Стеббинс смертельно побледнел, и я заметил, что его тонкие губы задрожали. Но его лицо выражало не столько страх, сколько ярость. Я без труда догадался, о чем он думает. По-видимому, появление животного произвело на него гораздо большее впечатление, чем на скваттера, но совсем по другой причине.
— Как странно! — ответил он с напускным удивлением, видимо, с усилием овладев собой. — Действительно, очень странно… Разумеется, это ваша собака, хотя она и обезображена до неузнаваемости. Я был уверен, что она погибла: мои спутники по первому каравану сказали, что ее загрызли волки.
— Загрызли волки? Еще чего! Все волки прерий не справились бы с ней. На ней нет никаких следов укусов. Но откуда она взялась? Кто ее привел сюда?
Было видно, что Стеббинсу очень хотелось уклониться от ответа, и он сказал неопределенно:
— Кто знает? Похоже на то, что собака побывала в руках индейцев, потому что она раскрашена. По-видимому, почуяв белых, она нашла наш след и добралась до лагеря.
— Может быть, пес пришел с теми индейцами, которые приехали сегодня? — спросил Холт с живостью.
— Нет… не думаю, — ответил апостол, и я увидел, что он лжет.
— Пойдем узнаем, — предложил скваттер, делая шаг по направлению к выходу из лагеря.
— Не сегодня, Холт, — поспешно возразил Стеббинс с горячностью, свидетельствовавшей о его большом желании отложить расследование. — Не надо беспокоить индейцев. Утром мы их повидаем и все узнаем.
— Беспокоить! Плевал я на их покой! Почему завтра утром, а не сейчас?
— Ну, если вы так настаиваете, я пойду и сам поговорю с проводником. Он, несомненно, все объяснит нам, если пес действительно пришел с ними. Вы же подождите меня здесь.
— Только не задерживайтесь. Эй, Волк! Старый дружище! Побывал у индейцев, а? Черт возьми, старина! Я так рад тебя видеть, как будто…
Произнесенные слова вдруг всколыхнули в нем какие-то воспоминания. Не та мысль, которую он не досказал, а другая, по-видимому, о дочери, сжала болью и горечью его сердце. Он не только не докончил начатую фразу, но даже перестал ласкать собаку. Шатаясь, он вернулся к костру и сел на прежнее место, закрыв лицо руками.
Когда Стеббинс отошел от костра, выражение его лица было поистине дьявольским. Конечно, он понял все. Он бесшумно прошел по лагерю, остановившись два-три раза, чтобы украдкой перекинуться несколькими словами то с одним, то с другим мормоном. Ошибиться в его намерении было невозможно! Стеббинс созывал «ангелов-мстителей»!
Нельзя было терять ни секунды. Я бросился к задней стенке фургона и с мольбой простер руки к Лилиен. Но Мэриен уже удалось уговорить се. Обе они видели сцену в лагере, и обе догадались, что за этим последует. Мы бросились к палаткам.
Я знал, что лошади нас ждут, так как данный мной условный сигнал предупредил моих товарищей, чтобы они держали их наготове. И действительно, кони были уже оседланы и взнузданы. Мексиканец тоже вернулся. Он видел собаку и, сразу сообразив, что может случиться, поспешил к палаткам. Мы не думали о нашем имуществе — ни о мулах, ни о поклаже, — стремясь сохранить лишь жизнь и свободу. Когда я вскочил в седло, мой араб радостно заржал и как стрела помчался по равнине, унося меня и Лилиен.
Проносясь мимо лагеря, мы увидели, что оттуда выбегают люди. Их длинные тени падали почти под копыта наших лошадей. Но вскоре они остались далеко позади. Музыка внезапно оборвалась, и неясный говор сменился тревожными криками. Слышались мужские голоса, которые звали часовых, охранявших лошадей, и вслед за этим торопливый топот сгоняемых к лагерю животных. Но погоня не страшила нас. Наши надежные кони карьером мчали нас в тьму непроглядной ночи.
ГЛАВА C
В поисках убежища
Мы направились прямо к перевалу Робидо. Несмотря на темноту, найти дорогу было нетрудно. Глубокие колеи, оставленные прошедшим здесь караваном, различались достаточно ясно для того, чтобы можно было точно следовать по ним. Кроме того, наш проводник не сбился бы с пути даже с завязанными глазами. Мы не сомневались, что за нами гонятся. Я лично был твердо в этом убежден. Не говоря уж о Стеббинсе, Холт, несомненно, прилагал все усилия, чтобы догнать нас. Ведь он, конечно, считал, что его дочь похитили индейцы!
Лагерь мормонов отделяли от перевала Робидо двадцать миль, и почти все это расстояние мы проехали галопом. Когда мы достигли перевала, наши взмыленные кони стали проявлять признаки усталости. Самые слабые из них, принадлежавшие Уингроуву и Верному Глазу, совсем выбились из сил и не способны были идти дальше без отдыха. Это нас сильно встревожило. Мы знали, что за нами гонятся на свежих, хорошо отдохнувших за время лагерной стоянки лошадях, тогда как мы проделали на своих довольно большой путь накануне, а в этот день проехали уже пятьдесят миль, из которых около двадцати вскачь. Неудивительно, что наши бедные кони были измучены. Мы остановились, чтобы посоветоваться. Можно было не сомневаться, что, если мы поскачем дальше, наши настойчивые преследователи нагонят нас очень быстро. Оставаться же на месте — значило ждать столкновения с настолько многочисленным отрядом, что ему без труда удалось бы захватить нас в плен. Всякое сопротивление было бы бесполезно. Ведь нам пришлось бы иметь дело не с индейцами и не с их копьями и стрелами, а с людьми, вооруженными не хуже нас самих, но значительно превосходящими в числе. Лучше всего было бы как-нибудь укрыться в ущелье и дать погоне проехать мимо, если бы для этого нашлось подходящее место. Но кругом не было ни скал, ни деревьев, за которыми мы могли бы укрыть наших лошадей. Свернуть было некуда, и, видя состояние наших лошадей, мы пожалели, что не сделали этого до въезда в ущелье. Мы даже подумали, не вернуться ли нам назад и не поехать ли прямо по склону. Но это тоже казалось опасным, потому что наши враги могли уже достичь перевала, хотя стука копыт еще не было слышно.
По счастью, в эту минуту мексиканец нашел выход из положения. Он вспомнил, что, охотясь здесь, он однажды натолкнулся на узкое ущелье в северном конце перевала Робидо. Вернее, это была просто расселина, по которой с трудом мог проехать всадник. Однако она вела в небольшую долину, со всех сторон окруженную горами, настолько отвесными, что ни одна лошадь не могла бы подняться на них, так что трапперу пришлось вернуться назад через ту же расселину — другого выхода из долины не было. Мексиканец утверждал, что вход в расселину находится недалеко и найти его не составит труда. По его мнению, нам следовало укрыться в этой долине и переждать там до следующей ночи, пока погоня не вернется в свой лагерь. Тем временем наши лошади успели бы отдохнуть, и, если даже мормоны снова начали бы нас преследовать, мы легко смогли бы ускакать от них.