обратный эффект.
И в-третьих, чтобы просто ограничиться, попытаемся понять, что в указанной ситуации происходит со временем… Оба приведённых аспекта проблемы (мол, ты можешь смело рассчитывать на всё, что пожелаешь, а можешь и обойтись без всего этого — беды не будет) сводятся к психологической ситуации, которая, кажется, не может в таких обстоятельствах не возникнуть, — к снижению чувства тревоги. Действительно, если ты добропорядочный гражданин, а институты тебе доверяют, то какой смысл волноваться о будущем? Можно не волноваться. Но вся штука в том, что без этого «волнения» будущего как раз и не может быть — его раздвигает только тревога. Она может быть негативной — страх перед будущим (и соответственно, мы пытаемся подготовиться к возможным угрозам), а может и позитивной — когда ты тревожишься, что не достигнешь поставленной цели (впрочем, без «негативной» тревоги её и не поставишь), но это детали, которые не так уж важны. Важно то, что «тревога», в принципе, нужна для развёртки времени. Если же ты не тревожишься и уверовал в то, что всё будет прекрасно, время тут же сворачивается, а вовсе не раздвигает свои границы… То есть всё здание «Капитала 2.0», которое основывается на допущении бесконечности будущего (и бесконечности же головокружительного развития в нём), буквально повисает в воздухе — это не будет работать.
Теперь для полноты эффекта давайте представим себе, как всё это безобразие выглядит со стороны… Как безобразие, надо полагать. И, видимо, примерно так, плюс-минус, думают про первый — позолоченный — миллиард оставшиеся пять миллиардов землян. В тот момент, когда наше — западное — время поступательно сворачивается, остается только догадываться, с какой силой и пассионарной мощью оно готовится развернуться в иных культурах и какой потенциал оно наращивает там. Этим пяти миллиардам, находящимся пока этажом ниже, явно есть к чему стремиться, и вовсе не факт, что в сложившихся обстоятельствах их заинтригует путь, пройденный прежде европейцами (по крайней мере, так называемые варвары почему-то не стали перенимать нравы древнего — по-гиббоновски падающего и разрушающегося — Рима). Впрочем, жизненная необходимость экономического роста для западного мира, с одной стороны, и снижение реального потребления в нём же — с другой, создают ситуацию, при которой нельзя не инвестировать в эти «развивающиеся рынки», нельзя не предлагать им ресурсы и технологии. Но последствия этих инвестиций по понятным причинам невозможно предугадать. Очевидно, что это будет «Четвёртая волна», продолжая исчисления того же Тоффлера, идущая на сей раз не изнутри Запада, а с Востока и Юга, чем она, по самому своему существу, будет радикально отличаться от предыдущих трёх (первые три — охватывали, эта — четвёртая — накроет).
Что ж, пора задаться вопросом, к чему привёл «на сейчас» процесс развития феномена ценности посредством функции времени в западном мире. Мне представляется вполне очевидным, что основной тренд этой трансформации заключался в отказе от некой физичности ценностей — в их, так сказать, виртуализации. Ценности, помноженные на время, в некотором смысле лишились места (это можно образно представить себе, как если бы квант тонким-тонким слоем растянули по бесконечности). Хороший пример, раз уж мы вспомнили Тоффлера, — информация: она очевидно является реальной ценностью (активно покупается и продаётся), но категорически лишена локальности — то есть она есть нечто, что не только доступно из любого места, но и не занимает (почти не занимает) места, то есть безразмерна, и в этом кроется опасный подвох. Виртуализация создает иллюзию возможности бесконечного роста (производства, потребления и т. д.), тогда как в действительности мы продолжаем существовать в мире, который неизбежно имеет ограничения, и прежде всего в потреблении (взять для примера ту же информацию — её потребление ограничено возможностями мозга человека). Таким образом, мы, по сути, делаем ставку на то, чего в принципе не может быть.
Кажется, что мы наткнулись на канторовские градации бесконечности с известным фокусом Георга Георговича по переселению жильцов в забитой под завязку гостинице с бесконечным количеством номеров — из номера в номер, чтобы подселить к ним ещё одного, и ещё одного, и ещё бесконечное число постояльцев. Но если в виртуальной бесконечности бесконечностей Георга Кантора с размещением жильцов (столь же виртуальных) проблем не возникает, то в нашей с вами фактической реальности ситуация несколько иная — мы не можем следовать этой логике, потому что, какими бы математическими моделями в области финансов и экономики мы ни пользовались, неизбежно наступит момент, когда нам придется столкнуться с фактом реальности — жильцов всё-таки какое-то определённое число, и с номерами в нашей гостинице та же самая ситуация. Столкновение виртуализированной экономики со здравым смыслом в этом отношении подобно спору между Расселом, утверждающим объективное существование математической реальности, и Витгенштейном, который считает бесконечность, «пробравшуюся в математику», полной чушью. Потрясая «Принципами математики», Людвиг кричал её автору: «Рассел, как в этой конечной книге может поместиться бесконечность?!» Рассел, разумеется, счёл этот вопрос простой логической ошибкой, но, надо признать, именно с этой «логической ошибкой» наш мир, о котором Рассел в своё время так искренне пёкся, столкнулся самым непосредственным образом, и всего лишь через несколько десятилетий после этого разговора. Вполне возможно, что Витгенштейн слегка эксцентричен, но, честно говоря, у него был повод волноваться…
Необходимо отдавать себе отчёт в том, что ценность, не занимающая места, не ограниченная, так сказать, естественным ареалом обитания, легко мультиплицируется и в результате этого подвергается элементарной инфляции, теряя при этом, понятно, всякую свою ценность, то есть она фактически самоуничтожается. Именно это самоуничтожение «доверия» и привело к тем эффектам его максимальной «скорости», которые мы наблюдали в 2008 году. В мире доверия «Капитала 2.0» нет привязки к месту, само это доверие абсолютно диффузно: если ко мне нет доверия здесь, то я найду его там (где-то в другом месте), при этом и это «там», и это «здесь» связаны друг с другом похлеще любых сообщающихся сосудов. Вся банковская система, обременённая взаимными обязательствами, стала в 2008 году трещать по швам, поскольку ни один банк в отдельности не являлся причиной произошедшего, никто не мог сказать «это заканчивается на мне», а значит, разворачивающаяся спираль кризиса могла не закончиться вовсе. Должна была появиться инстанция силы, обладающая локальностью, местом, относительно которого и по отношению к которому возникшая турбулентность могла бы стабилизироваться. На счастье, такая инстанция силы в запасе нашей цивилизации ещё имела место быть — государства.
Не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка — «ресурс»
Ещё раз о ценности. Зная, как устроен мир (а знание это дано нам нашими нынешними представлениями о времени), мы больше не можем доверять ценностям «физическим» — их физичность, как мы могли убедиться, помноженная на время, легко превращается в черепки. То,