class="p1">В «скорой» она сидела рядом с Элизабет. Та заснула еще у себя в постели, спала, пока ее поднимали и укладывали на носилки, пока полчаса везли по жаре в Олбэни. В Медицинском центре ее сдали ожидавшим санитарам. Около полудня, в яркой палате с кондиционированным воздухом, с капельницей в вене левого предплечья она вновь открыла глаза.
Чтобы не подпускать слезливости, Мод заговорила тут же. Вскоре она заметила, что движения глаз Элизабет следуют некоему шаблону. Она учила Мод маленькому, достаточному словарю: моргнуть означало да, посмотреть влево-вправо – нет, вниз – не знаю (сообразить это у Мод заняло дольше всего). Взгляд вверх сохранил свое первоначальное значение что они там еще придумают? Мод забыла о своем позыве удушить эту вялую, хорошенькую голову. Придерживая ее одной рукой, она расчесывала ей густые рыже-золотые волосы, пока те не заблестели.
Невролог сообщил Мод, что инсульт свидетельствует о субдуральной гематоме, вызванной, быть может, падением с лошади, вероятнее – сотрясением, произошедшим раньше. Среди доступных вариантов – диагностическая операция, чтобы установить масштабы ущерба. Лечение также может потребовать операции. В любом случае никаких результатов гарантировать нельзя. Кроме этого он мало что мог предложить.
– А если ничего не делать?
– Говоря откровенно, это мысль неплохая. – Специалист непроизвольно понизил голос. – Такие случаи обычно заканчиваются лишь гемипарезом. Довольно скоро она сможет действовать левой стороной. Операция может поспособствовать…
Когда Мод упомянула о возможности операции, глаза Элизабет взметнулись вверх. Мод сказала:
– Согласна с вами целиком и полностью. Поедете со мною домой? – Элизабет поколебалась, после чего решительно моргнула.
Теперь уже Мод видела, что сожаление и уныние лишь усугубят их трудности. Она не могла отрицать того, что произошло ужасное событие. Она не могла отрицать того, что Элизабет его пережила. Для Мод делать вид, что не пережила, – обрекать ее на безнадежную и успокаивающую изоляцию больного в терминальной стадии – означало бы, что существование Элизабет больше не берется в расчет. Это бы делало недействительным то, что так немного и так много дней наполняло жизнь самой Мод. Она дала себе слово не позволять беде, закончившей ее время со здоровой Элизабет, ставить это время под сомнение. Свое обещание она подтвердит тем, что не отречется от полноты грядущих времен. Она объявила себе, что ее жизнь с Элизабет только началась.
После двух дней собеседований Мод наняла постоянную дневную сиделку. Домоправительницу свою убедила так пересмотреть свое расписание, чтобы приходить пораньше, а уходить попозже. Купила электрическое кресло-каталку, которым Элизабет потом сможет управлять действующей рукой.
Через два дня после возвращения домой Элизабет подняли с кровати, усадили в кресло и выкатили на веранду, где следующие две недели ей было суждено проводить все свои дневные часы. Часто она спала. Когда просыпалась – неизменно рядом обнаруживала Мод. Вскоре Элизабет отчетливо дала понять, что неизменное присутствие Мод ей не нравится. Это она инвалид. Величайшее утешение, какое ей могла бы предоставить Мод, – это жить насыщенной жизнью ради них обеих.
И потому Мод ездила кататься верхом; навещала мистера Прюэлла, ходила в «их» бары. Во все эти вылазки она отправлялась, опасаясь напоминаний об Элизабет, с какими неизменно столкнулась бы по пути, и об утраченных возможностях, потому что Элизабет теперь с нею рядом не было. Вот так, держа в уме подругу, Мод все переживала сильнее и делалась наблюдательнее. Теперь имели смысл самые банальные происшествия, и Мод замечала их беспрестанно: случайные скопления облаков, дорожные пробки, дурацкие замечания, малейшие ее чувства. Когда возвращалась она, ей было с избытком чего рассказать, и она это рассказывала, чтобы глаза на поверженной голове сияли, трепетали ресницами, а иногда и плакали. Мод выучила, что слезы означали не только горе, но и смех.
Мод принялась вывозить Элизабет. Под присмотром сиделки Джон – теперь не только садовник, но и шофер – поднимал пациентку и усаживал на переднее сиденье, после чего ездил по окрестностям: на запад через Адирондак, на восток до Северного Беннингтона, на север до озера Джордж. Мод купила второе кресло, складное, чтобы помещалось в багажник. Элизабет сидела в лесистом тенечке, озирала мир с горок, ездила разглядывать витрины. Мод предложила брать ее с собой на собственные вылазки; Элизабет отказалась. Ей хотелось, чтобы ее видели только там, где ее никто не знал. Исключение она сделала лишь для конюшен, где чистокровные лошади не обращали внимания на ее немощь. Мод оставляла ее у стойл или на краю поля, где те паслись, а сама легким галопом объезжала круг, надеясь, что Элизабет видит, как она прыгает.
Мод начала понимать, что если сама станет жить полной жизнью, Элизабет ни в чем не будет знать нужды, но еще не заставила себя назначить себе еще одно свидание в городе.
В последнюю неделю августа приехал Уолтер Трейл – привез портрет Элизабет. Та сумятица, которую он устроил с копией кисти Фиби, излечила его от навязчивой привязанности к оригиналу. Он решил, что Мод его заслуживает – она за него заплатила добросовестно, и из нее выйдет достойный его смотритель, – и вот теперь он вверял этот портрет в ее руки.
Уолтер намеревался уехать, как только повесит портрет. Увидеть Элизабет он боялся – воображение преобразовало ее в уродца. На то, чтобы передумать, ему потребовалось лишь несколько минут. После того как Мод обучила его глазному коду, он побеседовал с Элизабет впервые, а вскоре по приглашению Мод согласился и задержаться.
Вечером после его приезда, когда Мод выспрашивала у него о Присцилле, он отказался обсуждать их разрыв отношений.
– С этим покончено. Угадайте, чем она сейчас занимается.
– Мне правда нужно гадать?
– Работает на Айрин.
– Мне казалось, Айрин замешана…
– Вы так правы. Это Айрин к ней пристрелялась. Присцилле нужно «Эмми» дать за хуцпу. Она отправилась к Айрин и сказала: я себя вела как маленькая мерзавка, приношу свои извинения, объясните мне, пожалуйста, как все устроено на рынке искусства.
– И та ее наняла?
– Сочинять Присцилла умеет. Айрин она рассказала о своей основной подготовке у Морриса – это ничто по сравнению с тем, чему она бы могла научиться у нее самой, ведь Айрин лучшая в своем деле и так далее. Присцилла пообещала работать за так, лизать марки, мыть полы, только дайте шанс. Насчет этого Айрин позвонила мне, я ей сказал, что мне наплевать, только пускай не оставляет ее одну в галерее. Простите, Мод. Айрин повелась. Сказала Присцилле, что станет ей платить столько, сколько та стоит, и пообещала гонять ее в хвост и в гриву.
– Уолтер, я ужасно тревожусь. Вам не