Читать интересную книгу Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

На одном из перекрестков она остановилась, почувствовав опасность.

Изображение-четверть… Гримм, отдуваясь, бежит по шатким мосткам над потоком людей.

Живой поток становится плотнее, словно встретив впереди дамбу. Движущиеся тротуары, должно быть, не выдержали массы толпы и сломались, иначе часть народа унесло бы назад.

Людей сдавливало друг о друга, они задыхались в давке. Трупы в стоячем положении толпа несла вперед. Более ловкие прыгали по головам живых и мертвых, пока не подворачивали лодыжку или пока их не хватал кто-то из задыхающихся и не сбивал с ног. Тогда этих ловкачей несла волна голов и молотящих их рук.

Казалось, что сами стены проспекта готовы лопнуть. Давка воздвигала заторы из переплетенных, смятых тел над остальной массой. Поток истерзанной плоти, поначалу — единое многоголовое существо, начал безумно сжиматься, пока не стали лопаться глаза, рваться кожа, из разорванных сосудов фонтанировать кровь. Если Гримм упадет в это…

Вот уже к его мосткам потянулись человеческие деревья — живые старались вскарабкаться как можно выше по трупам. Светополосы мерцали, словно предупреждая о том, что скоро этот задыхающийся ад боли и ужаса погрузится во тьму.

— Почему не пускают газ? — закричал Гримм, словно кто-то из ответственных за это лиц мог бы услышать его. — Неужели ваш губернатор хочет, чтобы население несло такие жертвы?

И тут рядом распахнулся люк. Черный коготь зацепил Гримма и поднял в воздух. Черная, покрытая роговыми наростами рука обхватила его. Голова маленького человека оказалась прижата к выпирающей челюсти.

Гримм забормотал на своем родном языке, очевидно сильно жалея о своем желании посетить линию фронта.

Потом Жак и Гугол услышали, как он молится на правильном имперском готике, визжа так, словно хочет быть услышанным по всей галактике:

— О праотцы! Не дайте мне предать свой народ!

Вообще, эта молитва могла бы быть произнесена и на его наречии. На имперском готике ему следовало бы молить Бога-Императора о спасении.

Гугол хохотал:

— Несчастный коротышка думает, что она собирается одарить его поцелуем генокрада. О, La Belle Dame Sans Merci.

— Не произноси колдовских заклинаний, — строго пресек его Жак.

— А я и не говорил. Это фраза из одной древней поэмы. В ней говорится, ну… о роковой женщине. Ме’Линди.

— Очень роковой, — согласился Жак.

— Но не для нашего друга Гримма, хотя он этого и не понимает.

Ме’Линди бросилась обратно в люк и побежала изо всех сил, прижимая к себе Гримма, плачущего как ребенок.

— Она тащит его в особое тайное место, чтобы подарить роковой поцелуй, — заключил Гугол. — Вот что он думает. А после этого он навечно должен остаться девственником, чтобы не осквернить свой народ.

— Девственником? Ты шутишь. Жертвы генокрадов забывают о том, что были заражены. Генокрады при поцелуе еще и гипнотизируют.

— Получается, жертве очень хочется спариваться?

— Ха, с простыми смертными! И те в восторге, ибо тоже зачарованны.

Гибридные дети с рождения гипнотизируют родителей, и воспринимаются теми как красавцы, несмотря на извращенное уродство.

— Увы, — вздохнул Гугол, — наш взволнованный друг еще не заметил некоторых расхождений. И наверняка уже намочил штаны.

Прижимая к себе Гримма, Ме’Линди перебралась через переплетение распорок, скрепляющих шахту, и нырнула в темный туннель.

— И все же, — пробормотал навигатор, — найти приют в её руках…

— Ты поэт, Виталий? — спросил Жак. — Мне кажется, ты покраснел?

— Я сочинил несколько вещей в путешествиях в свободное время, — признался Гугол. — Несколько стихов о пустоте. О любви. Смерти. Если они мне нравятся, то я их записываю.

«И они, вероятно, тебе очень нравятся», — подумал Жак, а вслух сказал:

— Остерегайся романтизма.

Ме’Линди добралась до небольшой заброшенной кладовой, заставленной покрытыми пылью и паутиной инструментами. Тусклые люминосферы освещали оранжевым светом тесное пространство.

Захлопнув плечом двери, Ме’Линди резко, но без грубости, поставила на ноги сквата. Гримм отступил на несколько шагов. Так как путей отхода у него не было, он вызывающе взглянул монстру в морду.

— Ха! Не выйдет. Ха, да я лучше сам себя убью.

— Какой он скромный.

Тон Гугола намекал не только на насмешку, но и на несбыточное желание.

