Читать интересную книгу Человек напротив - Вячеслав Рыбаков

Ася давно уже перестала выбирать, где посуше, и заботилась теперь только о том, чтобы вязкая грязь не стащила с ног сапоги. Она стояла на обочине шоссе, метрах в семи впереди "пазика", не решившегося выехать на асфальт и только задравшего нос на крутом подъеме с грунтовки на насыпь настоящей дороги, – а рядом стояли еще две женщины, такие же, как она. Ветер трепал их немилосердно, но они не замечали ветра; не замечали и друг друга, хотя успели в пути и познакомиться, и подружиться, и пореветь друг у друга на плече.

Теперь все трое молчали и неотрывно смотрели на шоссе вправо. Чеченцы опаздывали; ну разумеется, должны же они показать, кто тут хозяин. Два боевика, которых обменивали сегодня, и охранявшие их ребята оставались покамест в "пазике", и головы их виднелись сквозь заляпанные глинистыми брызгами стекла. Боевики оставались совершенно спокойны, несмотря на задержку; они-то были уверены, что свои их не подведут.

Когда вдали справа показался автобус – поначалу из-за расстояния казалось, что он едет неторопливо, – Ася перестала дышать.

Процедура обмена прошла мимо нее. Она словно смотрела на мир через тоненькую длинную трубочку, в которую уже не было видно ни гор, ни равнины, ни автобусов, ни охранников с их неприятным железом, никого – только Антон. Похудел. Загорел. Оброс щетиной… Она как вцепилась в него, как зажмурилась, как уткнулась лицом ему в плечо, так и стояла невесть сколько – не говоря ни слова, не плача, не оборачиваясь, даже когда сопровождающий попытался что-то ей пояснить, а потом даже похлопал легонько по локтю, чтобы привести в себя… Это было как столбняк, как паралич. Как судорога. Горячий и жесткий, весь из костей и мышц, давно толком не мытый Антон был у нее в руках.

Потом она начала медленно приходить в себя. Оказалось, рядом стоит еще третий человек – смуглый, горбоносый, по-восточному красивый парень, не старше Антона – хотя выглядит старше, солиднее, резче, – в камуфляже, с характерной повязкой поперек лба и руками, положенными на висящий поперек груди автомат.

– Женщина, очнись, – мягко сказал он. – Очнись, время.

– Да-да, – пробормотала Ася. – Уже все.

И оторвалась наконец от Антошки.

– Это твой сын?

– Это моя мама, – баском сказал Антон. – Мама, это Тимур.

– Здравствуй, – проговорил Тимур и, сняв с автомата правую руку, протянул ее Асе. Ася подала свою. Рука у Тимура была твердой, как, наверное, его автомат. Глаза смотрели прямо и уверенно; и с уважением. – Я специально поехал, чтобы тебя увидеть и сказать тебе: спасибо. Ты вырастила мужчину. Гордись. И передай то же его отцу. Да пошлет вам Аллах побольше таких сыновей!

И не понятно было, кого. он имеет в виду: то ли Асю – но ведь видно же, что она уже в летах; впрочем, здесь до старости рожают… то ли всю Россию.

Ася смолчала. Но похоже, Тимур и не ждал от нее никаких слов. Он просто сказал то, что он хотел сказать сам.

Высунувшись из "пазика", что-то крикнул сопровождающий – порыв ветра отнес его слова, и Ася не расслышала, но увидела, что две другие женщины со своими сыновьями двинулись к двери; первая браво вспрыгнула на заляпанную грязью ступеньку и, поскользнувшись, едва не упала. Вторая еще никак не могла отплакаться – сын, обросший в плену бородой на восточный манер, сам сильно хромая, вел ее под руку, как слепую.

– Ну, прощай, – всем телом повернувшись к Тимуру, сказал Антон.

– Прощай, – ответил Тимур. Они постояли секунду неподвижно, вплотную друг напротив друга, и Асе показалось, что они хотели обняться; оба даже как будто чуть качнулись навстречу… но помешал висящий на груди у Тимура автомат. Лица у обоих были как каменные и чем-то почти одинаковые. Только мягкие светлые волосы Антона клокотали на ветру, а жесткая смоль Тимура, прихваченная ленточкой, лишь упруго плющилась от самых сильных порывов и тут же распрямлялась вновь.

– Слушай, Тимур, – негромко сказал Антон, – вот в Америке этой пресловутой… Дакота, Омаха, Айова – это же все названия индейских племен были когда-то. А теперь – штаты. В переводе с английского "штат" и значит "государство". Свой губернатор, свой сенат, свои законы… но ведь живут вместе, не стреляют… Почему мы так не можем?

Какое-то мгновение казалось, что Тимур просто не слышал его слов. Потом его выпуклые большие глаза хищно сощурились, и остро встали скулы.

– Потому, что мы вам, – непримиримо отчеканил он, – не индейцы!

