Читать интересную книгу Тень - Квинтус Номен

Но Фея меня пару раз пинала, а я, вместо того, чтобы ее возненавидеть, для нее готова… ну, на что угодно готова. И вовсе не потому, что мы в квартирах таких живем, не нуждаемся вообще ни в чем, а… я не знаю почему.

— Потому что она даже пинки нам отвешивала с любовью. А вот как у нее получается людей пинать так, что люди ее любовь даже от пинков ощущают, вот это совершенно непонятно. И не потом — потом-то ясно уже, что пинками она от крупных неприятностей тебя спасает, а сразу, когда от боли на стену лезть готов… Так, полоса свободна, следи как я на глиссаду захожу…

— Так, товарищи уже подполковники, мы сейчас летим в Сальск, — сообщила Таня, встретив самолет у конца взлетной полосы. — Во сколько проснулись сегодня?

— Мы с ночного рейса, в два часа для, причем после «тормозухи». Так что часов до двух ночи бодрость нам гарантирована.

— Отлично, тогда полетим без усилителей бодрости. А я посплю, завтра много работы. Заказ второму заводу уже почти на две недели задерживается, придется там кое-кого попинать…

— Фея, а может ну его нафиг, этот Сальск? Если ты просто по телефону скажешь, что собираешься им пинков надавать, они уже от этого взбодрятся так, что планы месяц перевыполнять будут на двести процентов.

— Можно подумать, что у меня дел других нет… Но тут устными внушениями отделаться не выйдет, им непосредственно на месте требуется напомнить о важности выполнения планов.

— Ага, непосредственно на мягком месте. Фея, ты хоть поесть-то успела? Мы там кое-что захватили…

— Я из гостей, сытая. Но спасибо, просто в меня больше не влезет. Все, полетели, меня разбудите когда уже сядем…

К удивлению девушек, вечером в субботу Таня приказала им лететь не в Москву и даже не в Ковров:

— Тут я узнала кое-какие важные детали… мы во Владимире сесть сможем?

— Легко! А вот насчет бензина там…

— Я уже запрос отправила, будет нам бензин. Мы там ненадолго задержимся…

Утром в воскресенье трое слесарей с МТС со слегка опухшими «после вчерашнего» физиономиями сидели в кабинете начальника районной милиции. За физиономии милиция из ругать не стала: все трое были фронтовиками, и отметить годовщину капитуляции Германии — а, точнее, помянуть не вернувшихся с фронта товарищей — было совершенно ненаказуемо. Однако милиционеров интересовал совсем другой вопрос:

— Ну, и кто из вас мальчишке наливал?

— А мальчишка-то тут при чем? Он не воевал, товарищей не терял. С чего бы ему наливать-то?

— А я говорил, что он пасюк! Полбутылки он и отлил да водой и разбавил! Я же сам… нормальная водка у меня была! Что, товарищ милиционер, напился и буянил? А вы сейчас думаете, как внука райземотдела под выговор не подвести? Не выйдет, мы здесь ни причем, он сам…

— Если бы буянил… его под утро нашли, в канаве по дороге с МТС, он в блевотине захлебнулся и замерз.

— А вот нехрен было воровать у нас!

— Мужики, к вам претензиев не имею, все говорили, что вы спокойно в уголке товарищей поминали и никому не наливали. А кто-то еще на МТС заходил? Из станицы, или вообще незнакомый кто-то?

— Да не было никого. Утром Валерьяныч заходил топоры точить, так это когда еще было, мы еще и не начинали. Потом… мы работу закончили, трактора все уже какую неделю починены стоят, чего на МТС кому делать-то? А… нет, еще Василий был… так он с нами и остался. И троцкист этот…

— Почему «троцкист»? — насторожился милиционер.

— А это мы поспорили, что он матерно неделю ругаться не будет, а других приличных слов он и не знает, — довольно заржал один из мужиков. — Я же не стесняясь скажу: пасюк он. Отец у него — человек приличный, а он, видать, в деда пошел… ну, туда ему и дорога. Сам посуди: мальчишка, а ему и лучший трактор, и наряды в самый богатый колхоз… но бог — он правду видит…