Фальшивый генокрад жестом указал на свою морду, затянутую синтекожей. Когтями, едва ли предназначенными для тонких манипуляций, он указал на свой пояс и показал различные штуковины, спрятанные в ткани.

В глазах коротышки наконец-то мелькнул отблеск понимания. Он нерешительно подошел к ней и протянул руку к баллончику. Ме’Линди кивнула длинной головой, как лошадь. Растворитель, да.

Гримм распылил его ей на морду и челюсти распахнулись, обнажив кинжалоподобные зубы. Она зашипела на него. Она что, пытается заставить эту ксеносскую пасть и язык-яйцеклад выдавить человеческую речь? Тем временем Гримм, уже почти без дрожи, продолжает распылять растворитель — на грудь, руки, спину — пока вся синтекожа полностью не растворяется. Пожалуй, без неё она выглядела еще более зловеще.

— Ей нужны его руки, — усмехнулся Гугол. — Вот почему она прихватила его. Скорее всего, после того, как он ведет ей антидот от поли-как-там-его, она оставит его и отправится своим путем.

Но Ме’Линди жестом отказалась от введения антидота. Снова подхватив сквата, она распахнула дверь и продолжила свой путь по темным мрачным недрам Василарева. Она поднималась на такие высоты и спускалась в такие глубины, где сам скват самолично бы не прошел, или прошел бы, но не так быстро.

— Проклятье, а Гримму, похоже, явно уютно. Жак, как вы думаете, он получил удовольствие от поездки на руках Ме’Линди? Я полагаю, что он ей нужен лишь как голосовое средство на тот случай, если ей потребуется идентифицировать себя!

— Ревность является одним из следствий романтизма, Виталий…

Дверь в изумрудный люкс распахнулась и ворвалась чудовище-Ме’Линди. Она поставила Гримма на ноги. Скват сразу расправил куртку, отряхнул грязь, расчесал пальцами рыжую бороду и щелкнул по своему «конскому хвостику», словно сгоняя муху. Затем расплылся в улыбке Ме’Линди, но тут же спохватился:

— Ха, ха, ничего себе скачки.

— Мы за вами наблюдали, — подал голос Гугол. — Виртуозное выступление, моя дорогая!

Он изящно поклонился ассасину.

— Я же сказал вам не выкидывать подобных трюков, — напомнил ей Жак. — Теперь Обиспал знает, что на планете присутствуют другие, неизвестные ему, имперские агенты. С другой стороны — он остался жив, и это может успокоить его эго.

Ме’Линди приблизилась к Жаку и опустилась перед ним на колени. Неужели она будет просить у него прощения? Нет — она просто предоставила ему более детально осмотреть свой образ генокрада.

Он протянул руку и погладил её по жесткой звериной голове. Гугол при этом взволнованно присвистнул. Вопреки себе, Жак почувствовал, что очарован. Он мог касаться — он мог ласкать — Ме’Линди в этой смертоносной чужеродной личине так, как кто-то мог гладить котенка, так, словно он был свободен от обычных служебных формальностей и чувств. В этом обличии она была как никогда смертоносна; ей по сию пору приходилось сдерживать временно приобретенные рефлексы, чтобы не причинить вреда.

Он рассматривал её панцирь, крепкие пружинистые ноги; и всё же он понимал, что слишком пристально рассматривает Ме’Линди, в то время, как не должен так делать. Он едва ли понимал, что здесь есть еще и зрители. Ме’Линди что-то неразборчиво прошипела.

— Ей нужно поесть, босс, — сказал Гримм. — Для обратного перевоплощения ей нужна энергия.

— Ты что, понимаешь её? — недоверчиво спросил Гугол.

— Понимаю её? Понимаю? Ха! Кто может понять и постичь такого человека? Её рот издает звуки, а я перевожу. Я, в конце концов, — Гримм пошло усмехнулся, — наслаждался её обществом намного больше, чем любой из вас. Совсем недавно.

— Может мне заказать что-то особенное в службе отеля? — невозмутимо спросил Гугол. — Например, целого жаренного барашка? Если, конечно повара и кухарки всё еще живы, если они не сбежали, или их не погнали варить синтебурду для тех же беженцев. Нашей даме требуется банкет. А это не будет слишком бросаться в глаза? Не привлечем ли мы к себе излишнее внимание?

— Ты же отлично знаешь, — осадил его Жак, — что она вполне может воспользоваться нашими собственными запасами.

Что теперь Ме’Линди и делала — жадно поглощала рыбу, мясо, птицу из стазис-контейнеров, которые были доставлены в люкс с корабля Жака, «Торментум Малорум», который на время их визита на Сталинваст носил псевдоним «Сапфировый орел». Хотя планета и была богатой, город-улей вряд ли мог гарантировать настоящую еду, даже в богатом отеле, тем более во время смуты.