Читать интересную книгу bratia - Gradinarov

К октябрю прошли в нижней штольне десять саженей, в верхней – семь. Медной руды не встретили. Встревоженный Инютин распорядился на седьмой сажени сделать левую боковую рассечку. Прошли около двух саженей, но руды и там не оказалось. Инютин хватался за голову, читал книги, искал советов по горному делу. С нетерпением ждал Сотникова. В конце сентября на оленьих упряжках подъехал Киприян Михайлович с Хвостовым. В горах уже лежал снег. Склоны блистали белизной, и лишь входы в штольни зияли черной пустотой. В штольнях прекратились течи, прихваченные морозом, стало суше, и горняки, набив руки, быстрее вгрызались в скалу.

Киприян Михайлович с Буториным, Инютиным и Хвостовым медленно поднимались по лежневке к штольням. Остановились. Сотников посмотрел вниз, где у подножия горы веселили небо дымки. Две оленьи упряжки везли колотый лед. На лесопилке пилили лиственницу. Из трубы кузнечного горна вылетали искры. Слева, на опушке леса, паслось стадо оленей.

– Жизнью веет! Вы появились, и пустынное межгорье ожило. Еще больше верю, здесь будет город похлеще Енисейска. Дай Бог только сил, чтобы исполнить задуманное. Чтобы здесь, как на Алтае, выросли заводы. Чтобы горы сослужили добрую службу, – перекрестился Киприян Михайлович.

Федор Кузьмич провел ладонью по лицу.

– Плохо, наверное, просили Бога, Киприян Михайлович! Прошли немало, а руды пока нет. В нижней штольне сделали боковую рассечку – и опять мимо. Мужиков жаль! Столько сил вложили!

– Что предлагаете, Федор Кузьмич? Что в таких случаях предпринимает штейгер в горах Алтая?

Инютин развел руками. Потом собрался с мыслями, зло сверкнул глазами и почти закричал:

– Как вы можете задавать такие вопросы? Мне там опытные рудознатцы говорили, на какой глубине находятся пласты, их толщу. Изыскатели, задолго до меня, обследовали ту или иную гору и говорили, что здесь можно достать столько-то пудов медной руды. Я брал людей и начинал разработки. А здесь работаем вслепую.

«Лучше бы я его не задевал, – думал Сотников. – Все равно он меня винит». Инютин сообразил, что перебрал с тоном:

– Извините, Киприян Михайлович, погорячился. Обида резанула по сердцу. Старались, старались рудник развернуть, а вы попрекаете. Но вы не дали договорить. Есть у нас и радости. В верхней штольне появились черные углисто-глинистые сланцы. Причем уходят влево и вправо. Будто мы в темноте пласт пересекли. Поэтому я принял решение на пересечении делать две боковые рассечки.

Он поднял с настила упавший с тачки кусок породы. Смахнул снег.

– Вот, глядите, местами зелень и синь. В породе есть следы медной руды. Кажется, мы подобрались к ней вплотную.

Буторин с досадой курил трубку, не встревал в разговор, потом сказал:

– А посему, Киприян Михайлович, с завтрашнего дня я людей перевожу на верхнюю штольню. На двух рассечках работы хватит всем.

Сотников удивился.

– Тебе виднее, Степан Варфоломеевич. Ты не только плотник, но и рудознатец. Вникай в дело… Ты управляющий заводом.

– Заводом, которого нет? – возразил Буторин.

– Как нет? – зыркнул Инютин снизу вверх на огромного управляющего. – Все в срок развернули. Осталось плавильню сложить. Завод – не только печь. Без руды, даже без кузницы, ни один завод не действует. Что мы построили – все впрок. Через неделю руда пойдет! А печь сложить – для хорошего каменщика месяц работы. Размеры ее небольшие. Думаю, на будущий год в августе зажжем плавильню, а в сентябре я последним пароходом возвращаюсь домой. Просьбу Келлера я выполню до конца. Медь мы получим!

Сотников доброжелательно улыбнулся:

– Я уж хотел построже с вами. Но вам палец в рот не клади, Федор Кузьмич! Мигом откусите! Не буду кривить душой. Все, что вы сделали, мне нравится. При таких неурядицах. Это надо суметь! Башковитыми вы, мужики, оказались. Благодарю за службу. Я бы вас и без капитала взял в компаньоны. На меня обиды не держите! Ноет душа моя по руднику. Боюсь осрамиться перед самим собой. Кытманов деньгами чуть помог, а сам выжидает, что из нашей затеи выйдет. Хитрюга! А медь заблестит, начнет свои щупальца распускать. Ему и уголек нужен.

Хвостов стоял в раздумье. У него тоже неспокойно на душе за дела Киприяна. Хотелось самому убедиться, что ни Инютин, ни Буторин не дурачат Сотникова и следующим летом будет настоящая черновая медь.

– Степан Варфоломеевич! Ну сколько ж будет Инютин лить медовые слова из уст? Покажи штольню, покажи найденный пласт и успокой мою душу.

