Вам в одну сторону, мне в другую. У вас свои дела, у меня свои. Всех благополучий и успехов в делах.
– Спасибо парень. Если что, обращайся. Поможем, чем можем. И еще раз прости за тогдашнее.
– Бог простит. Общий привет, прощайте.
Я подождал пока машина отъедет на порядочное расстояние и стартовал. Коктебель нашел по темному профилю Волошина на скале Кок Кая. Вот он, Коктебель, он же Планерское. Огоньки почти потухли, добрые люди легли спать. Где там мой домик?
Собака гавкает во дворе, у Верки в комнате свет. Не спит. Сейчас начнет бить.
Боренька!! Я чуть с ума не сошла. Нельзя же так. С незнакомыми взрослыми ехать неведомо куда. А вдруг они б тебя убили?! Что я бы матери сказала, как бы я жила после этого. Не делай так больше Боря!
И до рассвета я успокаивал её. И пёс, бродя по двору, гавкал: Ходят тут всякие, до рассвета ходят, нам псам сплошное беспокойство. В следующий раз укушу.
Гроза, августовская гроза. Для августа в Крыму редкость. Август обычно пролетает умеренно жаркий, сухой, почти без дождей. И вдруг она. Гремит в горах, если суждено случиться молниям, то за хребтом Магнитный их будет в изобилии. Рискну и выберусь туда. Не то две, не то три недели я обхожусь без чудесного заряда бодрости и порядком заскучал. Осторожность не повредит. Но кого не убило три раза, не убьет и в четвертый.
С Верочкой вчера весь день гуляли по поселку. Кроме дома Волошина ничего особо интересного не выгуляли. Видели Анастасию Цветаеву, видели и поэта Евтушенко. Великий поэт играл в настольный теннис и всех обыгрывал. Вера порывалась взять у него автограф, но я отговорил. Евтушенко кобелина еще тот, не стоит разрушать иллюзии у юной девушки. Пусть Верочка верит в благородство.
Гремит, ох как гремит. Вера Михайловна ушла в магазин, скоро придет. Воспользуюсь её отсутствием…
По тропе на Святую гору несся поток воды. Громыхало уже близко. Еще один рывок и я у цели. Но южная гроза в горах это страшно…
Молнии били в каждый камень. Вспышки переплетались в клубки огненных змей. Вон взорвалась, не больше, не меньше, шаровая молния. Вон еще одна плывет. Не к тебе ли плывет, пионер? Ударило. Я ослеп от света, задергало, словно лягушку на уроке биологии. Разряд, кажется, прошел сквозь меня. Сейчас потеряю сознание и конец…
– Ну как не стыдно. Мальчик еще и уже пьяный валяешься под дождем. Вставай, простудишься.
Я лежу у гастронома на улице Ленина. Здесь мы с Верой покупали конфеты “кит в чоботях”. Дрянные, в общем, конфеты, якобы шоколадные. Получается, я успел переброситься в поселок и спастись от грозы?
Глава 61
– Ну как тебе не стыдно. Изгваздался словно поросенок, весь мокрый. Опять хотел поближе к грозе прогуляться? А кто мне обещал?! Нет, не крутись, я тебе уши выдеру. За оба уха, чтобы не смел без Верочки на улице гулять. Обещаешь?
Ушам было больно, и я честно пообещал всё, что угодно. Потом Вера дула мне в лицо и целовала многострадальные уши. Гроза уже отгремела и снова сияло солнце. Можно опять гулять и наслаждаться жизнью. После удара молнии я чувствовал себя каким-то взъерошенным, словно меня били долго, но не больно. И опять резкий прилив сил, кажется, что могу улететь куда угодно, с каким угодно грузом. Обманчивое впечатление. Хотелось опять есть, последнее время жор у меня сошел на нет, ел почти нормально. И вот опять, тянет в хороший ресторан, чтобы все радости жизни, не обязательно со спиртным. Веру теперь в Феодосию не вытянешь, испугалась всерьез и надолго. Куда бы нам еще податься? В нашей деревне ресторан еще планируют строить. На берегу моря, я даже слышал название, назовут Эллада. Но, в конце концов, если мы не идем в ресторан, то почему бы ресторану не прийти к нам. Всё просто.
– Верочка. Кушать хочешь?
– Хочу Боренька. Хозяйка обещала угостить нас жареными грибами. Выросли после грозы.
– Нет, Верочка, грибы еще не выросли. А я сделал заказ и через полчасика мы сможем перекусить не хуже, чем в достопамятном ресторане в Феодосии. Только без занудных соседей, моряков.
– Ох, не вспоминай. А что ты заказал?...
Поваров ялтинского ресторана я застал в разгар подготовки к вечерним трапезам. Посетители сегодня вечером станут кушать парную осетрину, куропаток в соусе провансаль, миндальные пирожные и великое множество прочих, не менее вкусных вещей.
– Мы не звери, повторял я, отбирая и то и другое. Много есть вредно, особенно летом. Но бутербродики с черной икрой, но куропатки… Остановись Смирнов, ты обезумел, Смирнов. Пакет был полон, бутылку муската я с сожалением поставил на место, Вера будет возражать. В дорогу!
– Боренька! Как всё вкусно! Но нам это не съесть.
– Что не съедим, хозяйку угостим. Вот вина нет, Верочка, не будет тебе вина, товарищ пионервожатая. Что ж, приступим?
– Итак, начнем?
– Начнем, пожалуй.
Удивительно, но мы уложились в час летнего времени. Приходила Клавдия Павловна, ела с нами куропаток, сказала, что её куры вкуснее, но она их давно не держит. Кукарекают по утрам, жильцам спать мешают. Поинтересовалась, почем сейчас черная икра. Угостив Клавдию миндальным пирожным, мы отправились растрясать жиры. Вечерний променад по набережной, от причала до развалин дома Юнге. Как приятно пахнет вечерний воздух, немного степями, немного морем, немного чебуреками из ларька на набережной.
– Боренька. Только три недели осталось отпуска. А потом опять домой, опять школа, опять суета. Что ты морщишься, чем опять недоволен?
Слово школа вызвало у меня нервную реакцию. Советская школа это нечто. Пионерлагерь отдыхает, Гулаг подмигивает, шлет привет.
– А не съездить ли нам в Ялту? Домик Чехова посетим, вина попьем в Массандре, посидим, там где сидели герои Дамы с собачкой. Собачку тоже с собой возьмем. Клавдин Барбос заскучал, погулять псу хочется.
– У тебя всё шуточки Боря.
– Едем в Ялту! ...
Садик, домик, всё скромное, всё не из нашей галактики. Какой ты был Антон Павлович не наш, не советский. Россия, которую мы потеряли, это ты, Антон Павлович. Верка чего-то замолчала, ходит по музею, о чем-то думает. Думай, не думай, не оживет Чехов, не скажет нам ни слова. Может и хорошо. Ведь стыдоба какая, вся наша