28 апреля в Таврическом дворце Потемкина устраивается грандиозный праздник. На него съехался весь Петербург. С хор неслась музыка. Державин сочинил знаменитые куплеты, начинавшиеся словами:
Гром победы раздавайся,Веселися храбрый Росс!
Одни живые картины сменяли другие. Были представлены турецкие паши, плененные в последнюю кампанию. Внуки императрицы великие князья Александр и Константин открывали специально сочиненную для праздника кадриль. Современники долго перебирали подробности торжества, высчитывали, во сколько оно обошлось хозяину. Но мало кто понимал суть происходящего. Императрица сделала во время праздника публичное заявление, в котором выразила свое полное доверие Потемкину. Эта важная политическая демонстрация предназначалась тайным и явным недругам России. Потемкинский праздник, на котором присутствовал дипломатический корпус, должен был показать европейским диктаторам, что Россия не боится угроз.
Отметим важную подробность: никто из многочисленного семейства Зубова, в том числе сам фаворит не были приглашены в Таврический дворец. Под конец праздника произошла поразившая всех сцена. Императрица собиралась покинуть дворец, и хозяин в расшитом алмазами фельдмаршальском мундире опустился на колени, чтобы поцеловать ей руку... и разрыдался. Екатерина также не могла сдержать слез. Это походило на прощание. Пушкин, ценивший Потемкина, интересовавшийся этой яркой и самобытной фигурой русской истории, записывает со слов Натальи Кирилловны Загряжской (урожденной графини Разумовской) маленький эпизод, проливающий свет на личную драму «великолепного князя Тавриды»: «Потемкин приехал со мною проститься. Я сказала ему: «Ты не поверишь, как я о тебе грущу». — «А что такое?»— «Не знаю, куда мне будет тебя девать». — «Как так?» — «Ты моложе Государыни, ты ее переживешь; что тогда из тебя будет? Я знаю тебя, как свои руки: ты никогда не согласишься быть вторым человеком». Потемкин задумался и сказал: «Не беспокойся; я умру прежде Государыни; я умру скоро». И предчувствие его сбылось. Уж я больше его не видала» [184].
Но все это позже, в июле, а в середине мая в осведомленных петербургских кругах только и было разговоров, что о приезде из Англии некоего господина Фалькенера, представившегося «вояжером». Путешественник был прелюбопытный. По пути в Россию он посетил Стокгольм и дал понять Густаву, что переговоры о денежных субсидиях прекращаются. 14 мая Храповицкий заносит в свой дневник» «Приехал Фалькенер из Англии для негоциации о мире; он секретарь королевского совета и партии Питта». Неделю спустя «вояжер» в Царском Селе представляется императрице. Ему оказан любезный прием. Его приглашают на званый обед, императрица гуляет с ним в саду. Вечером Фалькенер присутствует на большом балу, на котором он видит двух прославленных русских полководцев Потемкина и Суворова. В тот же день Екатерина отправляет примечательное письмо в Вену, принцу Де Линь: «Я очень бы желала вам отвечать, но боюсь печати, правда, что страх ни на что не годится в этом мире, сказала я, как бы по вдохновению, при виде возвратившегося весьма неустрашимого Графа двух Империй Суворова Рымникского, который от нечего делать съездил прогуляться по Финляндии. И после того я снова взялась за перо... Мы не предаемся отдыху и не находимся в утомлении от успехов, как Вы говорите, но мы вооружаемся, вооружаемся на море и на суше, без конца и без перерыва... при всегдашнем желаний от всего сердца мира.
При виде Князя Потемкина можно сказать, что победы и успехи красят человека, он возвратился к нам из армии прекрасный, как день, веселый, как зяблик, блистательный, как звезда, более остроумный, чем когда-либо. Он не грызет более своих ногтей, он задает ежедневные пиры, одни лучше других, он принимает гостей с вежливостью и вниманием, которые производят общий восторг на зло его завистникам» [185].
Умное и тонко рассчитанное письмо. Если недруги России хотят воевать, Потемкин и Суворов ждут своего часа. В самом конце письма следует ироничное упоминание об английском «вояжере», с выражением надежды на то, что ему понравится бал, Екатерина знает, за чем приехал Фалькенер, вступивший в переговоры с ее дипломатами, Безбородко уже сообщил ей о запросе англичанина насчет условий мира с турками («он требует скорейшего ответа и станет негоциировать, а в противном случае уедет, не объявляя полномочия своего»). «Вояжер» мог и не делать запроса. Условия России были известны давно: подтверждение Кучук-Кайнарджийского мира и трактата о Крыме, Очаков с прилегающей степью, граница по Днестру. Не вина России, что для уяснения этих условий потребовались годы кровопролитной войны, в ходе которой английская дипломатия подливала масла в огонь, обещая Блистательной Порте вооруженную поддержку.
В эти дни, когда стало ясно, что ни Пруссия, ни Англия на войну не пойдут, Екатерина пишет Потемкину короткую записку: «Ежели хочешь камень свалить с моего сердца, ежели хочешь спазмы унимать, отправь скорее в армию курьера и разреши силам сухопутным и морским произвести действие поскорее, а то войну еще протянем надолго, чего, конечно, ни ты, ни я не желаем». 11 мая помечены ордера, направленные Потемкиным на юг: «Считая флот готовым к выходу в море, я сим предписываю Вам тотчас выступить по прошествии весенних штормов. Испрося помощь Божию, направьте плаванье к Румелийским берегам, и, если где найдете неприятеля, атакуйте с Богом. Я Вам препоручаю искать неприятеля, где он в Черном море случится, и господствовать там, чтобы наши берега были ему неприкосновенны». Это ордер контр-адмиралу и кавалеру Ушакову [186]. А вот ордер генерал-аншефу и кавалеру князю Репнину: Сиятельству препоручаю произведение поисков на неприятеля, где только случаи удобные могут представиться, но с таким разсмотрением, чтобы действовать наверное.
Большое предприятие на противную сторону я почитаю удобным тогда, как флот наш выйдет в море, ибо он удержит и флот их и флотилию от покушений на наши берега, а тем даст свободные руки нам действовать. Узнав, где большое их скопище, цельте на Бабаду» (Бабадаг.— В.Л.) [187].
Еще раньше последовал ордер командующему Кубанским и Кавказским корпусами генерал-аншефу и кавалеру Гудовичу: перейти Кубань и овладеть важным опорным пунктом турок — крепостью Анапа. Русская армия и флот должны были поддержать успех, достигнутый дипломатами. Граф С. Р. Воронцов доносил из Лондона о том, что Уильям Питт-Младший, уличенный оппозицией в потворстве прусским интересам, еще недавно добившийся ассигнований на снаряжение огромных морских сил., заявлявший о необходимости «положить предел неумеренному властолюбию России и спасти Турцию от гибели», вынужден был пойти на попятный.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});