Майор Соболев вызвал милицию и МЧС. Пришлось вытаскивать пассажиров из перевернутой машины, оказывать первую помощь, пока не подлетел вертолет спасателей.
Наконец подъехали оперативники.
— Едем на торговую базу, — сказал капитан. — Там у них охрана с автоматами. Нас в прошлый раз туда не пустили. Автоматами размахивали. Никакого разрешения на оружие у них, конечно, нет. Мы проверили.
Собровцы влетели на базу. Охранники дружно сложили оружие, даже не пытались сопротивляться. Оказалось, что эти автоматы — муляжи отличного качества.
Собровцы подождали, пока оперативники завершат свои дела на базе, и поехали в отряд. Жара донимала весь день.
— Сейчас приедем, поедим, выпьем чего-нибудь холодненького, хоть дыхание переведем, — вслух мечтал Соболев.
Но навстречу их машине с КПП выскочил подполковник Смирнов:
— Наконец-то! Я уж думал, одному на задержание придется ехать. Берите снаряжение и гоните в Одинцово. Володя, ты старший. По информации, там особо опасный преступник. Числится во всероссийском розыске. Убийца. Когда его задерживали в прошлый раз, он гранаты в собровцев кидал.
— Александр Аркадьич, можно десять минут? Перекусить. — Соболев прекрасно понимал, что они сейчас побросают вещи в машину и поедут, но не хотелось так сразу расстаться с мыслью об обеде.
Смирнов только руками развел:
— Потом пообедаете. Дело серьезное.
Через сорок минут экипаж СОБРа прибыл на место.
Преступник, по информации оперативников, находился сейчас на девятом этаже высотного дома у своей любовницы.
Около квартиры говорили шепотом. Стояла какая-то женщина.
— Это сослуживица его любовницы. — Оперативник подвел женщину к железной двери: — Звоните.
Та нажала кнопку звонка, испуганно оглядываясь на собровцев в бронежилетах и с автоматами. За дверью гнетущая тишина. На площадке много людей. Слишком жарко.
— Она там, — зашептал оперативник. — Звоните еще.
Но снова никакой реакции за железной дверью.
— Надо взрывать. Другого выхода нет.
Рисковать лишний раз людьми Соболев не собирался. Спускаться на альпинистском снаряжении с крыши, залезать в окно…
— Немного подождем, — решил Соболев. — Ты же сам говорил, что у него и гранаты могут быть. К тому же любовница все-таки существует. Куда она делась? У меня такое ощущение, что он уже знает о нашем присутствии, поэтому за дверью так тихо.
Через пятнадцать минут открылись двери лифта — вышла молодая женщина.
— Татьяна, — заспешил к ней оперативник.
Оказалось, что она каким-то образом ускользнула на улицу и все это время ходила по магазинам.
Усадив Татьяну на подоконник на лестничной площадке, оперативник и Соболев уговаривали ее решить вопрос миром: чтобы она позвонила или открыла дверь своим ключом.
— Я боюсь, — шептала она и плакала.
— Да не волнуйтесь вы так. Все будет хорошо. Мы его возьмем тихо. Ни ему вреда, ни вам.
Наконец согласилась. Позвонила — тишина. Стала открывать ключом, а дверь изнутри заперта на засов.
— Надо взрывать, — упорствовал оперативник шепотом.
— Чего шептать? — недовольно заметил Соболев. — Или ты думаешь, он случайно закрылся на засов?
— И что ты предлагаешь?
Соболев приблизился к квартире.
— Эй, Миша! — крикнул он через дверь. — Я майор СОБРа! Ты догадался, что мы за тобой пришли. Выбор у тебя небогатый. Ты человек неглупый, в окно прыгать не будешь, а сопротивляться бесполезно. Поэтому тебе лучше отпереть дверь и лечь на пол лицом к двери. Даю две минуты на размышление. Время пошло!
— Ладно, я согласен, — раздался через мгновение мрачный голос из-за двери.
Щелкнул засов. Соболев подождал еще немного и зашел в квартиру. Преступник лежал на полу, как и велели, — лицом вниз и к двери. Следом за собровцами вбежали обрадованные оперативники.
— А чего сразу не сказали? — Преступник в наручниках сидел на стуле и обращался к Соболеву. — С СОБРом я связываться не хочу. Ваши меня в прошлый раз прессанули здорово. Я бы теперь на все условия согласился.
— Почему же голос не подавал? Дверь не отпирал?
— Вдруг бы вы передумали и ушли? Не кидаться ведь вам в объятия, — усмехнулся он. — Слишком просто.
* * *
Утром после суточного дежурства Соболев ехал домой. Добираться со службы ему часа четыре, два из которых он трясется в душной электричке. Летом — духота, зимой — ледник.
