Каждый раз Акамие спрашивал, не потерялось ли письмо, и требовал показать его хотя бы издалека. Сю-юн вынимал из рукава плоский ларчик, тот, что служил ему изголовьем, приподнимал крышку. Край зеленоватого листка призрачно светился. Акамие кивал, и Сиуджин прятал ларчик в рукав.
За это время перестроили покои для Сиуджина, сделав, как на рисунках. Удалили стену, отделявшую комнаты от сада и пристроили веранду с деревянной крышей, перекопали и заново насадили принадлежащий к этому покою уголок сада, вместо фонтана выкопали небольшой пруд, проложили русло для извилистого ручейка, устроили крохотный мостик. С гор привезли несколько старых арчовых деревьев с перекрученными, извитыми стволами, с корнями, выступающими из земли, в глубине сада соорудили горку из камней, рядом посадили молоденькую горную вишню. Царя развлечет это, уверял Акамие. Не передумал ли ты, не отдашь ли мне письмо? Нет. Ну хоть покажи.
- Ты надежный сторож. Что, если царь внезапно заболеет и умрет, так и не прочитав письма? - Акамие незаметно сложил пальцы в отводящий злое знак.
- Я выполняю свой долг, - потупился Сю-юн. - А высокородный господин свой?
В его вопросительной улыбке Акамие почудилось осуждение.
- Ты думаешь, это я не допускаю твоей встречи с царем?
Сю-юн уклончиво улыбнулся.
- Я выполняю его волю, - отрезал Акамие. - Я должен получше узнать тебя, прежде чем...
- Как угодно повелителю, - согласился Сю-юн, непонятно поблескивая глазами. - И высокородному господину.
Сю-юн терпеливо ждал, когда повелитель удостоит его своим вниманием. Днем, когда вельможа, опекавший его, бывал занят, Сю-юн садился на веранде с пиба или тинем. Он начинал с того, что кланялся в сторонукомнаты, где, как он хотел представить, сидел господин У Тхэ, извинялся за то, что не имеет возможности познакомиться с последними столичными новинками, - и странные, беспокоящие созвучия бередили, расталкивали тишину и будили дремлющих на ночной половине евнухов. Сю-юн наигрывал поочередно все мелодии, которые когда-либо исполнял для господина У Тхэ, и декламировал поэмы, которые читал для него, и пусть здесь никто не мог оценить его искусства, он старался проделывать все это наилучшим образом, и если ему казалось, что исполнение его недостаточно хорошо, он начинал сначала, порой помногу раз, и тогда каждый раз он представлял себе, что господин У Тхэ вот только что пришел и выразил желание послушать музыку или стихи. И когда приближалось время посещения вельможи, господин У Тхэ сообщал, что теперь ему пора, и Сю-юн провожал его до дальней стены (там он придумал калитку) и, кланяясь, прощался с ним.
И этого ему хватало, чтобы выжить.
О том, что было дальше
Акамие видел, что Сиуджин старается во всем ему угождать, и сам окружал его пристальнейшей заботой. И все-таки Сиуджин пребывал в постоянном и неизменном отчуждении, вежливо прикрытом услужливостью, многочисленными поклонами и извинениями, восковыми улыбками.
Однажды, когда они сидели с вином и музыкой, Акамие неожиданно даже для самого себя спросил:
- Ты и с царем будешь таким?
- Нет, - не задумываясь ответил Сю-юн. - С царем я таким не буду.
- Ты умеешь быть другим? - недоверчиво улыбнулся Акамие.
- Умею, - глядя спокойно и просто, сказал Сю-юн. - И я буду с царем таким, как должно.
- Почему?
Сю-юн удивился.
- Я приехал для того, чтобы служить ему. Мой господин доверил мне это поручение, и я ни в коем случае его не подведу.
Акамие задумался.
- Очень нелегко угождать царям... - сказал он наконец. - Не знаю, как в других местах, но в Хайре это очень нелегко. Тебе не кажется, что лучше было бы иметь друга, на которого можно положиться, советам которого можно доверять? Отчего ты сторонишься меня, когда я предлагаю тебе искреннюю дружбу?
Сю-юн помолчал, потом открыто посмотрел ему в глаза.
- Прошу меня простить...
Акамие терпеливо вздохнул.
- Прошу меня простить, но, как говорится, одна жемчужина не может жить в двух раковинах. Мы не можем быть друзьями, хотя я благодарен высокородному господину за его расположение ко мне. Думаю, царь до сих пор не захотел взглянуть на меня, потому что... Мы соперники, разве не так? Прошу меня простить.
Сю-юн потупился, но складка губ была прямой и твердой. Акамие подвигал кубком по столу, наполнил его и медленно, по глоточку, выпил.
- Скоро ты убедишься в том, что неправ. Смотри только, не оттолкни от себя царя своей холодностью и расчетливостью. Если я оттягивал час твоей встречи с повелителем, то для твоего же блага. Ты не ошибся: он мне... дорог. Конечно, я стремлюсь уберечь его от разочарований и боли. Насколько это позволяет Судьба. Если он... удостоит тебя своей привязанности, а ты бесчувственный, как евнух, и не способен даже на дружбу...
- Это не так, - не поднимая глаз, возмутился Сю-юн. - Я не бесчувственный. Прошу меня простить. Но я вижу, что эта часть дома пуста, здесь нет ни одной женщины, кроме служанок, и никого, кто мог бы делить ложе с повелителем. Кроме высокородного господина. Разве он может желать, чтобы кто-то другой уменьшил его долю?
- Ты правильно рассуждаешь, мой прекрасный Сиуджин, и я не стану с тобой спорить. Скажи мне, можно ли приготовить твои покои к посещению повелителя за один или за два дня?
- Осталось немного, - с тихим вызовом ответил Сю-юн. - Завтра к вечеру все будет готово.
- Я распоряжусь, чтобы поторопились. Постарайся закончить все до темноты. После вечерней трапезы царь навестит тебя. Раз ты так хочешь. Но уж, прошу меня простить, - Акамие очень похоже поклонился, - ничему не удивляйся. Ничему.
И, как обещал, пришел вечером. Евнухи распахнули перед ним завесу, сдвинули в сторону бумажную дверь.
Сю-юн во всем великолепии шелковых одежд, слоями выглядывавших одна из-под другой, и огромной прически, неведомо как державшейся всего на двух длинных прозрачных шпильках, качнулся в низком поклоне и застыл, выпрямившись, но не поднимая головы. Курильница у стены выпустила извилистую струйку дыма, на свой лад повторившую изгибы складок, каскадом окружавших Сю-юна, извивы облаков на ширмах.
Акамие задвинул дверь за спиной. Он стоял и молчал, а потом сказал вовсе не то, что собирался.
- Прости. Ты действительно прекрасен. И я не хотел посмеяться над тобой. Я искал твоей дружбы, потому что одинок здесь, потому что... Ты ожидал другого? Нет, меня ты не обманешь, ты не смог бы никому отдать твое сердце, хоть бы твой господин тысячу раз приказал тебе это. Я понял, тебе нельзя оставаться здесь. Ты поедешь домой - через несколько дней, не позже, как только соберут караван. Я найду этого купца, и он доставит тебя невредимым, так же, как привез сюда, не будь я царь этой благословенной страны. Я дам хорошую охрану. Лучшую, какая бывает на свете. Прости меня. Прости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});