Затем настала еще одна передышка. Лео уехал и написал Жанетте письмо, что им нужно некоторое время побыть вдали друг от друга, а когда он вернется, то будет проводить с ней меньше времени. Он просил у нее понимания и прощения. Лео, не хотел, чтобы она чувствовала себя обиженной или брошенной, но он был молодым мужчиной с соответствующими желаниями, ему было трудно находиться рядом с ней и не иметь возможности выразить свою любовь полностью как и должно. Он заверил Жанетту, что понимает и разделяет ее опасения, касающиеся зачатия его ребенка, поэтому надеется, что она тоже поймет, если он будет проводить меньше времени наедине с ней. В конце письма он сказал, что подозревает, что такая неестественная жизнь трудна и ей, поэтому, наверное, ей так тоже будет легче.
Жанетта немедленно написала ему, что нисколько не чувствует себя обиженной или брошенной и что, конечно, так ей тоже будет легче. Она была так признательна Лео, что невольно проговорилась о правде, которую можно было прочитать в ее ответе.
Лео вернулся быстрее, чем она ожидала. Он сказал Жанетте, что очень скучал по ней, что даже жить с ней в одном доме ему уже приятно, что сидеть с ней за одним столом – величайшее удовольствие, хотя и не такое, как... Жанетта поспешно заверила его, что все понимает. Она стала еще больше времени проводить вне дома. Осень была прекрасная, поэтому она предпочитала гулять по окрестностям, а дом, как она снова написала, стал для нее тюрьмой.
Как-то октябрьским утром Жанетта проснулась от кошмара, старого кошмара о дьяволе Асмодее. Она, дрожа, сидела у окна, наблюдая, как восходит заря нового дня, принося избавление, и вдруг решила немедленно уйти подальше из ненавистного ей дома, от человека, спящего в соседней спальне. Даже несмотря на то, что Лео дал ключ, и Жанетта каждый вечер тщательно проверяла, заперта ли разделявшая их дверь, одно лишь сознание его близкого присутствия подавляло ее. Жанетта быстро оделась, оставила Терезе записку и вышла в жемчужный утренний свет. Она решила пойти в лес на берег озера, чтобы думать там о Жан-Поле. Воспоминания о Жан-Поле на некоторое время избавляли ее от демона.
Дойдя до поворота с главной дороги, Жанетта наткнулась на барьер, и подумала, что он оставлен с вечера рабочими. Оттащив его в сторону, она пошла дальше по тропинке. Она бесшумно шла по краю полянки, как вдруг крик сойки насторожил ее, и она попятилась за угол изгороди рядом с домиком, пугливая, как лесная соня. Но все было спокойно, Жанетта уже собиралась идти вперед, когда раздался шорох сухих листьев, и из домика вышла огромная темная фигура. Она остановилась впереди Жанетты, глядя на озеро. На ее спине возвышался большой перекошенный горб, шея была искривлена набок, а все тело покрывали густые черные волосы. Фигура неуклюже заковыляла вперед, ее сгорбленные плечи нелепо задвигались вверх-вниз, в такт шагам. Ее голова все еще была обращена к озеру, но передняя часть повернулась к Жанетте, вместе со всем, что там было, заросшим буйной черной шерстью – между его ног возвышался змей Асмодея, розовый и страшный, готовый к нападению.
Жанетта не могла пошевелиться – она оцепенела от ужаса. Она могла только смотреть, как существо взобралось на камень, постояло там мгновение, затем его неравные по длине руки сложились в жуткую пародию молитвенного жеста, и оно нырнуло в воду. Тогда и только тогда Жанетта отвернулась и унеслась прочь.
Прошло несколько дней прежде, чем она написала об этом, но ужас пережитого все еще сохранялся в ней, я явственно ощутила его и сейчас, много лет спустя. Асмодей с горбатым телом и волосатой шкурой, Асмодей с выставленным напоказ змеем, погубившим Еву, Асмодей, вышедший во плоти из ада, чтобы покарать ее.
Вернувшись, Жанетта впала в истерику. Тереза уложила ее в постель и послала за доктором. Тогда в Истоне еще не было доктора Маттеуса, а прежний доктор, старик, сказал о «нервном кризисе» и прописал ей лауданум для успокоения. Но в наркотическом сне дьявол нескончаемо терзал ее, и она не могла защититься. Жанетта снова и снова молилась святому Жану, но стоило ей заснуть, как его лицо искажалось, и он тоже становился Асмодеем.
Лео регулярно заходил осведомиться о здоровье Жанетты. Когда он приходил, Тереза всегда выходила к нему наружу и плотно закрывала за собой дверь, зная, что даже звук его голоса теперь приводит Жанетту в ужас. Затем Лео послал за специалистом из Лондона, тот приехал осмотреть и расспросить ее. Она сказала ему, что у нее кошмары, но не рассказала, почему они появились. Доктор запретил ей наконец прием лауданума. Тереза предложила послать за священником из Тилтона, куда Жанетта еженедельно ездила на мессу, но та не позволила ей. «Это бесполезно, я – грешница», – сказала она. Доктор из Лондона приехал еще раз. Он сцросил Жанетту, не ждет ли она ребенка – «Нет! Нет!» Тереза на плохом английском объяснила ему каковы отношения между Жанеттой и ее мужем. Доктор выслушал ее и прописал Жанетте еще неделю постельного режима, но после этого она должна была встать, есть внизу и каждый день гулять понемногу. Она – молодая женщина, сказал он, и не может долго оставаться в постели.
Неделю спустя Жанетта помолилась святому Жану, чтобы тот дал ей силы встать, и с помощью Терезы поднялась с постели. Доктор приехал, когда она лежала на диване в своей гостиной, и сказал ей, что теперь знает, как исцелить ее нервы и избавить ее от кошмаров. Он сказал, что сообщил об этом ее мужу, а тот расскажет ей, когда она немного окрепнет.
На следующий день Жанетта спустилась вниз и пообедала с Лео. После этого она вся дрожала и тряслась, и Лео позвал Терезу, чтобы та проводила ее в спальню. Жанетта знала, отчего это – она встретилась с ним снова. Она записала в дневнике: «Этот ужас кончился, но я улыбалась, улыбалась». Тереза приласкала ее, сказала ей, как храбро она держалась. Жанетта нашла утешение в молитве: «Благословенный святой Жан дал мне силы, и с его помощью я посрамлю демона».
В течение недели Жанетта каждый вечер ужинала с Лео, и каждый раз святой Жан давал ей силы, помогал не теряться под взглядом Лео и даже улыбаться ему. Она все-таки помнила, что Лео, не Асмодей, а ее муж, и, глядя на своего любимого сына, каждый раз вспоминала, скольким обязана Лео.
Черед неделю Лео за десертом спросил Жанетту, не чувствует ли она себя лучше. Да, ответила она, она уже почти здорова. Лицо Лео просияло от радости. Затем он передал ей слова доктора, что ей следует остерегаться таких приступов в дальнейшем, чтобы окончательно не испортить здоровье, но если они последуют совету доктора, то все будет хорошо. Она увидела, что Лео покраснел, затем он, запинаясь, сказал: «Не сейчас, моя Жанетта, но скоро мы будем счастливее...»