Шэд точно знала, что современная медэкспертиза обнаружить следы моментального блокиратора не может в принципе. А уж проехать незаметно десяток километров по степи от колхоза, где она объясняла Наташе Поповой, что если поля залить водой даже после посева, то хуже не будет — вообще задачка для дошкольника… Труднее было слесарям с МТС в самогон добавить нейтрализатор вкуса: они буквально глаз с этой бутылки не сводили. А все остальное — вообще рутина. Блокиратор, вливание стакана водки, затем объект направляется в нужную сторону по дороге, а когда движения его теряют четкость — легкое щелчок, вызывающий приступ рвоты и слабый удар, приводящий к резкому вдоху. А все остальное доделает прохладная апрельская ночь… то есть на ночь Шэд все же не рассчитывала и уехала обратно, лишь убедившись, что еще одну строчку в первом списке можно вычеркивать. Но время-то бежит быстро, а список такой длинный…

Откровенно говоря, Таня и не собиралась кого-то пинать на Сальском заводе кузнечно-прессового оборудования: причины, из-за которых завод планы постоянно срывал, она и так знала. Но вот Шэд было нужно, чтобы Сергей Николаевич Береза эти причины сообщил ей вслух и, желательно, при свидетелях. Впрочем, подтолкнуть заинтересованного человека к произнесению нужных слов нетрудно. Немного труднее сделать так, чтобы эти нужные слова и нужные люди услышали и запомнили, но для профессионала почти ничего невозможного нет, так что ранним утром воскресенья разбуженный ни свет, ни заря товарищ Пальцев, что-то бормоча про себя, выписывал Тане командировку на турбинный завод:

— Татьяна Васильевна, если ты сможешь и нас заодно турбину выбить…

— Я, конечно, попробую, но куда мы ее втыкать будем? Турбина без генератора — уголь на ветер.

— А эти венгры…

— Во-первых, на венгров у меня денег не осталось. А во-вторых, даже если вы мне денег и дадите, то они умеют генераторы делать мегаватт максимум до десяти, а турбина будет мегаватт на пятьдесят. Есть, конечно, вариант…

— Выстроить собственный завод?

— Я похожа на дуру непроходимую? Мощные генераторы делает Сименс и Электросила… а я да, похожа на дуру: одного завода на всю страну явно недостаточно. Я-то сначала подумала, что пусть венгры у немцев генератор купят и нам за свой продадут, но уж проще напрямую в Германии купить. Проще, но это будет неправильно. А правильно — вы совершенно правы — свой завод выстроить.

— Я слышал, что в Лысьве еще до войны собирались такой завод строить.

— Но пока не выстроили, я попробую все же с немцами договориться. Не получится — и турбину себе просить не буду, а в Сальске-то генератор уже стоит… без турбины. Поэтому второй завод планы не выполняет… то есть не очень сильно перевыполняет, а товарищу Мао всё оружия мао да мао… американцы Гоминьдану много всякого шлют, а мы…

— Ладно, хоть и не для себя, но для общего дела — выбей из них эту турбину! Эх, ну почему ты еще не в партии?

— Сами же видите: дура я непроходимая. А зачем такие в партии? В партии дур и без меня… в партии дуры не нужны! Спасибо, я поскачу уже…

— Ох, доскачешься ты, товарищ Серова. Хоть в Харькове язычок свой попридержи… Успеха!

Честно говоря, Таня не рассчитывала, что в Харькове на ее просьбу хоть кто-то откликнется. И предчувствия ее не обманули: на харьковском турбинном заводе на девочку посмотрели как на сумасшедшую и единственное, что не позволило послать ее матом, был очевидно юный возраст. Девушка же, выслушав все, что харьковчане думают о пожеланиях сальских и владимирских руководителей, спокойно покинула кабинет, пробормотав напоследок «ладно, война придет — попросите вы у меня хлебушка». И неторопливо пошла осматривать достопримечательности города. Откровенно говоря, пока еще осматривать было почти нечего, восстановление города, хотя и шло «ударными темпами», продвинулось не очень далеко — но Таню это вообще не волновало. Как не волновало и Шэд: у нее была совсем другая задача…

Почти полтора десятка свидетелей показали, что Евсей Григорьевич спокойно спускался по лестнице, никого не трогал, ни с кем не сталкивался — а затем упал и даже не пытался встать. Просто упал — и, когда к нему добрались врачи из «Скорой» — оказался совсем мертвым.

Шэд прекрасно знала, кого люди не замечают — собственно, именно поэтому ее и не замечал никто, когда ей этого хотелось. А сегодня ей этого очень хотелось — и наработанный опыт снова не подвел. Ей иногда даже было интересно попробовать перед тем, как выполнить очередную работу, что-нибудь громко прокричать, обращаясь к окружающим — но это было очевидной глупостью и выработанные многими десятилетиями инстинкты все равно не позволили бы ей это сделать. А так — незаметно пришла, работу сделала, ушла незаметно. На соседней улице поймала «левака» (причем