Он старался не вспоминать свои командировки. Но, когда оставался один, воспоминания всплывали в памяти помимо его воли. То одно событие, то другое.
…Палатки группа их отряда поставила под Ассиновской на поле. В январе 1995 года. Слякоть и сырой воздух…
Однажды в палатку зашел спецназовец из «Росича». Соболеву показалось очень знакомым его лицо.
— Ты где служил? Вроде я тебя где-то видел.
— В ОБСН, в дивизии Дзержинского.
— Так и я там же. — Соболев, наконец, вспомнил. — Ты Олег Терешкин, да?
— Верно. А ты — Володя Соболев? Только ты тогда на контракте в дивизии был, а я срочником. Ну надо же, где довелось встретиться!
Собровцы работали пятерками посменно. В тот день пятерка Соболева как раз отдыхала. Почти все уехали во Владикавказ: помыться, поесть, позвонить домой. Соболев остался.
— Как удачно. Могли бы и не увидеться.
— Мы после совещания в Самашки пойдем, — пояснил Олег. — Как у тебя жизнь сложилась после бригады? Сразу в СОБР?
— Нет. Я ведь и на контракт в бригаде не сразу после срочной остался. Сначала год в милиции, в охране прослужил, потом в спецназ на контракт вернулся. А в СОБР… Помнишь, в 1991-м у контрактников начались проблемы? Финансировать нас не хотели, распускать вроде собирались. Тогда Селиверстов в отряд пришел, бывший командир подмосковного ОМОНа, сказал, что новая структура создается — СОБР ГУБОП. Телефоны оставил. А я позвонил, попал на Рябинкова, он после Селиверстова ОМОН возглавлял. Он говорит: иди пока что ко мне в ОМОН, а через год мы такой же СОБР создадим в Московской области. Короче, переманил. А у тебя как сложилось после срочной?
— В пожарной части служил, а потом знакомого парня-«афганца» встретил. «Ты же, — говорит, — спецназовец. Иди к нам в «Росич»». Так вот и попал.
После совещания Соболева вызвал командир:
— Сейчас от нас набираем группу, в Самашки идти на зачистку. Ты сегодня свободен. Но может, поедешь?
— Поеду.
Колонна, готовая к выходу, растянулась по дороге, вся в облаках выхлопов, гудели двигатели. Соболев с трудом расслышал крик Олега:
— Володя, давай ко мне на броню!
Их БТР шел в колонне третьим. На первом бронетранспортере ехала пятерка Фарвата Якупова. Колонна начала втягиваться в Самашки. Справа — частный сектор, а дальше слева — целый город.
Соболев — снайпер, но здесь, в Самашках, когда колонну стали обстреливать и шквальный огонь обрушился на бронетранспортеры, для обороны больше подходил автомат.
Командир сразу отдал приказ выходить из населенного пункта, но первый БТР с Якуповым слишком далеко продвинулся. Им досталось больше всего. Они прикрывали отход всей колонны. Якупова тяжело ранило в голову, Славу Шишкова — в ногу.
Якупова и Шишкова отправили во Владикавказ. Один боец из дивизии, ехавший в колонне, погиб. С ним прощались тем же вечером.
Соболев снова сидел в палатке с Терешкиным.
— У меня младший брат Олег в школе милиции учится, — рассказывал Соболев. — В Воронеже. После школы я хотел в СОБР ему предложить… Помню, в 1992 году, тогда я еще в ОМОНе служил, в Дербент в командировку ездил. Обеспечивали безопасность оперативной группы. Вот это командировка, — улыбнулся он. — Поселили нас в гостинице, море рядом, метров пятьдесят до пляжа, гостеприимные дагестанцы. Поработаешь днем, а вечером, если не дежуришь, иди на пляж, загорай, купайся. Во время событий 1993 года с Русланом Слепцовым, он мой друг, охраняли заместителя министра Егорова. А теперь вот это… И все равно, скажу Олежке. Чего ему за пультом каким-нибудь в отделении сидеть? Он ведь спортсмен. Сильный парень. Мы с ним вместе борьбой с детства занимались. Самбо, дзюдо. Нас старший брат в секцию определил.
Терешкин был задумчив и молчалив в тот вечер. Из головы не шел бой и погибший парень…
Соболев не мог даже предположить тогда, что почти через три месяца после их встречи Олег погибнет в бою на Лысой горе. 18 апреля. Его ранило в живот, и по дороге в госпиталь он умер. Прапорщику Терешкину присвоили звание Героя России посмертно.
Сорок пять суток командировки истекли. Дома Владимира ждала Оленька — жена. Только поженились, и сразу такое испытание.
Соболев часто вспоминал ее такой, какой увидел впервые на платформе, ранним утром, в толпе людей, ожидающих электричку. Она стояла будто в стороне от других, красивая, независимая.