опыт и он уйдет вместе с вами?
Хаяо Миядзаки: В Японии мало людей, которым по-настоящему интересна рисованная анимация, а не 3D.
– А почему вы предпочитаете традиционную анимацию модной ныне 3D?
Хаяо Миядзаки: Не привлекает меня этот визуальный стиль. (Смущенно смеется.) – Слишком уж много технологий вместе с ним пришло в кинематограф. А мне нужны только бумага и карандаш.
– Но ведь вы, кажется, близко дружите с Джоном Лассетером, главой студии Pixar. Расхождение во взглядах не мешает вашим отношениям?
Хаяо Миядзаки: Я его не учил снимать фильмы в 3D, и он меня не соблазняет снимать фильмы в 3D, так что никаких проблем. Мы работаем на разных территориях. Джон молодец, он настоящий трудоголик. Я только за его здоровье беспокоюсь.
– Почему это?
Хаяо Миядзаки: Работает слишком много. Вот мы с женой обычно практикуем полное разделение обязанностей: я тружусь день и ночь, она занимается домом и детьми. А Джон Лассетер беспрестанно работает, но он еще и прекрасный отец и заботливый муж, он занимается социальной деятельностью, у него полным-полно хобби… В общем, все это раз в пять превосходит мои собственные возможности.
– Вы тоже находите время заниматься помимо кино архитектурой, а еще пишете стихи, не так ли?
Хаяо Миядзаки: А это уже мои хобби, не работа. Есть у меня и другие хобби, но о них я лучше и говорить вам не буду (смеется).
– О том, что для вас важнее всего в анимации, скажете?
Хаяо Миядзаки: Анимация – это когда ты берешь карандаш и несколько листов бумаги и начинаешь рисовать линию за линией. Причем не потому, что хочешь изобразить что-то определенное, а потому, что в процессе рисования открываешь что-то новое и совершенно неожиданное. Эти маленькие открытия – самое важное в анимации. Сам творческий процесс в ней интересней всего. В нем ничего не может быть решено заранее. Предположим (берет в одну руку зажигалку, а в другую пластиковый стакан, и демонстрирует), один персонаж должен проделать некоторый путь, приближаясь ко второму. Мы знаем, что его движение начнется здесь, а закончится именно там. Таким образом, оживляя эти движения, мы заранее знаем, какими они будут и каким будет направление. Но есть и другой способ преодолеть это расстояние! Может, изменить раскадровку, и персонаж будет двигаться по иной траектории и вообще – в другую сторону?
Есть разные дороги и разные возможности, которые открывает анимация. А предсказуемость всегда делает ее скучной. Конечно, я рисую раскадровки и подробнейшим образом обсуждаю их с командой аниматоров, но нередко потом я проверяю проделанную работу на свежую голову и вдруг осознаю, что совершил ту или иную ошибку. Даже одно маленькое движение может стать ошибкой. В 3D это влетело бы в копеечку.
Анимация – это не то, когда ты берешь карандаш и рисуешь ровную, правильную линию. Анимация – когда пытаешься отыскать ту линию, которая скрыта внутри тебя самого. Если, беря в руки карандаш, ты собираешься использовать только ум, только рассудок, результат не может получиться удачным. Так работает, увы, 90 % аниматоров. Но есть и те, кому удается оживить свое подсознание. Среди молодых их совсем немного – они слишком уж увлечены виртуальной реальностью.
– Когда вы беретесь за новый проект, он начинается с образов или все-таки с истории, с сюжета?
Хаяо Миядзаки: С образов. Потом уже они диктуют сюжет. Я пытаюсь подстроить его под образы, которые рождаются в моей голове, а он не подстраивается, и это делает мои фильмы такими странными.
– То есть ваш принцип – полная непредсказуемость?
Хаяо Миядзаки: В сущности, да. Начиная работать, никогда не знаешь, что получится в итоге.
– Вас часто сравнивают с Уолтом Диснеем. Как вы оцениваете его ранние классические работы, такие как «Белоснежка», «Пиноккио», «Фантазия»?
Хаяо Миядзаки: А можно я на этот вопрос не буду отвечать? Вот как скажу: увидев их, я был впечатлен, но сразу понял, что не хочу делать такие фильмы.
– Вам важно, чтобы ваш зритель испытывал сильные эмоции, когда смотрит ваш фильм?
Хаяо Миядзаки: Безусловно. Не знаю, как у вас, а у нас в Японии есть такое выражение – «волосы дыбом». Я бы хотел, чтобы ощущения от фильмов были именно такими – очень сильными, чтобы волосы поднимались на голове.
– Принято считать, что для того, чтобы всю жизнь снимать мультфильмы, надо быть вечным ребенком…
Хаяо Миядзаки: Да вы что! Посмотрите на меня: я же уже старик.
«Рыбка Поньо» Хаяо Миядзаки. Превращение
«Будьте, как дети» – легко сказать, а попробуй, осуществи! Хаяо Миядзаки смог. В Венеции несколько тысяч взрослых людей (на все сеансы вход строго воспрещен детям до 18) смотрели взахлеб его «Рыбку Поньо» – мультфильм о пятилетних и для пятилетних, аплодировали в такт и пели хором песню на неведомом японском языке: «Поньо, Поньо…»
Маститые критики, не стесняясь, вытирали счастливые слезы: а как же, ведь в конце мультфильма маленькая принцесса рыбьего мира осуществила свою мечту и стала человеком! Этой радостью, однако, с незнакомым человеком не поделишься – вот и объясняли свой восторг пространными словами об «изысканной технике» и «феерической цветовой гамме». Хотя, по правде говоря, мало кто из западных зрителей скрывает свое полное неведение в области анимации как таковой и японских аниме в частности. А для фестивальной публики Миядзаки – инопланетянин в NN-й степени: во-первых, японец (в их традициях черт ногу сломит), во-вторых, человек из вселенной масс-культуры, в-третьих, гуру детского кино, которое на арт-хаусных смотрах нечастый гость. Незнание спасительно, оно и позволяет от души радоваться увиденной сказке, не вдаваясь в детали.
Забавно, что и японцы никогда не претендовали на стопроцентное понимание вселенной Миядзаки – настолько она самобытна и эклектична, настолько напитана отзвуками европейской культуры. Смотря и заучивая наизусть мультфильмы студии Ghibli, соотечественники мэтра вряд ли отдают себе отчет в том, что Навсикая – героиня Гомера, а Конан – Роберта Говарда, что Лапуту первым открыл Джонатан Свифт, а слово «Тоторо» – искаженное «тролль». Однако и смысла в этом знании немного, ибо властью карандаша Миядзаки все культурные коннотации девальвируются; знание подтекста никак не влияет на впечатления от просмотра. Миядзаки говорит со своей аудиторией, по какую бы сторону Тихого Океана та ни обреталась, одинаково – как с малыми детьми. Его кинематограф – подлинно контркультурный.
Этим объясняется и секрет второго рождения Миядзаки в XXI веке. Будучи 67-летним классиком на родине, в Европе и США он на старости лет вновь обратился в актуального мастера. В Японии прославился в 1984-м,