Читать интересную книгу Реабилитированный Есенин - Петр Радечко

Наш современник. 2008. № 12

«Крамольная» «Песнь о собаке»

В молодые годы, помнится, перечитывая в который раз стихи и маленькие поэмы Сергея Есенина, нередко задумывался над рядами точек, свидетельствующими о незаконченности мысли поэта и оборванности рифмы. Воображение рисовало различные варианты словосочетаний, которыми, как казалось, мог воспользоваться поэт. Но все они были очень далеки от истины. Да и как я мог, воспитанный комсомолом и партией, заподозрить такую «крамолу» поэта, зарифмовавшего «невымытые хари» беспризорников с фамилией бывшего главного идеолога партии Николая Бухарина?

Вполне понятно, что такая рифма не могла появиться в печати не только при жизни поэта. Даже «какие-то там Демьяны» были заменены «болванами». Своею же рукой Есенину при подготовке сборника стихов пришлось менять прописную букву на обыкновенную в многократно использованном слове «Бог». С огромным трудом только в Северной столице, да и только на свои средства, ему удалось выпустить книгу «Москва кабацкая».

Дальше было хуже. После смерти поэта под негласным запретом оказалось все его творчество и даже имя. По законам мест не столь отдаленных, с которыми хорошо были знакомы новые идеологи, его заменили бранно-ругательной «кликухой» «есенинщина». А за ее популяризацию или, как тогда говорили, «насаждение» – людей строго карали. Об этом можно прочесть в публикациях Эдуарда Хлысталова, Александра Солженицина, Михаила Корякова и др.

Известный белорусский поэт Пятро Приходько в своих воспоминаниях «Незабываемое» писал: «Однажды, например, Алесь Романенко принес у кого-то одолженный однотомник стихов Сергея Есенина, и мы тайно от учителей начали его читать. Особенно понравились нам “Письмо матери” и “Русь уходящая”. Учитель белорусской литературы Леонид Царенков узнал об этом и сказал: “Не советую вам организовывать коллективные чтения”. За распространение творчества Есенина в то время могли исключить и из комсомола, и со школы. Да, было время, была эпоха».

Но здесь речь шла о школьниках, по существу – об их детских шалостях. Со старшими обходились по-иному.

Вот что писал в своей автобиографии известный белорусский писатель Анатолий Астрейко в книге «Пятьдесят четыре дороги», изданной в Минске в 1963 году, о том, что с ним случилось во время учебы в Белпедтехникуме: «На каждом студенческом вечере я читал свои новые стихи, приглашался в президиум, был членом студкома. И, признаться, немного начал задирать нос перед друзьями. Выбрал даже модный себе псевдоним – “Яким Зорный”. Республиканская газета “Чырвоная змена“, а потом “Савецкая Беларусь” начали публиковать мои произведения. Они, бесспорно, были еще не Бог знает какие, но все-таки были. Писал и под Павлюка Труса, и под Сергея Есенина, перенимал то-се и у Михася Багуна. И здесь постигла меня беда.

Жил среди нас Микола Мицкевич. Он сам пробовал писать, но хуже, чем я, и учился не очень. Но гонору у него было хоть отбавляй. И вот он однажды залез в мой чемодан, украл часть моих черновых рукописей стихов, заметок и отнес в редакцию, наговоривши на меня всевозможного вранья. Нужно сказать, что Есенин был тогда не в почете, а я имел при себе его томик.

С этого и началось. Корреспондент “Чырвонай змены” Пятро Шамшур на основании моих стихов и заметок написал большой фельетон со звонким названием “Против астрейковщины”. Досталось там и Есенину, и Трусу, а мне так хоть иди да утопись. На два дня были прекращены занятия. Только и разговоров на студенческом собрании было, что про этот фельетон. Как меня ни пробирали, как ни ругали! Я оказался апологетом скуки и упадничества да Бог знает еще чего. Одним словом, мне не место не только в комсомоле, но и в студенческой семье. Хорошо, что нашлись умные люди из преподавателей и комсомольцев, которые во всем разобрались и моих хулителей призвали к порядку. Таким образом, я неожиданно стал популярным среди минского студенчества».

Но это случилось в конце 1920-х годов. А осенью 1936 года за антисоветскую, контрреволюционную деятельность Верховным судом БССР была осуждена «группировка» cтудентов Минского высшего пединститута во главе с Якубом Ермоловичем. В нее входили его товарищи по учебе Константин Судник, Яков Каплевский, Владимир Клишевич, Фома Мартынович, Масей Седнев, Петр Широков и Афанасий Кулешов. Срок получил и студент Иван Козленко, который, зная о «контрреволюционной деятельности этой группировки», не сообщил о ней органам власти.

