Читать интересную книгу Одиссея Грина - Филип Фармер

— Поехали! — велела она.

Слуга потрусил впереди паланкина, крича во все горло:

— Дорогу служащим Биржи! Дорогу Леди Биржи!

Толпа на улице раздалась, пропуская процессию. Телефонная трубка, которой махал бегущий впереди слуга, говорила им очень много. С Биржей шутить не стоило!

Калл должен был воспользоваться другим транспортом.

В другое время и при других обстоятельствах он бы гордился этим. Впервые он был послан на столь важное задание, что ему был положен билет на экспресс «Свиная спина».

Но сейчас, когда в нем горели злоба и ненависть, это казалось обидным. Ехать у кого-то на закорках, когда она, глубоко замороженная сука, покачивается в паланкине, — это… это просто плевок в лицо!

Он вскочил на спину первого попавшегося «пони» — здоровенного негра с длинными мускулистыми ногами. Ноги Калла крепко обхватили негра где-то у пояса, руками он крепко обхватил шею. Негр, поддерживая руками ноги Калла, пустился со всех ног.

Негр пробежал около полумили, первую четверть он бежал быстро, но на второй начал сбоить. К тому времени, когда они достигли второго «пони», негр пыхтел, как паровоз. Едва спустив Калла со спины, он тут же упал на мостовую. Негр выложился до конца.

Калл прыгнул на спину следующего «пони», низкого, но мускулистого блондина, и тот тоже бежал, пока его ноги не отказали. Он резко остановился и опустил руки, позволив Каллу соскользнуть со спины. Так он и ехал, милю за милей, а пешие разбегались перед ним в стороны.

«Пони» за «пони», здания и лица изваяний мелькали мимо.

Вскоре Калл понял, что престиж там или не престиж, но путешествовать таким способом очень неудобно, да и тяжело. «Пони» часто падали прямо на дорогу, едва сгрузив его. Но они привычны, они быстро восстановят силы, да и возвращаться им недалеко. Но Калл не привык к такому способу передвижения, да и путь его был далек. К тому моменту, как он достигнет цели, его мышцы настолько занемеют, он так сотрет бедра, что каждый шаг будет даваться ему с руганью. Кожа на внутренних поверхностях бедра, где его ноги терлись о спину «пони», горела, у него началась морская болезнь или болезнь свинячей спины, если угодно. Три раза он вынужден был стравливать на мостовую свой завтрак, останавливая для этого «пони».

Солнце стало светить слабее, так бывало каждые двенадцать часов. Солнце не угасало совсем, а становилось слабо светящим кругом, превращалось в луну. Всю ночь он скакал, вися на чужих спинах; бедра горят, живот екает. Потом солнце вспыхнуло опять, здесь не было ни закатов, ни восходов. Он скакал и весь следующий день, остановившись лишь один раз, чтобы поесть, да и то не смог. Подняв каменную ложку к губам, он упал на пол и заснул. Его «пони» тут же разбудил его, сказав, что они должны трогаться. Приказы.

Затем он узнал, что если ты по-настоящему устал, то заснешь в любых условиях.

Но разве это сон! Он сонно залезал на спину очередного «пони» и проваливался в забытье. Вся трудность заключалась в том, что сон длился не более нескольких минут. Когда «пони» выдыхался, Калл вынужден был пересаживаться на другого. Он падал со спины «пони», ударялся о мостовую и в раздражении просыпался. Еще не придя в себя от падения, он забирался на спину очередного «пони». Его переполненная адреналином нервная система скисала где-то через десять-пятнадцать минут. Затем он опять впадал в беспамятство, но только для того, чтобы проснуться от очередного падения на землю.

Жалобы не помогали. «Пони» отвечали, что в их обязанности не входит бережно спускать его на землю или переносить его со спины на спину так, чтобы он этого не заметил. У «пони» не было никакого к нему почтения. Из этого Калл сделал заключение, что все его «скакуны» ненавидят свою работу и считают ее унизительной. Но любая работа была лучше, чем вовсе без нее. Работа, даже такая, означала, что ты член организации, и давала надежду на повышение.

Но Калл устал, озлился и не понимал, почему это его статус недостаточно высок, чтобы получить определенные привилегии. С одной из остановок, где был телефон Биржи, он позвонил Стенгариусу. Жалобно, хриплым голосом он начал описывать грубое с ним обращение: ободранные локти, колени, нос и нестерпимо горящие бедра. Человек его положения не должен подвергаться таким унижениям. Обращаясь с Каллом таким образом «пони» выражают свое недовольство Биржей, а этого никак нельзя допустить.

