в искусственных условиях. Съемка животных в тропическом лесу влечет за собой трудности, которые могут обескуражить даже самого рьяного оператора. Ведь диких животных почти невозможно увидеть, а если вы их и увидите, то чаще всего мельком, когда они ныряют в заросли. Только чудом можно в нужную минуту оказаться в нужном месте — и камера готова к съемке, и выдержка рассчитана правильно, и фон подходящий, и животное перед вами занято чем-то интересным, что будет смотреться на экране. Чтобы не зависеть от чуда, лучше поймать нужное животное и приучить его к неволе. Когда у него поумерится страх перед человеком, можно начинать работу. В большом, огороженном сеткой павильоне вы создаете пейзаж, максимально приближенный к натуре, но вместе с тем подходящий для съемок. Другими словами, поменьше нор, куда бы мог спрятаться робкий зверек, не слишком густые заросли, чтобы тень не мешала, и так далее. После этого вы помещаете животное в павильон и даете ему привыкнуть. На это уходит от одного часа до двух-трех дней.
Разумеется, надо хорошо знать нрав животного, предвидеть, как оно поведет себя в тех или иных условиях. Скажем, если голодная мешотчатая крыса найдет на земле в павильоне вдоволь лесных плодов, она поспешит набить ими поместительные защечные мешки, и вид у нее будет такой, словно она поражена свинкой в тяжелой форме.
Если вы не хотите свести съемку к ряду скучных кадров, показывающих, как животное бесцельно бродит взад и вперед среди кустов, нужно создать такую обстановку, чтобы камера могла запечатлеть какую-нибудь интересную сценку или повадку. Но и когда обстановка будет создана, вам необходимы еще две вещи: терпение и удача. Зверь, даже и ручной, — не актер, ему не втолкуешь, что надо делать. Бывает, животное неделями изо дня в день выполняет какое-то действие, а перед камерой вдруг теряется и отказывается играть. Если вы потратили несколько часов под лучами палящего солнца, готовя сцену, такая выходка может сделать из вас убийцу.
Чтобы вы лучше поняли, как трудно снимать животных, я вам могу рассказать о наших злоключениях с водяным оленьком. Это прелестные маленькие антилопы, не больше фокстерьера. Их темно-каштановая шерсть красиво расцвечена белыми полосами и пятнами. Изящный водяной оленек чрезвычайно фотогеничен, и в его повадках есть много интересного. Например, на воле он ведет наполовину водный образ жизни. Почти все время эта маленькая антилопа бродит и плавает в лесных ручьях и речушках, она даже может довольно долго плыть под водой. И еще одна своеобразная черта. Оленек очень любит улиток и жуков. (Среди антилоп такие плотоядные повадки — большая редкость.) И наконец, он чрезвычайно спокоен, и его легко приручить. Был случай, когда оленек, доставленный нам через час после поимки, сразу принял пищу из моих рук и позволил мне чесать ему уши. Можно было подумать, что он родился в неволе.
Наш водяной оленек не был исключением. Это удивительное ручное существо обожало, когда ему чесали голову и живот, и, не скрывая своего удовольствия, пожирало сколько угодно улиток и жуков, только поспевай заготавливать. А на досуге маленькая антилопа пыталась искупаться в тазу с питьевой водой, где еле-еле — да и то с превеликим трудом — помещалась лишь задняя часть ее туловища.
Чтобы антилопа могла показать свою плотоядность и пристрастие к воде, я оборудовал съемочную площадку, включающую участок речного берега. Мы нарочно расположили кусты так, чтобы они наилучшим образом подчеркивали защитную окраску оленька. Однажды утром, когда небо было совсем безоблачное и солнце в нужном месте, мы отнесли клетку с оленьком на площадку и приготовились выпустить его.
— Я только одного боюсь, — сказал я Джеки, — что не смогу заставить его двигаться. Ты же знаешь, какой он тихий… Выйдет на середину площадки и замрет.
— А мы с другой стороны покажем ему улитку или еще что-нибудь, и он пойдет дальше, — предложила Джеки.
— Лишь бы не торчал на месте, как корова на лугу. Мне нужно хоть какое-то движение, — сказал я.
Действительность превзошла все мои ожидания. Как только дверь клетки приподнялась, оленек вышел грациозной походкой и нерешительно остановился, держа на весу тонкое копытце. Я нажал спуск кинокамеры, чтобы снять следующий шаг маленькой антилопы. Следующий шаг оказался совершенно непредвиденным. Оленек ракетой промчался по площадке, которую я так тщательно готовил, проскочил через сетку ограды, словно ее и не было вовсе, и исчез в зарослях, прежде чем кто-либо из нас успел сдвинуться с места. Мы меньше всего ожидали такого оборота, поэтому отреагировали не сразу, но, когда мой драгоценный оленек скрылся из виду, я издал вопль, исполненный такого страдания, что все, включая нашего повара Филипа, бросили свои дела и появились на площадке, как по мановению волшебного жезла.
— Водяной зверь убежал! — кричал я. — Десять шиллингов тому, кто его поймает!
Моя щедрость возымела немедленное действие. Африканцы клином вонзились в заросли. Не прошло и пяти минут, как Филип, издавая торжествующие вопли своей фельдфебельской глоткой, вынырнул из кустов, прижимая к животу отбивающуюся, брыкающуюся антилопу. Попав снова в клетку, она спокойно воззрилась на нас невинными глазами, словно удивленная всей этой суматохой. Потом она ласково облизала мою руку, а когда я почесал у нее за ухом, наполовину закрыла глаза и, как обычно, погрузилась в транс. Весь день мы пытались снять это скверное животное. В клетке оленек вел себя образцово — плескался в тазу, показывая, как любит воду, ел жуков и улиток, показывая, какой он плотоядный, но стоило выпустить его в павильон, как он бросался наутек, словно за ним гналась свора леопардов. К концу дня я, распаренный и измученный, отснял пятьдесят футов пленки, где было видно, как оленек неподвижно стоит перед клеткой, готовый сорваться с места. Уныло мы отнесли обратно в рестхауз клетку с антилопой, которая безмятежно лежала на подстилке из банановых листьев, уплетая жуков. Больше мы не пытались снимать водяного оленька.
Другое существо, которое причинило мне неописуемые муки на поприще кинематографии, — молодая сова Вудфорда, не особенно оригинально прозванная нами Вуди. Совы Вудфорда очень красивы, их шоколадное оперение обильно расцвечено белыми пятнами, а таких прекрасных глаз, наверное, нет больше ни у кого из сов. Огромные, темные, влажные, с