Читать интересную книгу Новости из Кремля - Николай Зенькович

Афера была провернута блестяще! Вплоть до уничтожения следов мошенничества. Одним прекрасным утром в Центральный банк наведалась группа молодых людей с черными усами и жгучими кавказскими взглядами. Джигиты представились сотрудниками правоохранительных органов Чечни, предъявили документы и сказали, что они прибыли в Москву в связи с расследованием уголовного дела о махинациях в Национальном банке города Грозного. Гостям немедленно выдали потребованные ими документы о переводе в Чечню крупных сумм денег. После чего визитеров и след простыл. Вместе с изъятыми документами. Афера вскрылась только тогда, когда Российский банк запросил коллег из Грозного, почему они не возвращают обозначенные в авизо суммы. В чеченском банке о миллиардных займах и слыхом не слыхали. Выяснилось также, что МВД Чеченской Республики никаких следственных бригад в Москву не посылало.

Раскрытию крупнейшей аферы века предшествовал небольшой инцидент в Московском отеле «Интурист». В один из вечеров милиция проверяла правильность оформления проживающих. Дошла очередь до номера, в котором проживал гость из Грозного. Увидев людей в форме, чеченец вдруг бросился бежать по коридору. Его задержали, правда, применив оружие. В номере обнаружили большой чемодан, набитый деньгами в банковских упаковках. Четыре миллиона рублей. Жилец отельного номера оказался курьером-порученцем, доставлявшим денежки в Грозный. От него ниточка потянулась к другим. Уже арестовано сорок человек, лучшие сыщики Москвы занимаются этим громким делом.

Сыграла свою роль случайность. Неужели сыщики настолько слабы в профессиональном и техническом плане? Увы, это горькая реальность. В знаменитом МУРе одна машина на 25 сотрудников, одна пара наручников на трех сыщиков, нет даже полиэтиленовых пакетов для выноса мертвых тел с места происшествия. Сам начальник МУРа получает всего шесть тысяч рублей в месяц, его семья из шести человек ютится в двухкомнатной квартире. После бессонных ночей негде отдохнуть хозяину Петровки, не говоря уже о рядовых сотрудниках.

Неудивительно, что Московские оперативники не в состоянии эффективно противостоять «девятому валу» преступлений. Раскрываемость составляет только 40 — 45 процентов. Это предел, больше нет возможностей. Постоянный недокомплект кадров — на сегодня не хватает четырехсот детективов. Отсюда — досадные промахи. Поражение цели с шестого выстрела, выбрасывание омоновцем гранаты, выбитой из рук угонщика, аккурат под самолет, где в этот момент находились другие милиционеры и бензозаправщик... Перечень непрофессиональных действий можно продолжать.

Что же делать? Московские детективы обеспокоены натиском преступного капитала. Деньги, которые в свое время не были квалифицированы, как «грязные», отмыты и устремлены в официальный бизнес, легализованы. Возникло новое явление — криминалитет. А с ним угроза, что люди, которых преступные доходы вознесли на вершину экономической пирамиды, захотят влиять на политику. Что им стоит захватить «контрольный пакет» кресел в высших сферах власти?

Впрочем, это россияне уже проходили. Обратимся к неизвестной странице истории, о которой поведал недавно А. Н. Яковлев. Цитирую: «Пора разобраться — как хлеб закупали? Там ведь тоже настоящая мафия орудовала. Мы уже 200 миллиардов золотом заплатили с того момента, как стали закупать хлеб. Десятой доли этих денег хватило бы, чтобы оборудовать хлебную отрасль на самом современном уровне, от хранения зерна до пекарен. Но каждый год чиновники настаивали на необходимости импорта! И по каким ценам закупали хлеб! Всегда выше мировых рыночных. На разнице кто-то также сотни миллионов заработал, по сравнению с которыми партийные деньги — сущая ерунда. Вот где надо поискать. Но никто не собирается вести расследование. Боятся или связаны?..»

Бесхозные гении бродят между оградами феодальных вотчин, громко именуемых научными школами

Зависит ли пик творчества ученого от его возраста? Даже в период безгласия советского общества ставились такие вопросы. Наука, это благословенное, благороднейшее занятие, развитие которого никогда прежде не планировалось и не изучалось, наука, этот особый вид деятельности во все времена, стала нынче «измеряться» и «взвешиваться». Словом, попала под действие тех законов, которые раньше распространялись только на производство.