Последний довод убедил Стенгариуса. Он позвонил местному надсмотрщику и сказал тому, что тот должен сделать. Надсмотрщик сразу со всем согласился, позвонил своим коллегам по пути следования Калла и повторил им полученные инструкции. После этого «пони» спускали его очень аккуратно и тихонько переносили на очередную спину.

Теперь он начал задумываться, почему бы ему не путешествовать в паланкине, как Филлис. Тогда он мог бы всю дорогу спать, растянувшись на мягких подушках.

С ближайшей остановки он опять позвонил на Биржу. На этот раз Стенгариус взорвался:

— Кем ты, черт побери, себя возомнил? Паланкин положен служащим рангом не ниже, чем Первый Телефонист. Быстро на спину и скачи как ветер! Ты попусту теряешь время Биржи! И не думай, что это твое нахальство не припомнится тебе на ближайшем рассмотрении твоих заслуг.

— Есть, сэр, — смиренно ответил Калл.

Калл не рискнул заикнуться, что любовница Первого Телефониста путешествует в паланкине. Он направился к очередному «пони». К этому времени он настолько устал, что не просыпался даже во время пересадок. Как долго он ехал в таком состоянии, он не запомнил. Он проснулся от того, что его трясли за плечо, и увидел над собой широкое красное лицо Свена со свисающими рыжими усами.

— Тяжело, да? — спросил он, улыбаясь. — Думаешь, дело того стоит?

— Лучше бы стоило, — ответил Калл, с трудом вставая на ноги. — У тебя есть кофе?

— Федор ждет нас в кафе, — ответил Свен. — Пошли.

Не успели они сделать и шести шагов, как началось землетрясение. Каменные плиты под ногами задрожали. Через несколько секунд послышалось глухое громыхание. Здания по обе стороны улицы покачнулись.

Калл бросился на камни, пытаясь зарыться в них при помощи пальцев. Он закрыл глаза и начал молиться, чтобы здание не упало на него. Массивные здания часто разваливались во время землетрясения.

Он не мог бы объяснить, почему он молил о пощаде. Смерть была избавлением, хотя и временным. Конечно же, он проснулся бы там же, где и погиб. Ну, может не совсем на том же месте, а где-нибудь далеко, и в результате мог бы потерять свою должность на Бирже. Поскольку в организации постоянно плелись интриги, двадцать четыре часа отсутствия могли здорово повредить. На улицу, конечно, не выкинут, но могут здорово понизить в ранге.

Толчки и грохот продолжались не более тридцати секунд, потом наступила тишина. Никто не пытался заговорить — все были слишком потрясены. А может, просто боялись, что каменные плиты могут обвалиться от звука голоса.

Калл поднялся и осмотрелся. Повреждения были не очень большими. Местами гранитные плиты на зданиях сдвинулись и нависли над улицей. Какая-то женщина в панике вывалилась из окна и теперь бесформенной массой валялась посреди улицы. Иные из каменных плит, которыми была вымощена улица, приподнялись и торчали, словно полуоткрытые двери в могилу. Телефонные провода валялись на земле.

Свен тихо заметил:

— Ты обратил внимание, что последнее время землетрясения происходят слишком часто? Может, демон, сказал правду?

— Какой еще демон? — осведомился Калл.

— Ты же знаешь, какие они лгуны. Но иногда они говорят правду, хотя и стараются при этом, чтобы ты принял ее за ложь. Так вот, он сказал, что на Земле в разгаре атомная война, и что иммиграция сюда настолько велика, словно почти все население Земли погибло. А может, даже и все. Жалко, что здесь нельзя определить время событий на Земле: земная и адская хронологии не совпадают. По крайней мере, пользуются они разными единицами.

— Да, — согласился Калл. — Если то, что говорил мне один старикан, правда, то разница весьма значительна. Он утверждал, будто точно знает, что те, кто умерли во второй половине шестнадцатого века, иммигрировали сюда раньше, чем те, кто умерли в первой половине. Как это можно объяснить?

— А что в Аду известно точно? — ответил Свен, и его лицо стало еще краснее. — Вещи здесь еще загадочнее, непонятнее и необъяснимее, чем на Земле. Я думаю, что держать нас в неведении — часть нашего наказания. Если бы мы хоть что-то знали! Но мы ничего не знаем! И никогда не узнаем!

— Разве было бы лучше, если бы ты никогда не родился, никогда не существовал? — спросил Калл. — Иногда я и сам думал, что да. Но несмотря на все несчастья, унижения, боль, которые мы испытывали здесь, да и на Земле, мы бываем и счастливы. И кое-что все же знаем.