учителя, а городничий назначил сторожем солдата из гарнизонной команды. Через три года, как только Державина из Тамбова отозвали, училище закрылось по причине отсутствия в нем учеников. Шацкие обыватели писали в Тамбов правителю Тамбовского наместничества генерал-поручику Звереву: «Купецких и мещанских детей в школах не состоит, да и впредь к изучению в училища отдавать детей не стоит, и мы не видим для себя от них пользы». Так и встает перед глазами шацкий купчина, утирающий полотенцем пот с багрового лица после шестого стакана чаю и говорящий своей Феодулии Ивановне: «Толкуют: просвещенье, просвещенье, а это просвещенье – фук! Сказал бы и другое слово, да вот только что за столом неприлично». Пользы они для себя не видят… Вот и управляй ими гуманно, по-европейски, вот и рассказывай им о пользе просвещения, от которого происходит умягчение нравов, когда руки чешутся всех высечь и насильно… Нет, Петр Алексеевич, конечно, был жестокий тиран и указы писал кнутом, но в том, что касается…
Через шесть лет в селе Черная Слобода, что рядом с Шацком, построили церковь во имя Спаса Нерукотворного. Еще через два года в самом Шацке построили Казанскую церковь. Еще через четыре года, уже в царствование Павла Петровича, город посетил сенатор Лопухин и «нашел, во-первых, тот город выстроенным беспорядочно, а по большей части и тесно, во-вторых, повсеместно одни развалины…». Ну сказал и сказал. И уехал в свою Москву. Через шесть лет после его отъезда в селе Польном Конобееве Шацкого уезда выстроили церковь в честь Воскресения Христова.
По сведениям Шацкой городской думы, в тысяча семьсот восемьдесят шестом году в городе было всего два семейства купцов второй гильдии, а первой не было вовсе. Капитала у этих двух семейств было чуть более десяти тысяч рублей. Зато купеческих семей третьей гильдии было двадцать шесть, и совокупного капитала у них было почти двадцать семь тысяч. Правду говоря, не бог весть какие деньги даже по тем временам. Всего в городе купцов и мещан было около полутысячи душ. Никаких заводов и фабрик в городе не имелось, потому как земля в городе принадлежала живущим здесь еще с основания города однодворцам, бывшим стрельцам, ямщикам, пушкарям и крестьянам, которые купцам под их мыльные, парусные и кожевенные заводы земли внаем не давали от слова совсем. Река была, но пристаней не было. Осетрину, севрюжину, белужину, стерлядей и икру привозили из Астрахани и Саратова на подводах, свежую и соленую. Пригоняли в Шацк скот из донских и саратовских степей, забивали его, солили мясо и продавали. Ну и, конечно, меха. В конце восемнадцатого века они еще были – лисьи, куньи, волчьи, заячьи и беличьи. Все, что не могли продать на ярмарках и торгах в Шацке и уезде, отвозилось на подводах в Москву, Коломну, Тулу, Серпухов, Калугу и даже в Вологду.
Более всего, однако, в Шацком уезде производилось пеньки – каждый год до двухсот тысяч пудов в год. Ее продавали во многих губерниях центральной России. На шацкие торги по продаже пеньки приезжали купцы даже из Архангельска. Проданную пеньку грузили на суда и по Цне, а потом по Оке и дальше по Волге отправляли покупателям. Шацкая городская дума писала в отчете тамбовскому начальству: «…если бы шатское купечество и мещанство сверх того, обращаемого в других товарах капитала и кредита в переворотах денег, имело бы какую способность, то б здешний продукт пеньки, кож и сала топленого могло доставлять прямо к Санкт-Петербургскому порту». Кабы имело какую способность… уж тогда бы беспременно… про пеньку и говорить нечего… но не имело.
Собственный американский табак
В начале девятнадцатого века Шацк населяли полторы сотни купцов, без малого четыре сотни ямщиков, полтора десятка мещан, семь с половиной сотен помещичьих крестьян и почти полторы тысячи однодворцев – тех самых бывших стрельцов, пушкарей и городовых казаков.
Война двенадцатого года настала… Помещик Шацкого уезда Николай Скуратов на военные нужды пожертвовал двадцать пять рублей, а князь Парфений Енгалычев – двадцать, и от сельских жителей пожертвовано было тридцать шесть кулей муки на девятьсот рублей и полторы сотни лошадей, стоивших почти двенадцать тысяч рублей. Обстановка и в губернии, и в уезде была нервная. Тамбовские губернские власти объявили, что за каждого живого или мертвого неприятеля станут платить по десять рублей. Тотчас же началась охота за французскими лазутчиками и мародерами. Нашли их или нет – неизвестно, но дневные и ночные караулы выставили во всех селах и деревнях, не говоря о самом Шацке.
До Шацка боевые действия не докатились, но шатчане приняли в них участие. В военной галерее Зимнего дворца висит портрет кисти Доу уроженца Шацка георгиевского кавалера генерал-майора Павла Ивановича Мерлина. У Павла Ивановича кроме двух орденов Святого Георгия четвертой и третьей степеней, кроме ордена Святого Владимира третьей, ордена Святой Анны с алмазами и прусского ордена Красного орла одних только золотых шпаг «За храбрость» было две. Кстати, о золотых шпагах «За храбрость». Петр Николаевич Шуринов, бывший шацким городничим в течение двух лет, был награжден такой шпагой за отличие в Бородинском