И тут женщина-призрак раскрыла свои огромные, оказавшиеся белыми, как бельма, глаза. И тут же откуда-то из-под тяжелых век выпрыгнули зрачки. Лешка чуть не вскрикнул от ужаса и не хлопнулся в обморок, как…
… вдруг вспомнил, что это был розыгрыш, прекрасная Сашкина идея, их с Женькой коварный план!
Паника тут же отступила. Лешка смог оторваться от чудовищного видения и посмотреть на гопников. Они стояли белые как мел, вцепившись друг в друга и трясясь.
– Бойтесь… – прошелестело кругом. – Бойтесь… Грядет час расплаты…
– Бойтесь! Грядет час расплаты! – Лешка поставил ногу на камень и принял горделивый вид то ли Юлия Цезаря, то ли Александра Македонского (во всех этих завоевателях он разбирался плохо, а кого из них видел на картинке в учебнике, забыл начисто).
Ферзь, Дрын и Як с ужасом уставились теперь уже на свою недавнюю жертву и… начали пятиться. Они уже были готовы отползать, как и мечтал Лешка, но тут вдруг за их спинами потянуло ветром с болотца, понесло с него рваные клочья тумана. Пролетая мимо, они становились похожи на птиц, только не настоящих, с двумя крыльями, с головой и шеей, а каких-то больных, калечных… Эти страшные ободранные, ненастоящие птицы бились, трепыхались, даже как будто хрипели, проносясь мимо, влекомые каким-то адским потоком, из которого они не могли вырваться…
Хулиганье кинулось к сейду, к Лешке, упивавшемуся ситуацией. «Че это? Че это? Че это?» – как заводная игрушка повторял Як и никак не мог остановиться. У Дрына разом обвисли тугие щеки, и казалось, что он сейчас просто расплачется. С Ферзя слетела вся его надменность и самоуверенность, и он превратился просто в маленького перепуганного до смерти пацана. Лешке до того было приятно наблюдать страх врагов, что он совсем забыл светить на них фонариком.
– Бойтесь… – наводила страх женщина-призрак, продолжая висеть между верхушками елей.
Это она звала-притягивала к себе калечных птиц. Долетев до нее, они ударялись об уже почти черное одеяние и мгновенно растворялись в его черноте белыми каплями. Она поглощала их. Она их пожирала. Птицы становились ею. А она становилась ими. Это страшное движение-поглощение все длилось и длилось, завораживая, заставляя цепенеть и терять рассудок.
А с болота наступали еще призраки. Тоже в балахонах, тоже с непокрытыми головами. Они слонялись между черными стволами мертвых деревьев как слепые, натыкались на них, друг на друга, протягивали вперед тонкие неживые руки. А туман налипал на них, обвивался вокруг, мешал идти. А когда они уже почти достигли тверди, он вдруг кинулся на них – на этих «людей» – и окончательно удушил их, упрятав в белые плотные коконы. Так они и остались стоять там, на болоте, среди черных высохших стволов – белые слепые коконы.
«Похоже на Женькину «Лимбо»[22], – подумал Лешка. И тут же преисполнился гордости. В игре главный герой, мальчик, отправляется в страшный лес, чтобы спасти свою сестренку, – так и он, Лешка, бился сейчас за Женьку, спасал ее от ужасных гопников! В игре-то все горазды побеждать, а он готов был биться за сестру в реале – в настоящем, страшном, полном опасностей лесу! Тот факт, что все страхи и опасности были делом рук самой Женьки и Сашки, Лешка предусмотрительно не учитывал.
– Что, испугались?! – радостно спросил он у Ферзя, Яка и Дрына. – Молите меня о прощении! Поклянитесь, что никогда не тронете меня и моих друзей! И я выведу вас отсюда! – пафосно заверил он.
– Ты это… не… ты… реально четкий пацан… да… ты это… нас… того… – залепетало вразнобой хулиганье.
А Лешка поймал себя на не самом хорошем и достойном желании…
Пользуясь ситуацией, навалять им хорошенько. Ударить по очереди по всем трем ненавистным рожам! А Ферзя уложить последним самым красивым каратистским ударом…
Лешка медлил. Они, трое его врагов, были такие беззащитные перед ним. Были преподнесены ему, что называется, на блюдечке с голубой каемочкой…
Снова где-то возник и пронесся мимо вихрь…
– Э-э… Идем… – взмолился за всех Ферзь и выдавил в конце: – Леха… Пожалуйста…
А Лешка снова вспомнил, что он тут не один: что где-то рядом щелкает затвором Анька. За деревьями стараются, пугают хулиганье Женька с Сашкой. «Ладно, наваляю им потом», – решил Лешка, уже на все сто поверивший в свое могущество.
– Пошли! – скомандовал он гопникам. – Идете туда, вперед, не оборачиваясь, я сзади прикрываю. И хватит трястись, в натуре!
Парни немного помялись, кому идти первым. В конце концов вытолкнули вперед Яка. Тот, опасливо косясь на болото с коконами, покорно юркнул в туман, начав спускаться с горы. Следом пошел Дрын. За ним – Ферзь, стараясь держаться рядом с Лешкой. «Вот, кто самый трус», – решил тот про себя и снова еле удержался, чтобы хотя бы не пнуть главаря гопников под зад.
– А-а-а! МА-МА!!! – вдруг заорал Як.
Лешка рванулся к нему… Сквозь туман он неясно различил человека-кокон, преградившего Яку путь. Потом что-то произошло, и когда Лешка подбежал, все, что он увидел, – это парня, катавшегося по мху, держащегося за ногу и отчаянно воящего.
Ферзь с Дрыном резко отпрыгнули в кусты и притаились, дрожа от страха. А Лешка кинулся к Яку:
– Что?! Что случилось?!
– Нога! Нога! – выл тот.
Лешка, против воли проникся к парню, которому еще пять минут назад желал всего самого плохого, сочувствием – и сам же ужасно удивился этому. Потрогал его ногу, мучительно вспоминая, что он знает о переломах, а потом авторитетно заявил:
– Да просто вывих! Вставай, – и, помогая ему встать на ноги, свистнул остальных: – Э! Куда спрятались?
Робко подошли Ферзь с Дрыном.
– Че встали? Взяли его и потащили вниз! – скомандовал Лешка. – И хватить трястись!
Парни подхватили друга и неуверенно пошкандыбали вперед: хулиганье впереди, Рыжов – замыкающим. То теряя тропинку, то снова выходя на нее, они спустились с горы. Всю дорогу Лешка мстительно покрикивал на своих «подконвойных»: «Пошевеливаемся! Разговорчики! Ать-два!» – ехидно посмеиваясь про себя: «Сами же мечтают в тюрягу сесть. Там же все по понятиям! Так им и надо!» Но злости, настоящей злости на них у него больше не было. Ему было их… жалко?
– Ладно, валите отсюда! – разрешил он гопникам, когда они вышли на старую лесовозную дорогу.
Те молча припустили в лагерь. Лешка же решил подождать друзей: его распирало столько эмоций, что, казалось, если не высказаться, то его порвет на клочки.
Минут через двадцать, никого не дождавшись, он решил им позвонить, но дурацкий «Fly» некстати оказался разряженным. Лешке ничего не осталось, как изо всех сил припустить в лагерь: а вдруг они разминулись и все уже там? Ему не терпелось переговорить с друзьями! Сказать им огромное спасибо за грандиозное представление, которое они ради него осуществили, и поделиться впечатлениями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});