— Возможно, потому, что ты сам мужчина, — пожал плечами Тревайз.
— Может быть. Он страшно умный, знаешь ли.
— Я просто уверен в этом.
Пелорат замялся.
— Я вижу, тебе не очень-то нравится Фаллом.
— Ничего не имею против него лично, Джен. У меня никогда не было детей, и я, в общем, никогда не питал к ним особо нежных чувств. А у тебя вроде бы были дети, насколько я помню?
— Сын. Знаешь, это такое удовольствие — иметь сына, особенно когда он еще маленький. Может быть, именно поэтому я невольно считаю Фаллома мальчиком. Это возвращает меня на четверть века назад.
— У меня нет никаких возражений из-за того, что он тебе нравится, Джен.
— Ты тоже полюбишь его, если только попробуешь отнестись к нему непредвзято.
— Думаю, что да, Джен, и в один прекрасный день я, может быть, попробую.
Пелорат помолчал немного и сказал:
— Ты, наверное, уже стал спорить с Блисс.
— На самом деле мне не кажется, что мы так уж много спорим, Джен. Мы с ней в действительности вполне нормально сотрудничаем. Вчера мы даже очень конструктивно побеседовали — без криков, без взаимных упреков — насчет того, почему она не сразу вывела из строя роботов охраны. В конце концов она продолжает спасать нам жизнь, так что я не могу предложить ей что-либо, кроме дружбы, не правда ли?
— Да, понимаю. Только я не про это. Я про споры, а не про «ссоры». Я про ваше постоянное расхождение во мнениях о Галаксии как противоположности индивидуальности.
— Ах это! Я полагаю, эти дискуссии продолжатся, но будут корректными.
— А что ты скажешь, Голан, если я приведу аргумент в пользу Галаксии?
— Никаких возражений. Только скажи: это твое личное мнение или ты просто чувствуешь себя счастливым, когда соглашаешься с Блисс?
— Это мое мнение, честное слово. Я думаю, Галаксия — это самое логичное будущее. Ты сам выбрал это направление развития человечества, и я все больше убеждаюсь в том, что оно верно.
— Потому что я выбрал его? Это не аргумент. Что бы Гея ни говорила, я способен ошибаться, ты же знаешь. Так что не позволяй Блисс убеждать себя в преимуществах Галаксии на этом основании.
— Я думаю, что ты не ошибся. Это мне доказала Солярия, а не Блисс.
— Каким образом?
— Ну, во-первых, мы изоляты, ты и я.
— Это ее термин, Джен. Я предпочитаю думать, что мы личности.
— Это просто вопрос семантики, дружочек. Называй, как хочешь, но мы заключены в наши собственные шкуры, окружающие наши собственные мысли, думаем сперва и прежде всего о самих себе. Самосохранение для нас первый и главный закон природы, даже тогда, когда это означает, что всем остальным на свете будет причинено зло.
— Известны люди, отдавшие свои жизни за других.
— Это редкое явление. Гораздо больше известно людей, покушающихся на насущнейшие нужды других ради какой-нибудь собственной глупейшей прихоти.
— И какое отношение это имеет к Солярии?
— Ну, на Солярии мы могли видеть, во что могут превратиться отдельные независимые личности, если тебе так больше нравится. Соляриане с трудом смогли разделить между собой целую планету. Они решили, что жизнь в полнейшей изоляции есть совершенная свобода. Они не привязаны даже к своим собственным отпрыскам и убивают их, если их слишком много. Они окружили себя роботами-рабами, которых обеспечивают энергией, и когда солярианин умирает, все поместье символически умирает вместе с ним. Разве это достойно восхищения, Голан? Разве это можно сравнить с тонкостью, добротой, заботой, царившими на Гее? Блисс вовсе не обсуждала это со мной. Это мои собственные мысли и чувства.
— Да, они похожи на твои, Джен. И я их разделяю. Я тоже думаю, что солярианское общество ужасно, но оно не всегда было таким. Они не произошли от землян, близкими их предками были космониты, которые жили гораздо дольше, чем обычные люди. Соляриане почему-то выбрали путь, приведший к крайности, но нельзя судить по крайностям. Во всей Галактике с ее миллионами обитаемых планет известна ли тебе хоть одна планета, теперь или в прошлом, имеющая общество, подобное солярианскому? Или хотя бы отдаленно напоминающая его? И смогла бы Солярия создать его, если бы не заигралась с роботами? Сомнительно, чтобы общество, состоящее из личностей, могло превратиться в такое вот солярианское средоточие ужаса без роботов.
— Ты всегда находишь дырочку, Голан, — поморщился Пелорат, — ну, то есть я хотел сказать, тебе ничего не стоит защитить тот тип Галактики, против которого ты проголосовал.
— Ты меня неверно понимаешь. Разумный довод в пользу Галаксии существует и когда я найду его, когда узнаю, в чем он состоит, я соглашусь и сдамся. Или точнее говоря, если найду.
— Ты думаешь, что тебе это может и не удастся?
— Откуда я знаю? — пожал плечами Тревайз. — Ты, к примеру, понимаешь, почему я жду несколько часов, прежде чем совершить Прыжок, и почему мне так и хочется уговорить себя подождать несколько дней?
— Ты сказал, что подождать — это безопаснее.
— Да, я так сказал, но никакой опасности нет и теперь. Чего я действительно боюсь, так это того, что космонитские планеты, чьи координаты у нас есть, все хором обманули наши ожидания. У нас только три набора координат; и на двух планетах мы уже побывали, и оба раза еле ноги унесли. При этом мы все еще не получили ни единого намека на расположение Земли или даже на то, существует ли она вообще. Сейчас я использую третий и последний шанс. А что, если и здесь нас ждет провал?
— Знаешь, — вздохнул Пелорат, — есть одна старая сказка, она, кстати, есть среди тех, что я дал Фаллому, чтобы он попрактиковался в языке; так вот… там кому-то дали возможность загадать три желания, но только три. «Три» в таких делах — число особенное, возможно, потому, что оно первое простое число, наименьшее простое число после единицы. Ну, и одно из трех сбывается. Но в сказках получается так, что от желаний — никакого толку. Никто их не загадывает правильно, что, как я думаю, является отражением древней мудрости: удовлетворение желаний дается трудом, а не… — Пелорат смутился и не закончил фразу. — Прости, дружочек, я отвлекаю тебя. Я становлюсь болтливым, когда речь заходит о моем увлечении.
— Мне всегда интересно с тобой, Джен. Тогда попытаюсь найти тут аналогию. У нас было три желания, мы использовали два, но это не принесло нам ничего хорошего. Осталось одно. Отчего-то я уверен, что нам вновь не повезет, а мне этого жутко не хочется. Вот потому-то я так и тяну с Прыжком.
— Что ты будешь делать, если ожидания будут вновь обмануты? Вернешься на Гею? На Терминус?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});