его, [Абу-л-Хайр-султана], просьбе прибежище накибского достоинства Хасан-ходжа накиб, счастливый эмир Джангельди-бий и Умдат ал-мулк Кулбаба кукельташ пришли к ставке [Абдулла-хана], подобной небу, и известили его величество об этом деле.
После того как его величество услышал этот рассказ, сначала на зеркало его сердца села пыль вражды. Однако затем, оказав милость, он соизволил сказать: “Все эти трудности, которые перенесли мы и наше войско, были для его же блага. Если он согласен и вступил на путь мира, что нам [остается] сказать?”
Когда заявление султана, содержащее просьбу, разукрасилось печатью согласия его величества [Абдулла-хана], в среду 2-го [числа] месяца раби'II Музаффар-султан с некоторыми [своими] вельможами спустился со стены города и поспешил навстречу к своему брату Абу-л-Хайр-султану. Он подошел к брату, разговаривал о мире и вернулся обратно.
В течение четырех дней люди с обеих сторон посещали друг друга и приподняли завесу стыдливости с лица красавицы мира. После этого в воскресенье 6-го [числа] упомянутого месяца победоносный хакан [Аб-дулла-хан], поверив словам самаркандцев, поднял полумесяц знамени до солнца и [направился] в Кан-и Гиль[380], ибо в это время постоянно, непрерывно поступали вести о том, что Баба-султан с огромным, неисчислимым войском только что переправился через реку Сейхун и с огромным полчищем во всем величии двинулся сюда для оказания помощи самаркандцам.
В это время неожиданно случилось удивительное событие, показалась странная картина, [благодаря чему] удалось завоевать Самарканд. /218а/
Рассказ о завоевании Самарканда, подобного раю, и о том, как Джаванмард-хан оказался в плену
Одним из даров господа, безграничных милостей [его], ощущаемых его величеством [Абдулла-ханом], государем, признаки которых день ото дня становятся все яснее на страницах благословенной поры [хана], является следующее обстоятельство. Когда было заключено перемирие и картина мира явила свой лик, Музаффар-султан попросил отца разрешить Абу-л-Хайр-султану вместе с эмирами и вельможами его величества [Абдулла-хана] войти в город, чтобы вместе [с отцом] устроить ему встречу. В это время к Джаванмард-хану пришел человек от Баба-султана. Он объяснил: “Только что мы переправились через реку [Сейхун] с войском, число которого не умещается в мастерской художника воображения и счетчик воображения не может указать его предел. Мы направились к ним (т. е. защитникам Самарканда) с предельной скоростью наподобие холодного ветра. Просьба, тысячи просьб [к защитникам], чтобы они не сошли с пути охраны крепости, со стези мести [врагу], не выпустили из рук поводья старания и усердия в защите той твердыни, подобной небу”.
Когда Джаванмард-хан услышал об этом, он вызвал своего сына Музаффар-султана и соизволил сказать: “Не говори об этом никому. Два-три дня веди себя дружелюбно, нейтрально по отношению к находящимся вне [крепости], возможно, они, полагаясь на наш мир, распустят войско. Тогда Баба-султан во всем величии прибудет оттуда, мы же со своим войском выступим из города и окружим их (т. е. воинов Абдулла-хана) и то, что начертано на скрижалях нашего воображения, осуществим силой, если захочет Аллах”.
Музаффар-султан, услышав эти слова, долго говорил [отцу]: “Полагаясь на войско Дашта, не нарушайте договора, [в противном] случае очень скоро случится бедствие мятежа, вражды, [возникнет] опасность из-за [нашей] неблагодарности [Абдулла-хану]”. Мятежный [Джаванмард-]хан никак не ощущал в своем сердце вреда от нарушения договора. Он выругал Музаффар-султана и по исключительному безрассудству выгнал его.
Воля всевышнего бога, да будет славным упоминание его, заключалась в том, чтобы завоевание Самаркандского вилайета осуществилось [благодаря прибытию] благословенными шагами его величества [Абдулла-хана]. Поэтому Музаффар-султан по воле судьбы, предначертанной всесильным владыкой, [богом], и благодаря силе счастья государя — покорителя мира [Абдулла-хана] выступил из города и обрисовал брату [Абу-л-Хайр-султану] коварство отца.
Тогда [Абу-л-Хайр-султан] сказал: “Относительно завоевания этого вилайета мне думается так. Пока отец еще не выражает недоверия по отношению ко мне, представляется наилучшим следующее. /218б/ Я и [мои] приближенные с отрядом вельмож, вооруженные и оснащенные, один за другим войдем в город и этой хитростью захватим город”.
Абу-л-Хайр пошел к его величеству могущественному [Абдулла-хану] и приподнял завесу с лика этой тайны, изложил мнение брата. Решившись на это (т. е. выступление с братом), он ушел от его величества. Вместе со своим братом Музаффаром он вооружился и снарядился и в полном вооружении без промедления направился к городу. Музаффар-султан послал Абу-л-Хайр-султана в сторону ворот Казаристан. Сам он вошел в город через ворота Сузангаран и с предельной поспешностью направился к воротам Казаристан. Он сломал замки [ворот] боевой секирой, пропустил через них своего брата, и они вместе направились к арку. Благодаря счастью могущественного [Абдулла-хана] они овладели арком. Они поднялись на крепостную стену и забили в барабан радости.
В это время мятежный хан Джаванмард-хан с отрядом мстительных храбрецов намеревался устроить пир на башне Чакар. Он касался края чащи и пиалы, [полных] вином, [красным], как тюльпан, [светлым], как нарцисс.
Месневи
Не станет ни государем, ни предводителем войск тот,
Кто хрупкого телосложения, кто предается неге.
Тебе не дозволены корона, сокровищница, верховная власть,
Если ты кладешь голову на подушку [беспечности].
Великие люди изрекли: “Всякий государь, который проводит время беспечно, предается страстям, постоянно проводит свою жизнь на пиру с вином, всегда наносит этим ущерб своей стране, страдают и [склоняются] к закату его достоинство и войско”.
Месневи
Всякий, кто воссел на трон власти,
С самого начала должен отказаться от [удовольствий] в жизни,
Эмир, который беспрестанно пьет вино,
Разве будет заботиться о делах войска?
Если очень хочешь пить вино,
То пей немного, сильно не предавайся неге.
Если сам не пьешь, это еще лучше,
Ибо такой человек бывает в большом почете.
После того как произошло это событие, [Джаванмард]-хан в полном смятении сначала направился к арку. Отчаявшись в сыновьях, он решил бежать. Оттого что он [находился] в сильном беспамятстве, в полном опьянении, он сунул за пояс несколько стрел, босой сел на коня и вступил на путь бегства. Он выехал через ворота Шейх-заде и пошел по пути бегства. В пути он случайно столкнулся с отрядом великих и славных эмиров [Абдулла-хана], таких, как могущественный эмир Джангельди-бий, всадник ристалища храбрости Али-Мардан бахадур и Гандж-Али шигаул. /219а/ Он, [Джаванмард-хан], растерялся. Гандж-Али бахадур сошел с коня, взял под уздцы его коня. Вместе с другими эмирами он пошел к его величеству [Абдулла-хану] и доставил весть о том, что Джаванмард-хан попал в плен. Его величество, [даже] не увидев его (т. е. Джаванмард-хана), приказал, чтобы его повели к Абу-л-Хайр-султану и передали ему. Плоды его