Когда согреет камень алтаря
Лесной цветок взамен кровавой жертвы,
Не станет ни изгоя, ни царя,
Ни бездны меж свободой и бессмертьем.
Когда с колен поднимутся жрецы,
Без страха глаз богов коснувшись взглядом,
Когда поить устанут мудрецы
Сердца, умы и души лживым ядом…*
Голос и музыка, слова и интонации, и кажущийся таким ощутимым несуществующий взгляд ярко-синих глаз, заставили каждого, кто присутствовал в тот миг во дворе замка, забыть обо всем внешнем и суетном, и полностью погрузиться в рождающийся на их глазах и в их сердцах мир…
Звучание набирало силу, и неповторимая магия музыки полностью захватила Эстиса, Гундольфа, Талеаниса, Эркея, Улькара, и всех остальных. Они словно бы видели этот новый мир, мир без крови и лишней боли, мир, в котором не нужно лгать и притворяться, мир, о котором действительно можно мечтать… Они слушали Арну — и верили ей. Верили каждому слову, и каждой ноте.
Скользнет в траву из ослабевших рук,
Распавшись пылью, грозное оружье,
Сокровищем бесценным будет друг,
А золото — лишь тяжестью ненужной,
Когда сумеют сердцем передать
Все то, чего не высказать словами,
Когда узнают, как это — понять,
Что шепчет лес, о чем тоскует камень!
Песнь солнца и песнь звезд сливались в единую, прекрасную мелодию, и перед простыми крестьянами и грубоватыми наемниками, замковыми слугами, и графом этих земель, полуэльфом и рыцарем — перед всеми простиралась во всей своей прекрасной бесконечности истинно добрая и справедливая Вселенная. Закрыв глаза, они видели миры и звезды, вновь и вновь всем сердцем ощущая всю глубину Веры и Любви…
Когда набат на лемех перельют,
Когда считать разучатся потери,
Когда любовь, доверье и уют
Войдут в замков не знающие двери,
Когда из прогоревшего угля
Восстанет древо в огненных объятьях, —
Тогда очнется мертвая земля,
Стряхнув оковы древнего проклятья…
Неужели вы не хотите отринуть все, навязанное вам жестокостью созданного вами невольно мира? — вопрошал некто бесконечно добрый, и столь же бесконечно строгий. Неужели вы так и останетесь слепыми, не видя ничего, кроме болезненных страстей и горьких обид на незаслуженность бытия? Неужели так и не впустите в себя Понимание и Доброту? Откройте сердца, распахните свои души, и вбирайте в себя все это бесконечное, все это прекрасное, все это… Настоящее!
Последний перезвон струн взмыл к небу, увлекая за собой. Арна на несколько секунд замолчала, вслушиваясь в Эстиса — основная ее надежда была на него — и друзей.
Они верили в нее. Все и каждый. Взгляд Змея, полный веры и чего-то еще, был устремлен к небу — но молодой граф видел в том небе ее, Арну.
Танаа встала, и заговорила, одновременно вбирая в себя все это доверие, всю эту Веру, и все, что радостно и с любовью отдавали ей друзья.
— Все то, что вы сейчас видите и ощущаете — есть вокруг вас всегда. Просто вы почему-то обычно предпочитаете видеть и верить только в то, что можно потрогать руками — но ведь этим мир не ограничивается! Есть миллионы звезд, и каждая горит ярким серебром, и каждая поет вам — услышьте их! Вы все, каждый из вас — можете это слышать! Это великий дар, дар всем нам — видеть Вселенную во всех ее красках, во всей ее бесконечной красоте и доброте! В каждой травинке и каждом солнечном лучике, в каждом вдохе и каждой улыбке, во всем этом — Любовь Создателя ко всем нам. Боль и страх, что окружают нас порой — лишь отражение Его боли — боли, которую мы причиняем Ему. Но разве это справедливо — платить Ему болью за всю ту Любовь, что он каждый день и час, каждое мгновение и каждую вечность дарит нам? Неужели мы будем столь неблагодарны? Я не верю в это. Я верю в Любовь, величайшую силу, и величайшее благословение, дарованное нам. И я люблю вас всех… и чувствую вашу ответную любовь. Каждого из вас. И пусть на долю каждого из нас выпадает немало тяжких испытаний — но ради Него и ради себя мы ведь сможем их выдержать! Если будем вместе — точно сможем! Вы собрались здесь, чтобы обвинить своих братьев в страшных преступлениях — но послушайте свои сердца, и подумайте — действительно ли вы считаете их виновными, или же в вас говорит боль потери, которую пришлось испытать в эти страшные времена? Я не буду вызывать свидетелей, и задавать вопросы, я не умею этого, и не хочу. Я просто призываю вас послушать частицу Создателя, что всегда горит в ваших сердцах, и пусть эта вечная божественная искра Добра и Любви подскажет вам правду, сколь бы непростой она вам не показалась. Я просто прошу вас на одну минуту поверить. Все мы — братья и сестры, все мы — дети Создателя. Вы хотите отомстить за гибель близких — но божественная искра подскажет вам, что никто так не сумеет наказать этих несчастных, как они сами себя каджодневно и ежемоментно наказывают, вынужденные нести тяжкий крест осознания своей вины, пусть даже и сотворили они все свои злодеяния вовсе не по своей воле. Решение за вами, братья. Но знайте — я не позволю кому-либо из вас умереть или убить другого, пока я сама жива. Решите казнить — начните с меня. Я не буду сопротивляться. Потому что я верю им — и верю в вас.
Она умолкла, медленно опускаясь на землю и склоняя голову. Поток доверия и любви, текущий к ней от друзей, многократно усиленный ее собственной верой и любовью, широкой волной накрывал всех присутствующих, и возвращался к самой Танаа, отражаясь от самого себя и еще усиливаясь. Когда мощь эманации достигла предела, Арна на миг вобрала ее всю в себя — и уже не замыкая в кольцо, передала каждому.
Сил не осталось даже на то, чтобы вслушаться в окружающее, чтобы понять, получилось ли…
Тем временем Эстис судорожно переводил взгляд с Эркея на старейшин деревень, и обратно. Найл что-то напряженно обдумывал, седой Рагадар же пристально смотрел на кузнеца. В его взгляде явственно читался вопрос. Наконец, Эркей медленно кивнул. На лице Рагадара отобразилось облегчение. Он бросил пару слов Найлу — тот согласно кивнул. Седой старейшина поднялся на ноги, и сделал несколько шагов вперед.
— Мы никогда не сможем забыть смерти наших близких, — негромко начал он. Арна подняла голову, и повернулась к Рагадару, напряженно ловя каждое его слово. — Простить — возможно, когда-нибудь, сумеем, когда раны затянутся, и перестанут кровоточить. Мне известно о желании многих наемников поселиться здесь. Мне известно о желании некоторых из них связать свою жизнь с женщинами из наших семей. Наемники! Те из вас, кто решит остаться — вам придется в течение долгих лет завоевывать наше доверие. На вас будут самые тяжелые работы, и именно вам умирать первыми, если нападет враг. Мы дадим вам шанс искупить содеянное — но не ждите большего. Те же, кто решит уйти — уходите, и никогда более не возвращайтесь сюда! Таково решение старейшин, — он вопросительно посмотрел на Эстиса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});