Возник новый термин — «эффективность науки», исследователи начали проводить прямую и устойчивую связь между ранним формированием научного работника и эффективностью его труда. Выяснилось, например, что кульминации в своем творчестве математики достигают в 23 года, химики — в 25, физики — в 33, медики — в 37, астрономы — в 40 — 44 года. Наиболее продуктивный период в жизни ученого — от 30 до 40 лет.

Подобная статистика явно не нравилась убеленным сединами жрецам советской науки, иссушенные мумии которых изредка мелькали на телеэкранах в связи с проведением годичных собраний Академии наук, вызывая на другой день различные кривотолки и пересуды. И тогда в официальный оборот был запущен тезис о разумном сочетании мудрости и опыта престарелых ученых с энергией и инициативой молодых талантливых исследователей. Сращивание профессиональной и бюрократической элит создавало совершенно непробиваемые монолитные структуры.

Дорогу более молодым, более энергичным, а нередко и более способным в науке не уступают в России и сегодня. Как бы ни был талантлив и работоспособен человек, его силы, подточенные временем, раньше или позже стареют. Но — уж больно цепка пожизненная приверженность к благам привилегированной верхушки, сладка причастность к многоступенчатой бюрократизированной пирамиде науки, льстит самолюбию ее самоизоляция от общества.

Интересы страны? О них в реформируемой России не думают. А ведь многим известны результаты исследования, проведенного во Франции после Второй мировой войны. Правительство тогда создало специальную комиссию, которая должна была всесторонне изучить, почему страна потерпела поражение. Один из выводов комиссии гласил: французские профессора уходили на пенсию в 70 — 75 лет, а немецкие — на 10 лет раньше. Вот во что обернулось неиспользование должным образом продуктивности новых поколений ученых.

Долг ученого, его совесть, доброе имя, наконец? Мало кто представляет, что такое деформированная десятилетиями психология псевдоученых, на какие ухищрения они способны в борьбе за теплые места. В свое время напрасно не поставили надежный заслон чрезмерному разбуханию штатов — и туда валом повалили охотники за учеными званиями, высокой зарплатой, комфортными условиями труда. Появилось множество случайно оказавшихся причастными к науке людей, которые обороняются до последнего. Научный потенциал некоторых учреждений до сих пор застыл на нулевой отметке.

И это — в приятном понимании того, что на всем лучшем, созданном человечеством, всегда лежит печать личности. В СССР привычно говорили: самолеты Туполева, институт Патона, клиника Федорова. Это как фирменный знак, гарантирующий высокое качество и оригинальность решения. Отчего же тогда в России и поныне не сократилось число творчески бесплодных научных коллективов, наоборот, растет количество тех, кто занимается в основном копированием чужих разработок? И это при рассекреченных Ельциным данных, согласно которым на каждый миллион рублей, ассигнованных на проведение научно-исследовательских и опытно конструкторских работ, в Советском Союзе приходилось 46 ученых, а в США — всего шестеро на миллион долларов. До двух третей людей, занятых при коммунистической системе в материальном производстве, так или иначе были связаны с доработкой упущенного на предыдущих стадиях.

Наука в течение многих советских лет засорялась случайными людьми, наслышанными о тех личных благах, которые сопутствовали научному труду. Если в других странах в НИИ подбирали под идею, под имя, то в СССР подбор шел под имена проныр. Объединение ученых в большие коллективы со сложной структурой потребовало создания различных околонаучных структур, которые множились со скоростью мушки дрозофила. Самое интересное, что и в новые времена в постсоветской России в этом плане по сути ничего не изменилось. Бал по-прежнему правят серость и бездарность. Не подлинные таланты, а они пользуются привилегиями и доходами академической иерархии. В научные кланы по-прежнему подбирают по личным связям и степени преданности.

На долю России приходится не более 10 процентов научной продукции в мире, в то время как каждый четвертый научный работник на планете — россиянин. А ведь еще в начале ХХ века всех физиков России можно было усадить на один диван. В 1900 году здесь насчитывалось всего 5 тысяч профессоров, притом наукой занималась только половина из них. И тем не менее они сумели поставить российскую науку вровень с мировой. Во всяком случае, российский научный потенциал не уступал передовым западным странам. А сейчас? Да, в России профессоров и доцентов свыше полумиллиона, а отдача?