— Эй! — окликнул его уже у самой двери следователь. — А что сделал твой джигит, когда поправился? Убил кого-нибудь?
— Он подарил мне «ниссан», — просто ответил Серов.
Следователь некоторое время еще смотрел на закрывшуюся за Серовым дверь и чесал в затылке, а потом переключился и сосредоточился на очередном деле.
Шикарный автомобильный салон Вячеслав Серов нашел к концу рабочего дня.
— На месте Фомин? — мрачно спросил он у здоровенного охранника в черном костюме и черной рубашке, дежурившего у служебного входа.
— Кто его спрашивает? — буркнул чернорубашечник и показал жестом, где подождать.
— Серов из Москвы.
Он подумал, что Фомин может и не знать его фамилию, но ошибся. Фомин его фамилию знал. Адвокат жены хорошо ознакомил его со всеми деталями дела, и Фомин сразу запомнил, что мужа Наташи зовут Вячеслав Серов.
Началась приглушенная трескотня по внутренней связи.
— Босс приказал подвести его незаметно к видеокамере, — передал один охранник другому, и более изящный работник в светлом костюме и галстуке предложил Серову показать новые автомобили, пока босс не освободится.
— На черта мне нужны ваши автомобили? — сказал Серов, и молодой администратор, с удивлением посмотрев на странного посетителя, что-то тихо и отрывочно забормотал в телефон.
— Хозяина нет! — коротко прозвучал ответ, и первый охранник, угрожающе приподняв плечи, стал теснить посетителя к выходу. Засунув руки в карманы, демонстративно раскачиваясь, Славик Серов пошел через зал и вспомнил, что однажды, лет тридцать пять назад, вот такой же походкой он шел по заснеженной темной аллее Петровского парка после того, как Витька Черных, главный забияка из параллельного класса, струсил и не явился на его вызов.
Алексей Фомин, наблюдавший за Серовым по монитору из своего кабинета, почувствовал другое. Он испытал острый интерес к тому, кто около десяти лет был ее мужем. Пожалуй, это было похоже на ревность.
— Верните его! — скомандовал он охранникам, и те, как натренированные бульдоги, ринулись к выходу.
— В кабинет никому не входить! — приказал он секьюрити, дежурившему возле его дверей, и стал смотреть дальше. Демонстративно насвистывая, худощавый блондин с поднятым воротником куртки, с руками, засунутыми в карманы брюк, шел по узкому коридору между двух широкоплечих парней и улыбался.
«Что ему надо?» — подумал Фомин. Худощавый человек исчез на время из поля видимости. Он поднимался по лестнице на второй этаж.
— И у таких пижонов нам приходится лечиться и доверять им здоровье своих детей! — с сарказмом произнес Фомин и сделал лицо. Холодное и пустое. Хотя за грудиной бушевало, не слушаясь разума, сердце.
«Чего я боялся жениться тогда? — неожиданно подумал Фомин. — Хуже-то не было бы все равно! Я занимался бы своим делом, она — своим. По вечерам бы встречались — было бы о чем поговорить за столом.
Почему я тогда все время боялся? Уходил подальше, когда рядом чихали, не ел консервы, потому что они могли быть испорченными, не получал никакого удовольствия от любви — все думал, как бы не подцепить триппер или еще чего хуже… Мороженое не ел из-за ангины, в гололед боялся упасть. Шапку с головы никогда не снимал, чтобы ветер не надул в уши! На лыжах катался по ровному месту. А ведь завидовал тем ребятам, что так ловко носились на лыжах с гор!
Боялся курить. Умеренно выпивал. С конкурентами не ругался. Рисковал осторожно. Может, поэтому и жив до сих пор? Хотя особенно большого капитала и не создал. Она говорила — я будущий технический гений. А я не любил заплывать дальше буйка. Я ведь таким был не всегда! Но после того как в десятом классе в дурацкой драке на танцах я ощутил, как в живот входит нож, понял, что сейчас умру, и почувствовал страх. И в больнице, когда я услышал, как мама плачет: «Алешенька, мальчик мой», а все предметы стали казаться малыми, будто далекими, а я словно парил под потолком, собираясь улететь далеко, меня обуял такой дикий ужас, что я больше не вернусь на землю, что с тех пор я не ходил не только на танцы — я старался вечером никуда не ходить. Так я приобрел осторожность и «взялся за ум»».
— Струсил, гад? — Худощавый человек в куртке с поднятым воротником привалился к дверному косяку у порога. Не улыбка и не кривая усмешка — ярость обезобразила его лицо.
«Видно, он любил свою жену, — подумал Алексей. — Вот я бы на его месте не пошел разбираться. Какой толк, только глупость одна. Но что она могла в нем найти? Ничего в нем нет особенного. — Он поднялся и вышел из-за стола. — Ну что ж, посмотрим тогда, кто кого».
«Толстоват немного, но крепкий, — в свою очередь подумал Серов, оценивая противника. — Но все равно врежу ему, как смогу. Пусть меня здесь и прикончат его грязные козлы. Главное — успеть его оглушить, пока он не очухался».
И двое взрослых мужчин, забыв и о положении, и о возрасте, встали, набычившись, друг против друга согласно неписаным правилам их молодых лет. Вячеслав Серов, как оскорбленная сторона, подошел первый и взял противника за грудки.
— Ты ручонки-то убери, а то больных нечем будет лечить! — сказал ему спокойно Фомин. Грохот дубового стола, на который через секунду после толчка налетел спиной Славик Серов, достаточно достоверно убедил его в том, что Фомин не будет пока прибегать к силе охранников. Славик был хрупок только на первый взгляд. Хирургам в движениях нужна точность, поэтому в последние годы он умеренно ел и достаточно занимался на тренажерах. С молодости Серов помнил несколько важных приемов, чтобы ночью спокойно ходить по улицам без ножа, и довольно часто потел с другом Валеркой, перекидывая его, гораздо большего по весу и росту, через себя. С волейбольных времен он остался вынослив и быстр, и очень скоро Фомин вынужден был снять с лица улыбку явного превосходства.
Бой был на равных. Сила была против ловкости. Фомин понял, в чем слабость противника, и старался быстрее взять Серова в клинч. Массой он хотел вдавить его в стену, обездвижить и вырубить. Но Серов не давал подойти ему близко. Сплевывая соленую кровь, чувствуя боль, но пока не считаясь с ней, они дрались, как два петуха, и не имели сомнений в том, что поступают правильно.
В открытую дверь вытаращились охранники, и вряд ли Серов был бы до сих пор на ногах, если б в драку включились они. Но Алексей крикнул подручным «Ни с места!», и те в недоумении замерли, не зная, что следует им предпринять. На всякий случай они решили ждать приказаний, хотя инстинкт разрушения и запах крови уже ввели их в азарт и они только и ждали сигнала, чтобы броситься на того, кто осмелился посягнуть на их повелителя. И Фомин понял, что, если он поддастся Серову и упадет, они, опьяненные силой, молодые, азартные, сделают из Серова кровавое месиво, и тогда неизвестно, как повернется и дело Алены, и будущее его самого.