И, повернувшись резко, так что автомат с уложенными на него руками замотало влево-вправо, он пошагал к своим. Из чеченского автобуса слышались громкая чужая речь и хохот. Тимур и его команда, почему-то подумала Ася. И снова на какое-то время отключилась.

"Пазик", завывая и исступленно вертя колесами, елозил по разводьям грязи, пробуксовывал; его несло то вправо, то влево. На соседних сиденьях смеялись, плакали, курили, ругались и молчали. Снова принялся моросить дождь, явно грозя усилиться и вовсе потопить упрямо плывущего жестяного жука; стекла покрылись дрожащими изломчатыми струйками, и все, что было снаружи, пропало совсем.

– Он кто? – спросила Ася. Антон ответил не сразу. Появилось в нем какое-то металлическое спокойствие. Ладони его обнимали мамину руку и гладили ее, баюкали – но отвечал он, будто… будто его враги допрашивали, что ли.

– Солдат.

– А как это вы с ним так… сдружились?

И опять Антон долго молчал.

– Не убили друг друга.

Асю заколотило, но она сумела сдержать себя и, стараясь спрашивать так же спокойно, как цедил свои ответы Антон, уточнила:

– Когда?

Пауза.

– Я в июне чуть не убежал. – Пауза. – Все уже шло как надо… ночь, я снаружи, автомат в руках… – Пауза. – А тут он. Я его на мушку, и – руки заколодило. Не могу… в безоружного. Постояли так с минуту, наверное, потом я ствол опустил… и тогда он перехватил со спины. Я стою, как дурак, уже сам теперь на мушке, и думаю: привет! Еще с минуту стоим. Потом он свой обратно закинул и говорит: иди назад. И я пошел.

Дождь и впрямь усиливался. Крупные капли, словно летящие по ветру пули, длинными кучными очередями секли боковые стекла.

Наверное, не надо было об этом спрашивать… но и не спрашивать нельзя. Нельзя бояться того, что было. И нельзя бояться знать то, что было.

– А до плена, – спросила Ася, – в бою… Мог?

Пауза.

– Стрелял, – нехотя сказал Антон. – И даже попадал.

Пауза. Слышно было, как, обернувшись из водительской кабины к одному из военных, водитель орет, пытаясь перекричать отчаянный вой перегретого мотора: "До асфальта еще километра два! Повязнем, не доедем!"

– Вернемся в Питер – я креститься буду, – вдруг сказал Антон.

Тут уже Ася не сразу нашлась, что ответить.

– Ты уверовал? – спокойно спросила она потом.

– Не знаю… – Впервые в голосе Антона проглянуло что-то мальчишеское, почти детское. – Верую, Господи, помоги моему неверию… Обещал. С нами там один молодой батюшка попал… мы с ним много разговаривали. Я ему обещал. Если живым выберусь и тебя увижу – обещал креститься.

– Бог в помощь, – проговорила Ася тихо, едва слышно в шуме. – А он… его не отпустили?

Пауза.

– Его замучили, – сказал Антон нехотя. И через несколько мгновений добавил для полной ясности: – Он умер.

– Тошенька, – чуть помедлив, нерешительно спросила Ася, – а когда ты… не стрелял в Тимура, ты… это уже знал?

– Да, – отрывисто ответил Антон.

"Пазик" увяз окончательно. Колеса еще повизжали и порычали под днищем, звучно плюхая в него волнами грязи, потом все затихло. Только тупо рокотал по стеклам и крыше дождь.

– Все, ребята! – Голос шофера показался в рокочущей тишине оглушительным. – Кто в состоянии – на выход без вещей! Толкать будем.

Уже смеркалось, когда они выбрались на асфальт, и Антон, насквозь мокрый, весь в грязи до воротника и выше – даже в волосы ему крутящееся колесо зашлепнуло бурый ком, и теперь плохо стертая жижа, чуть ссохнувшись, склеила несколько прядей, – снова вернулся к Асе. Он старался теперь не прижиматься к ней, чтобы не испачкать, и скромно сидел на краешке сиденья, и с ног его сразу натекла мутная лужа. Автобус с ощутимым облегчением покатил по гладкому, а Ася – плевать ей было на грязь, она сама вывозилась по колено, пока ждали обмена – вцепилась в руку Антона снова и спросила:

– Антон, ты адрес Симагина помнишь?

Антон медленно повернулся к ней и, пожалуй, впервые глянул ей прямо в глаза. Некоторое время он молчал, но не так, как прежде. Прежде он не хотел отвечать. А теперь не знал, что ответить.

– Честно, а? – сказала Ася.

– Конечно, – ответил он наконец.

– И я вроде тоже вспомнила, – проговорила Ася как бы запросто, очень стараясь, чтобы голос не начал снова дрожать. – Вернемся – надо будет к нему сходить, как ты думаешь? – Она нерешительно помолчала, теребя его пальцы, а потом закончила так, чтобы все сказать и рассказать ему про себя сразу, одной фразой, а не тянуть резину: – Тимур же просил ему передать, чтобы он тобой гордился.