– Погодь, Мотюмяку Евфимыч! В нижнюю заходить не будем. Там рудой и не пахнет. А в верхнюю – будь добр! – ответил Буторин. – Бери пару факелов. Да прошу, осторожнее. Не набейте шишек! Особенно Киприян Михайлович. Потолки у нас низкие!

Инютин шел в штольне первым, за ним Хвостов с факелами, далее Сотников с Буториным. Из темноты несло гарью, теплом и сыростью. Свод штольни у входа покрыт инеем.

– Мотюмяку Евфимыч, дай-ка я схвачу огня и пойду первым. Я тут каждый выступ на ощупь знаю, – попросил Буторин и, взяв факелы, поднес их к горящей у правой стены бересте. Вспыхнула, потрескивая, кора. Один он возвратил Хвостову:

– Ты, Дмитрий, держись сзади и слева от меня, чтобы лоб не расшибить.

Двигались с острасткой. Скрипит под ногами деревянный настил. Сотников и Буторин нет-нет да и цепляются шапками за огниво. Низковата для них штольня! Инютин с Хвостовым шагают в полный рост, ногами щупают настил. Низкорослым вольготно в каменной норе! Прошли двадцатое огниво. Уперлись в забой. Два факела коптили у левой и правой стен. Пока все на обеде, Иван Кирдяшкин стоит на коленях, клинья из трещин выбивает. Разъехалась порода в разные стороны и освободила зубила. Тут же через колено бросает лопатой хрящ в тачку Иван Маругин. Очищают забой для послеобеденной смены. Поднялись, покряхтывают. Поздоровались с пришедшими. Перекрыли часть света факелов. При свете мужики кажутся громаднее, чем наяву. Инютин пальцем поманил Ивана. Тот подставил ухо штейгеру:

– Отдохните чуток, хлопцы! Курните наверху, а мы посмотрим кое-что в забое.

Иван взял за руку тезку Маругина, в другую руку – догорающий факел.

– Пошли перекурим!

Забой светился синевой и зеленью.

– Вот рудный пласт! – протянул руку с факелом Федор Кузьмич. – Только идет поперек штольни. Думаю, высота не меньше сажени. Это настоящая медная руда. Тут и поведем две рассечки. Думаю, через пару дней руда пойдет не в отвал, а в лабаз.

Киприян Михайлович поднял кусок, поднес к свету, присмотрелся:

– Возьму с собой! Буду показывать приезжим, что это из моего рудника.

Он положил руду в карман, и лежавшая почти весь день на лице хмурь исчезла:

– Спасибо вам, Федор Кузьмич и Степан Варфоломеевич! Только зачем вы меня при встрече так расстроили? Я уж подумал, что тщание ушло насмарку. А затраты? Никто их еще не считал. Посчитаю, еще больше ужаснусь!

Он обвел взглядом единомышленников.

– Зато мы почти у цели. И если все будет благополучно, летом, как говорит Федор Кузьмич, получим медь. Надо привести отца Даниила и освятить рудник. Думаю, в июле здесь будет богослужение. Теперь проводите наверх. Дымно здесь, – закашлял Киприян Михайлович.

Из штольни вышли, прикрывая руками глаза. Солнце резануло, на миг ослепив вышедших. У входа в штольню ждала смена. Купец с каждым поздоровался за руку:

– Ну как, не охляли здесь, мужики? С кашлем бороться не каждому под силу!

Иван Кирдяшкин, пыхнув трубкой, ответил за всех:

– Втянулись, Киприян Михайлович! Вроде всю жизнь горы долбим! Да и зима – хорошее подспорье! За шею вода не бежит, и бродни не вязнут в слякоти. В штольне теплей, чем снаружи. Поначалу поясницы ломило, будто ты вместо крепи свод на себе держишь. А страх до сих пор не выветрился. Страшно все же под слоем земли. Но дело движется. Наконец настоящую руду увидели.

– Слава богу, живы-здоровы. Голодом не сидим. Болячки не цеплялись. Каждый делал свое дело. Это – главное. Правда, была и досада. Кому камень в колено попал, кому пыль каменная по глазам полоснула, а кто ногу подвернул на настиле. А уж мозолями ладони забили! Теперь затвердели, и боль унялась. Престольные праздники проходят, а мы без батюшки, как тунгусы. Каждый втихомолку помолится в честь праздника. Но это не то! Мы привыкли на миру открывать душу Богу. Ты уж своего тестя сюда направь. Пусть благословит на добрые дела. А то без Бога зачали рудник, вот и не все клеится, – добавил Степан Варфоломеевич. – Первый месяц мужики падали от усталости. Чуть полатей коснутся и спят, как убитые. А енисейцы хотели уйти в Дудинское. Благо, уговорили остаться.

– Ладно, что было, то было. Теперь пора на смену. Руда просится наверх, – сказал Федор Кузьмич. – Остальное расскажут за ужином.

Горнорабочие скрылись в зеве штольни, а Степан со спутниками спустился по лежневке к подошве горы.