Илья хотя и был голоден, но, еще не привыкнув к больничному рациону, ел кашу с неохотой. Он поглядывал на умалишенных за соседними столами, впервые увидев их собранными в одно место. Зрелище это, нужно сказать, было не из приятных. Ели больные крайне небрежно, не всегда попадая ложкой с кашей в рот, часто тыча в щеку, роняя крошки на голую грудь или на пижаму. Один дебильного вида юноша есть мог с большим трудом, но с большой охотой; из открытого рта его на грудь текли слюни, он мычал, попадал полной ложкой каши себе в лицо, но голод заставлял его снова и снова производить одно и то же не достигающее цели движение. Где-то в углу громко, по-детски, взвизгивал толстяк. Невдалеке от Ильи, за соседним столом, сидел человек, лицо которого поминутно искажалось какой-нибудь яростной гримасой. То презрение перекашивало рот, то вдруг безграничное удивление появлялось на лице, словно пшенная каша в его миске превращалась в черную икру. Удивление внезапно спадало, и вот уже гримаса отвращения преображала лицо, на смену ей приходил ужас… Потом гримасы смешивались, и получалось совсем уж черт знает что!
– О, красавчик. Правда?! – проследив за взглядом Ильи, воскликнул Кирилл, указывая ложкой. – Это его галаперидол крючит. Кто же матом на врача кричит!
– В каком смысле? Какой еще галаперидол?
– Поворотное средство. – Кирилл покрутил у виска пальцем. – Эй! Компот сюда, быстро! – приказал он душевнобольному, несущему поднос со стаканами.
На протяжении ужина Илья поглядывал на стоявшего в прихожей Чукчу. Он стоял, сложив на груди руки, и безмолвно взирал на пирующий народ. Было заметно, что Чукче сильно нравилась роль народного предводителя и он чувствовал себя на своем месте.
Поужинав, больные стали расходиться по своим делам. Илья с Кириллом тоже вышли из-за стола. Илья подумал, что следует держаться поближе к своему новому товарищу, а то мало ли что.
Когда он проходил мимо недвижимого надменного Чукчи, тот, не поворачивая головы и не шелохнувшись, скосил глаза, провожая Илью взглядом… И это движение глаз показалось страшнее, чем если бы Чукча пригрозил Илье или даже турнул его…
Повернув лицо в сторону Чукчи, Илья сделал машинально несколько шагов и натолкнулся на идущего впереди толстяка.
– Не бейте меня! Я вас умоляю!.. – запищал он нестерпимо громко и заунывно, но тут же, получив затрещину от оказавшегося рядом Кирилла, мгновенно смолк.
– Я тебе говорю: не цацкайся с ними. В нашем деле главное – экологию беречь! Дал ему по башке – и все дела.
После ужина Кирилл лег на свою кровать и задрал ноги в тапках на спинку. Илья сидел на своей кровати. Слабость и головокружение прошли, только слегка подташнивало, то ли от ужина, то ли от сделанного Чукчей укола.
– Слушай, Кирилл, а за что тебя сюда упекли? – спросил Илья.
– А за то, что я окружающую среду сильно люблю, экологию оберегаю. Все засрали кругом атомными станциями, нефтепродуктами… А экологию надо беречь! Понял? Вот я и эту среду люблю. И дуриков своих люблю, а особенно зеленый цвет – у меня и куртка зеленая, да и к лицу мне зеленое.
Этот мутный ответ не прояснил для Ильи ситуацию, он продолжал смотреть на Кирилла настороженно, подозревая в нем не совсем все-таки нормального человека, – не зря же его в дурдоме держат.
За спиной у Ильи раздался тяжелый вздох и скрип пружин. Илья обернулся. Кровать, которую он считал пустой, оказалась обитаемой, и, скрытый одеялом с головой, на ней кто-то был. Оттуда донесся стон и приглушенное мычание.
– Сера, – пояснил Кирилл, кивнув головой. – Она на всех по-разному действует. Инквизитора, вон, совсем скрючило.
В палату вошел Чукча, держа шприц на изготовку, за ним грузно шагал Харя. У Ильи перехватило дыхание. "Только не ко мне, Господи! Только не ко мне!.." Ему казалось, что идут они очень медленно. Чукча смотрел на Илью. Тот сжал зубы. Но Чукча прошел мимо и остановился у кровати за его спиной. Харя подошел с другой стороны, сдернул одеяло. На кровати лежал совершенно голый, худой мужчина с большими, широко открытыми глазами и мелко дрожал. Он с ужасом глядел на шприц в руках Чукчи.
Харя замычал, мясистыми руками схватил человека за ноги и за руки, как куль, перевернул на живот и вдавил его руками в кровать, так что человек прогнулся в пояснице. Кажется, он пытался сопротивляться: кричал и болтал ногами, стараясь вырваться, но это не принесло желаемых результатов. Чукча вонзил иглу в ягодицу и вогнал лекарство. Человек взвыл от сильной боли, тело его выгнулось, застыло и вдруг стало бешено трястись.
Харя легко привел его в первоначальное положение. Руки и ноги трясущегося человека ремнями пристегнули к спинкам кровати, так что худое тело его оказалось растянутым. Глаза несчастного закатились, на губах выступила белая пена; он бился и выл, тело крючили судороги… Это напоминало эпилептический припадок. Илья повернулся и безумными глазами посмотрел на Кирилла. Тот как-то испытующе глядел на Илью. Ну, как тебе, мол?
– Сера обыкновенная. Вот так и действует. Потом температура сорок, лютая боль, так что часть тела парализует… Дело обычное. Сегодня опять инквизитор всю ночь орать будет. Козел!
– А что это за лекарство, от чего?
– Тоже поворотное. Во всем мире сульфазин давно запрещен, это так сера называется. А у нас, едрена вошь, ею лечат непослушных, тех, кто слушаться не желает. Потом слушаются. Курс лечения пройдут и слушаются. Правда, говорят, что у дебилов после прохождения курса слюни изо рта течь перестают. Зато у нормальных течь начинают. Га-га-га!..
Илья тоже за компанию улыбнулся.
– Ну, ты не дрейфь, Илюха. Тебе-то эту дрянь делать не будут. Завтра с врачом поговоришь, и решится все сразу, только ты к рыжему – Александру Лазаревичу – не попади. Он заведующий отделением – зверь, а не человек. С ним трудно общаться: насквозь видит, падло! Главное – экологию беречь!.. Так ты, действительно, ничего не помнишь?
– Что не помню? – насторожился Илья.
– Ну, как что, – смутился Кирилл, – как сюда попал. Ты ж говорил, что нормальный, как сюда попал – не помню. Ну, ты че? Забыл, что ли?!
– Да нет, не забыл…
Илья повернулся и посмотрел на орущего человека. Тот трясся всем телом, кровать под ним ходила ходуном.
– Вот инквизитор хренов, – посмотрев в сторону трясущегося человека, сказал Кирилл. – Надо же было завотделением сказать, что он нечисти потворствует и что по нему костер плачет. Вот козел!
– Инквизитор – это что, кличка? – поинтересовался Илья.
– Какая кличка?! Самый настоящий это инквизитор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});