– Сильно усложненное и очевидно бессистемное поведение, которое тем не менее имеет простое детерминированное объяснение и является ключом к новым уровням понимания многомерной вселенной?
– Да, он са… Что?
– Нулсно шагать в ногу со временем, милсдарь! Отставать нельзя! – крикнул Лю-Цзе, возбужденно прыгая с ноги на ногу.- Ты тот, кем тебя считают люди! И они изменили тебя! Надеюсь, ты хорошо освоил сложение?!
– Да кто ты такой, чтобы говорить мне, каким я должен быть?! – взревел Каос.- Я – Каос!
– Не может быть. Кстати, грандиозного возвращения не получится, потому что Аудиторы захватили мир. Правила, милсдарь! Они и есть правила! Холодные, пустые правила!
Серебристая молния сверкнула в ходячем облаке, в которое превратился Ронни. А затем облако, повозка и конь исчезли.
– Что ж, полагаю, могло быть и хуже,- пробормотал Лю-Цзе.- Не слишком сообразительный паренек. И возможно, слегка старомодный.
Обернувшись, он увидел наблюдавшую за ним толпу Аудиторов. Их было много.
Лю-Цзе вздохнул и улыбнулся своей любимой глупой улыбкой. Ох, как лее ему все это надоело…
– Ну а вы-то, надеюсь, слышали о Правиле Номер Один? – спросил он.
На мгновение Аудиторы замешкались.
– Мы знаем миллионы правил, смертный,- наконец ответил один из них.
– Миллиарды. Триллионы,- поддержал другой.
– Отлично. Значит, на меня вы нападать не будете,- полсал плечами Лю-Цзе.- Раз так хорошо знаете самое Первое Правило.
Стоявшие рядом с ним Аудиторы начали совещаться.
– Вероятно, это как-то связано с гравитацией…
– Нет, скорее с квантовым эффектом. Это же очевидно.
– Исходя из логики, самого Первого Правила существовать не может, потому что на данном этапе отсутствует концепция множественности.
– Но если не существует Первого Правила, значит, не может существовать и других правил? А если нет Правила Первого, то нет и Правила Второго?
– Существуют миллионы правил! И все они, несомненно, пронумерованы!
«Великолепно,- подумал Лю-Цзе.- Остается только подождать, когда у них расплавятся мозги».
Но тут вышел вперед один из Аудиторов. Взгляд у него был более бешеный, чем у других, а вид – крайне неопрятный. Кроме того, в руке он сжимал топор.
– Мы не должны ничего обсуждать! – рявкнул он.- Мы должны сказать себе: «Чепуха это все. И мы не будем ее обсуждать!»
– Но каково…- начал было один из Аудиторов.
– Господин Белый! Зови меня господином Белым!
– Но, господин Белый, каково оно, это Правило Номер Один?
– Я очень, очень не рад этому твоему вопросу! – завопил господин Белый и взмахнул топором.
Тело Аудитора как будто облаком объяло лезвие топора, после чего превратилось в множество пылинок, которые быстро рассеялись в воздухе.
– У кого-нибудь еще вопросы есть? – спросил господин Белый, поднимая топор.
Пара Аудиторов, слегка отстающих от развития событий, открыли было рты. И тут же опять их закрыли.
Лю-Цзе отошел на несколько шагов. Долгие века он оттачивал способность выходить практически из любой ситуации путем переговоров и весьма гордился достигнутым мастерством, но всякие переговоры есть продукт двухсторонний, и с другой стороны должна находиться более-менее разумная личность.
Господин Белый повернулся к Лю-Цзе.
– А ты, органический, что ты делаешь не на своем месте?
Но Лю-Цзе вдруг услышал совсем другие слова, произнесенные шепотом. Они донеслись из-за стены, и вот какой спор сейчас там происходил:
– Это же просто слова! Какая разница, что говорить?
– Точность имеет огромное значение, Сьюзен. Под крышкой содержится подробная карта с описаниями. Вот, сама гляди.
– И ты думаешь у это произведет нужное впечатление?
– Пожалуйста. Все нужно сделать правильно.
– Ну ладно у давай.
Господин Белый наступал на Лю-Цзе с поднятым топором.
– Запрещается…- начал было он.
– Эй, вы! Жрите… о боги… жрите же «нежнейшую сахарную помадку и очаровательно густую сочно-малиновую начинку в обрамлении непостижимого черного шоколада»… серые сволочи!
Г рад небольших предметов обрушился на улицу. Некоторые из них раскололись о мостовую.
Но Лю-Цзе вдруг услышал… тишину. Тишину, вызванную отсутствием тихого жужжания, к которому он уже привык.
– О нет, похоже, завод кончил…
Сейчас Ронни Соак опять больше походил на молочника, правда обслуживающего исключительно места пожарищ. Оставляя за собой дымный след, он ворвался в свою маслобойню.
– Да кем он себя возомнил! – пробормотал он, схватившись руками за край безукоризненно чистого прилавка с такой силой, что металл согнулся.- Ну конечно, тебя вышвыривают за ненадобностью, а потом хотят, чтобы ты вернулся…
Металл под его пальцами раскалился добела и начал плавиться.
– У меня есть клиенты. Есть покупатели. На меня рассчитывают. Работу, конечно, нельзя назвать шикарной, но людям всегда будет нужно молоко…
Ронни прижал ладонь ко лбу. Расплавленный металл, коснувшись кожи, испарился.
Головная боль была нестерпимой.
Он помнил время, когда был только он один. Но, о боги, как же трудно вспоминать, ведь тогда… не было ничего – ни цвета, ни звука, ни давления, ни времени, ни вращения, ни света, ни жизни…
Только Каос.
И пришла мысль: «Хочу ли я, чтобы это повторилось? Чтобы вновь наступил идеальный порядок, а вместе с ним – неизменность? »
Потом в сознание проникли другие мысли, больше похожие на серебристых угрей. В конце концов, он – Всадник и был им всегда, начиная с того самого времени, когда у людей, живущих в глиняных городах посреди выжженных равнин, возникла идея о том, что, перед тем как возникло все остальное, существовало Нечто. Он – Всадник, а Всадник слышит все издаваемые миром звуки. Жители глиняных городов и обитатели шатров из звериных шкур инстинктивно понимали, что мир окружает полная опасностей, сложная и безразличная к их нуждам вселенная. Они знали, что от холода пространства и пучины ночи их отделяет лишь толщина зеркала. Знали, что эта так называемая реальность, эта паутина правил, благодаря которым стала возможна жизнь,- всего лишь пена на гребне прилива. О да, они боялись старого Каоса. Но теперь…
Он открыл глаза и посмотрел на свои темные дымящиеся руки.
И спросил у окружающего мира:
– Кто же я теперь?
Лю-Цзе услышал свой возникший из ниоткуда голос:
– …ся…
– Почти, но не совсем. Я успела снова тебя завести,- сказала стоящая перед ним девушка.
Затем она отошла на шаг и окинула его критическим взглядом. Впервые за восемьсот лет Лю-Цзе почувствовал себя так, словно его застукали за каким-то постыдным поступком. Этот пытливый взгляд как будто рылся у него в голове.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});