Как оказалось, студенты не только читали стихи Сергея Есенина, но и переписывали их. А это усугубляло вину. Имело значение и то, какие стихи нравились им.

Для того чтобы определить «контрреволюционность» найденных у студентов стихов Есенина, «пламенные революционеры» поручили известному в то время литературоведу написать соответствующую рецензию. Она и явилась одним из главных обвинений молодых людей.

Вот какую «крамолу» обнаружил рецензент в стихотворениях Есенина «Песнь о собаке» и «Корова»: «Судник любовно переписал наиболее кулацкие есенинские стихи, которые он пускает в ход для того, чтобы представить Советскую Белоруссию собакой, у которой потопили всех щенят, или коровой, которую ведут на убой».

В переписанных Судником строках Есенина из стихотворения «Хулиган»:

Звериных стихов своих грустьЯ кормил резедой и мятой.

литературовед узрел намек на «звериную ненависть к советской власти».

Таким образом, по доносу какого-то подонка и «рецензии» беспринципного литературоведа были сломаны судьбы целой группы молодых людей. И, конечно, не глупых. Все они были приговорены к тюремному заключению. Реабилитированы только через десятилетия. Последним, уже в девяностые годы, – Масей Седнев, который после освобождения эмигрировал и стал в зарубежье известным белорусским поэтом. Посетив несколько раз Минск в 90-е годы, он в частной беседе рассказал подробности этого «контрреволюционного дела», связанного с именем великого русского поэта.

О рецензенте говорить не стал. Ведь его судьба сложилась куда более плачевно, чем у названных студентов. Вскоре он был расстрелян, как враг народа.

Кто знает, быть может, он, понукаемый «пламенными революционерами», по их дурному заказу написал соответствующую галиматью, надеясь, что его вздорная писанина не будет принята всерьез. Но в то время любая клевета являлась неопровержимым доказательством «контрреволюционности» подозреваемых.

Современное есениноведение. 2007. № 6.

«Крестил» ли Клейнборт Есенина?

«“Отец” Сергея Есенина…» – такая статья была опубликована в № 111–112 газеты «Советская Белоруссия» 15 июня 1996 года. Ее автор Алесь Мартинович рассказывает о жизни и деятельности советского публициста и критика Льва Максимовича Клейнборта (1875–1950), уроженца города Копыль Минской губернии, одного из первых биографов и исследователей творчества Янки Купалы.

Поэт и критик познакомились в 1910 году в Петербурге, после чего Лев Максимович постоянно проявлял внимание к Ивану Доминиковичу, много сделав для популяризации поэта не только в Беларуси, но и в России. Поэтому вполне уместно назвать Льва Клейнборта «крестным отцом» Янки Купалы в литературе.

Говорить же о «литературном крещении» Сергея Есенина этим публицистом и критиком, на чем акцентирует внимание читателей Алесь Мартинович, можно только с большой натяжкой. Его роль в публикации стихов поэта и издании первой книги «Радуница» не совсем ясна. Причем эта «неясность» исходит от самого же Льва Максимовича. В написанных публицистом в конце двадцатых годов очерках и воспоминаниях не всегда состыковываются даты и факты.

Вот что пишет Лев Клейнборт в изданной им в 1928 году в Минске книге «Молодая Белоруссия. Очерк современной белорусской литературы 1905–1928 гг.»:

«Товарищ моей юности А. П. Еремич – директор б. Елисеевской больницы в Лесном – сказал мне, что у него имеется на руках свободная наличность, которую он предназначает для издания какого-нибудь поэта из народа. У меня же лежали на столе в это время “Радуница” Есенина, присланная им мне в рукописи, и стихи Янки Купалы, с чем я и пошел к Еремичу на встречу. Белорус по происхождению, он предпочел Купалу.

И вскоре поэт мне писал: «Беседовал с Александром Порфирьевичем относительно издания моих стихотворений. Порешили выпустить томик в 15 печатных листов, куда войдут только те из лучших моих произведений, которые не вошли в уже изданные мои книжки». Так появилась «Шляхам жыцця».

Александр Порфирьевич Еремич (1876–1920) – широкоизвестная в то время личность в Петербурге. Родился он на Минщине. Окончил военно-медицинскую академию в Петербурге. Работал хирургом, стал доктором медицинских наук. Участвовал в общественно– культурном движении белорусов в Петербурге, где и познакомился с Янкой Купалой. Как свидетельствует Лев Клейнборт на собственные средства издал книгу «Шляхам жыцця», которую благодарный автор посвятил «шчыра паважанаму дохтару А. П. Ярэмiчу».