Я ехала с грудастыми девчонками модельной внешности, из новеньких была лишь я одна. Кто-то из них тогда сказал сквозь зубы, что ненавидит все эти мальчишники и групповые вызовы и стоит мужикам нажраться, ведут себя как скот. Ирина цыкнула, чтобы не смели разводить тут депрессняк. Мы проезжали БАМ, а у меня тряслись колени… Я думала о том же, что и все, – о деньгах и о том, как их потрачу. Девчонки предсказали точно: когда подъехали по адресу, хозяин, гости – все были упиты вусмерть, с порога нас встречали выкриками, мерзким смехом. Ирина вылезла, и мы за ней. Нас выстроили в ряд в прихожей. Пять девушек – пять мужиков…
Марина зарыдала. Картина того вечера встала перед глазами во всей чудовищной красе.
– Тише, тише… Все в прошлом, – взяла ее руки в свои Алла.
– Они выбирали, кому какая. Каждый подходил, лапал, другие отпускали грязные словечки, и хорошо, что хоть не заставляли раздеваться! Когда дошел черед до меня, последний мужик, которому осталась я, скривил красную рожу и выкрикнул Ирке: «Не, ну что за у*бище ты привезла?! Всем нормальные бабы, а мне ни сисек, ни жопы, ни рожи!» Такого выпада она не ожидала, но промолчала, лишь посмотрела на хозяина коттеджа. А тот, смеясь, ответил гостю: «На хрена тебе ее рожа? Дырка есть – и ладно!» Все заржали, кто-то усмотрел кривые ноги, а кто-то все смеялся, что ни сисек нет, ни жопы. Я выбежала на улицу, на воздух! Не могла я разреветься перед этими скотами, Алла. Не могла.
Зато теперь Маринка рыдала с такой болью, с таким надрывом, будто только что выбежала из того злосчастного дома. Алла застыла в одной позе, и только сердце бешено стучало: оно, живое, протестовало против жестокости, циничности «господ» и тех, кто правил балом.
– А что они смеялись? – по-детски наивно спросила Марина, всхлипывая. – У них есть все. Такой, как тот, купается в деньгах, отгрохал особняк, имеет яхту, три машины и целый штат молоденьких любовниц, а на что? Госслужба нынче прибыльное дело. Они имеют нас, еще и унижают, издеваются… Я чувствовала себя в тот момент куском дерьма! Уже не думала о деньгах, которые пообещала Ирка. Хотела поскорее убраться, хоть на попутках, хоть на такси. В округе частный сектор, ночь, темнотища… Тут вышла Ирка. «Эй, идем в дом, – сказала мне она, – сейчас успокоится, и ляжешь с ним. Все будет норм. Он просто пьян, не обращай внимания…»
Алла посмотрела на нее в смятении.
– А что за госслужащий? Не Киселев ли, депутат? – взволнованно спросила она.
– Нет, не переживай, не твой, – ответила Марина.
– Что было дальше?!
– Я охренела от услышанного! «…ляжешь с ним… Все будет норм», – передразнила та Ирину, – «идет он нах!» – выкрикнула я. И развернулась в сторону ворот. Тогда еще кольнуло в груди, а вдруг догонят, затащат силой в дом. А мало ли, что на уме у всех этих скотов. Я участила шаг… Минут пятнадцать неслась как в жопу стрелянная, пока меня не осветила фарами Иркина машина. «Садись!» – сказала Ирка. Я вся зареванная и с недоверием: «Куда ты, в город?» «Ну а куда еще?!» Ноги на каблуках устали; на свой страх и риск я села к ней. Мы выехали на трассу; Ирка была чернее тучи. Не знаю, что ее взбесило больше: упущенные деньги или выговор приборзевшего клиента, его язвительное недовольство, а, может, все и сразу. Но мне она ничего не предъявила. Была не очень разговорчива.
А наутро я смотрела в зеркало с отвращением. Я видела то плоскогрудое существо, над которым потешалась пьяная толпа. Хуже того – оплеванную и облеванную тряпку, в которую харкали все кому не лень! Никогда еще мне не было так мерзко! Голова моя раскалывалась: как быть дальше? Однозначно бросить! Кипело все во мне. Ладно. Ну а чем жить дальше? Вернуться в больницу на копеечную зарплату? Да ни за что! Пойти в продавщицы, в официантки? Нет. Я знала, что и там не шибко платят, а квартиру я не потяну. Возвращаться к бабке, экономить на гречке, копить на новые трусы я тоже больше не хотела. И сбережений не имела никаких на «черный» день. Тысяч тридцать, но это мигом разлетится, их я не считала. Первые два месяца транжирила, а тогда, на третий, поняла, что делать так нельзя…
– Знакомая картина… – сказала Алла с грустью, пониманием.
Марина вяло улыбнулась: с ней были солидарны. Наконец-то она могла открыться, и ей в ответ не прилетят за это камни. Никто не скажет грубых, резких слов.
– Не представляешь, как же мне хотелось выговориться, спросить у вас совета! Когда мы собирались вместе, так и подмывало все вам рассказать. Но не могла я, а пропасть между нами все росла, росла… Вы что-то живо, с интересом обсуждали, а я боялась лишнего сболтнуть, особенно когда под алкоголем. Придумала историю о щедром толстосуме и прикрывалась ею как щитом. Носила все в себе, а это сущее мучение! Теперь ты понимаешь, какое это испытание для дружбы. Ты начинаешь отдаляться от друзей, живешь в каком-то замкнутом пространстве, перестаешь им доверять и напрягаешься в общении, все время начеку, как будто ждешь разоблачения. Как будто это не твои друзья, а шпионы. Они все чувствуют и думают, что ты зазналась, что их компания тебе неинтересна, и появляются обиды, ссоры… Знаешь, чем сильнее я вовлекалась в это дело, тем тяжелее мне становилось видеть вас.
И после той истории с мальчишником… Не знала, что мне делать. Сомнения разрешила Ирка. Она мне позвонила и спросила, готова ли я выехать на встречу. Меня же воротило от одной лишь мысли. «Нет! И не знаю, буду ли вообще готова», – ответила я ей. Она не стала ставить ультиматум (или работай, или вали на все четыре стороны), за что я очень благодарна; она все поняла и отнеслась по-человечески. «Возьми недельку, выберись куда-нибудь из города, обдумай все и для себя реши. Я не могу дать никаких гарантий, что этого не повторится. Идеальных условий не бывает, какую сферу не возьми. Одни расплачиваются здоровьем, другие же – самооценкой. Одно могу сказать: ты не найдешь другого места, где будешь получать такие деньги. Но это не для гордых. Решай сама», – были ее слова. Я уехала к матери в поселок, а по возвращении позвонила Ирке и сказала, что готова, только мальчишники больше не предлагать. Ну не смотри так на меня! А что мне оставалось делать? Я не хотела возвращаться в нищету, никто нигде не предложил бы даже половины этих денег!
А дальше мне везло, мне попадались