Как уже упоминалось, еще накануне, прежде чем на рассвете покинуть озеро Йеллоустоун, Разящая Рука велел Виннету вместе с оставшимися с ним воинами скакать к Пасти Ада и ждать там. Токви-Тей, вождь шошонов, снова скакал рядом с апачем, хотел отправиться в путь сразу же после отъезда Разящей Руки, но Виннету остановил его.
– Пусть мои братья подождут здесь еще немного, – сказал он, – и позволят лошадям попастись, ведь на тропе, которой мы будем следовать, для них нет никакого корма.
– Ты точно знаешь этот путь? – спросил шошон, пристально глядя на апача.
– Виннету знает все прерии и воды, все горы и долины от моря на юге до самого Саскачевана!
– Но чем быстрее мы уедем, тем скорее будем у цели!
– Мой брат прав, но иногда все бывает не так, как предполагаешь. Мы наверняка достигнем Пасти Ада прежде, чем солнце уйдет в свой вигвам за извергающими воду горами. Виннету знает, что делает. Храбрые воины шошонов могут положиться на него. А сейчас пусть они спокойно доедят свое мясо. Когда придет время, Виннету даст знак к отъезду.
Апач забросил на плечо Серебряное ружье и скрылся в девственном лесу. Не в его правилах было отказываться от принятых ранее решений, не имея к тому же для этого веских оснований. Токви-Тею ничего не оставалось, как подчиниться.
Индейцы готовили себе завтрак и при этом все время вспоминали о безрассудной выходке сына Охотника на Медведей и четырех его компаньонов.
Их затянувшийся «банкет» продолжался до тех пор, пока не появился апач. Он сразу же направился к своему жеребцу и ловко вскочил в седло. Этого было достаточно, чтобы шошоны поняли: скачка продолжается. Они верхом один за другим последовали за своим проводником, позаботившись о том, чтобы оставить как можно меньше следов. Если Виннету даже по индейским понятиям слыл очень молчаливым воином, то сегодня, похоже, он менее всего был склонен доказать обратное. Апач скакал довольно быстро, чтобы постоянно держаться впереди на определенном удалении от шошонов. А они настолько уважали знаменитого воина, что ни один из них не осмеливался приблизиться к нему. Даже Токви-Тей соблюдал почтительную дистанцию.
Так молча отряд всадников и продолжал двигаться по лесу, сквозь плотную листву которого не мог пробиться ни один солнечный луч. Массивные стволы высились словно гигантские колонны, и никакого, даже чахлого, кустика не попадалось на пути. Голоса птиц, встречавших рассвет, давно умолкли, и лишь иногда царившее вокруг безмолвие нарушалось щелканьем или треском, издаваемым самим лесом.
Неожиданно из чащи выплыла небольшая травянистая прерия. Лес резко оборвался, а земля, из трещин которой пробивалась травка, очень скоро стала каменистой.
Виннету позволил своему коню сбавить темп и, подождав, пока Токви-Тей нагнал его, указал на запад, где над горизонтом зависли серо-голубые облака.
– Там горы реки Огненной Дыры, за ними открывается Пасть Ада, – произнес он.
Шошон обрадовался, что апач наконец нарушил молчание. Конечно, он хорошо знал, какое качество считается лучшим украшением воина, но даже у самого угрюмого индейца однажды может возникнуть желание произнести спич, именно в таком состоянии сейчас находился Токви-Тей.
Он и раньше очень много слышал о Разящей Руке, а теперь, познакомившись с ним, да еще таким странным образом, шошон смог воочию убедиться, что молва о достоинствах и подвигах знаменитого белого охотника отнюдь не вымысел. Даже сам он, Токви-Тей, будучи старше Разящей Руки, испытывал преклонение перед охотником, какого он не чувствовал ни перед кем. Может быть, к этому преклонению добавлялась отчасти и робость, но, несмотря на барьер, который эта робость воздвигла между ним и белым охотником, вождь все же очень ему симпатизировал. Дружелюбие, спокойствие и благосклонность белого человека не могли не завоевать сердце шошона, как и сердца многих других.
Уже давно Токви-Тей хотел разузнать побольше о Разящей Руке, и лучше апача никто не мог рассказать о нем. Шошон бросил взгляд в указанном Виннету направлении и сказал:
– Токви-Тей еще никогда не ступал по этой земле, но его ухо часто слышало, как рассказывали о ней старые, совсем седые воины шошонов. А мой брат слышал что-нибудь о ней?
– Нет.
– Глубоко под горами и ущельями лежит тело вождя, чья душа до сих пор не может попасть в Страну Вечной Охоты, хотя он был храбрейший воин и много палаток были украшены скальпами поверженных им врагов. Его имя Кун-па. Мой брат наверняка слышал его.
– Нет. Знаменитый вождь с таким именем неизвестен апачам. Кун-па на языке шошонов означает Огненная Вода, но так янки называют бренди или виски.
– Да, имя того вождя звучало именно так, ибо он продал свою душу и все свое племя бледнолицым, которые за это дали много «огненной воды». Поначалу он откопал против них топор войны, чтобы стереть с лица земли, и его воинов было больше, чем бледнолицых, но те имели «огненное оружие» и… «огненную воду»! И все же вождь белых попросил о переговорах. Они встретились между обоими военными лагерями. Пока они договаривались, вождь бледнолицых дал красному воину выпить «огненной воды». А тот никогда раньше ее не пробовал. И он пил и пил ее, пока злой дух «огненной воды» не завладел им! И тогда он предал своих воинов, чтобы получить еще «огненной воды». Они все погибли, и никто из них не спасся.
– А вождь? – спросил Виннету.
– Он остался совсем один, никому не нужный. Он был предателем, и белые не стали его убивать. Они пообещали ему еще больше «огненной воды», если он проведет их по своим землям. И он повел их. Вигвамы его племени стояли там, где сейчас высятся извергающие воду горы. Тогда долина реки Огненной Дыры была лучшим пастбищем этих мест. Стебли травы высились над всадниками, а по бизоньим тропам бродили бесчисленные стада. Туда и привел Кун-па бледнолицых. Они набрасывались на красных людей и убивали их, не щадя ни женщин, ни детей, а вождь все пил «огненную воду», пока не запылали его уста. Тут он громко взвыл от боли и не знал, куда деться от ужасных мук. Его вой пронесся над прериями и лесами, достигнув горных вершин на другой стороне озера Желтого Камня. Там жил Великий Дух всех красных людей. Услышав крик, Великий Дух пришел сюда и увидел все, что произошло. Он пришел в дикую ярость. Одним ударом своего томагавка он прорубил в земле расщелину глубиной в несметное число дневных переходов, а потом бросил Кун-па туда. Там, в самом низу, этот предатель лежит до сих пор, спустя много сотен солнц. Если он в своих нескончаемых муках пытается сменить положение, то при этом издает страшный рев, дрожат все окрестности озера Желтого Камня вплоть до самой Змеиной реки, а из расщелин и дыр его жалобный вой слышен и здесь, на поверхности. «Огненная вода» кипящим потоком брызжет из его рта, она заполняет все щели и трещины, она кипит и выбрасывает пар ввысь, она бурлит и бьет ключом отовсюду, она дымит и смердит! А если вдруг какой-нибудь одинокий всадник проезжает мимо, он видит и чувствует, как дрожит и трескается под копытами его лошади земля и кипящие струи бьют до самых облаков, он слышит рев, раздающийся будто из-под земли из тысяч глоток, и мчится прочь от этого места, ибо знает, что это плачет прóклятый Великим Духом Кун-па.