Огромный военный корабль, появившийся ниоткуда, прошел мимо их лодки, рассекая волны, и тут же пропал из виду. Это была галера с тремя рядами весел.
— Пираты? — спросил Козимо.
— Нет, — спокойно ответил Слепой.
Тут же раздались новые взрывы. Вскоре послышались крики, в воздух полетели куски дерева, заревели корабельные гудки. Лодка, в которой сидели Козимо и Слепой, закачалась на волнах, поднятых атакованными кораблями. На корабли паломников обрушился целый флот! Ночь и туман скрывали нападавших. Человек без рук и лица уже много дней выжидал благоприятной погоды. Нападение было полной неожиданностью для паломников.
Козимо и Слепой налегли на весла. Они сбросили в воду бочонок, чтобы легче было грести. С большим трудом они добрались до правого борта «Л’Актуруса». Часть его палубы уже была охвачена огнем. Вражеский корабль взял его на абордаж. Не раздумывая, Козимо ухватился за канат, свисавший с реи, и полез вверх, туда, где разгорелся бой. Он добрался до края борта и спрыгнул на палубу. Внизу, на воде, он увидел Слепого — его лодка попала в кильватерную струю корабля, и он пытался отвести ее в сторону. Он исчез в тумане, как призрак.
Козимо пробрался к самой мачте. С возвышения ему открылся размах сражения. На паломников обрушились десятка два вражеских кораблей. На абордаж брали корабли под командованием рыцарей, другие же просто отправляли на дно при помощи какого-то дьявольского оружия, о котором юноша никогда не слышал. Это оружие рассеивало над водой толстым слоем какое-то черное вещество, которое нападающие поджигали огненными стрелами. Козимо впервые видел, как горит вода. Кораблям христиан некуда было деться от огненной стихии, и они загорались, как солома. Козимо видел, как люди бросались за борт, тут же сгорая заживо в полыхающем океане. Огонь окрашивал туман в черный и красный цвета.
На палубах «Л’Актуруса» бушевала битва, но защитников было мало, так как часть людей отравились полынной водой. Козимо поискал глазами оружие. Он соскользнул по топенанту вниз и спрыгнул в нескольких шагах от солдата, лежавшего неподвижно. Козимо схватил его меч и бросился в самую гущу боя.
На главной палубе двое нападающих с кожей бронзового цвета бросились к нему. Первый толкнул его, а второй замахнулся уже покрытой кровью саблей, целясь в шею…
Казалось, смерть была неизбежна.
ГЛАВА VIII
ВЕЧЕР НА ТЕРРАСЕ
Зенон Элейский, о Зенон жестокий!
Меня ли ты в назначенные сроки
Стрелою нелетящей поразил?
Рожденный звуком, я простерт во прахе.
Ах! Солнце… Жуткой тенью черепахи
Душе недвижным кажется Ахилл.
Нет, нет! Воспрять — и выжить в эрах новых!
Довольно, плоть, тебе дремать в оковах!
Валери. Кладбище у моряДавно уже не было такого приятного вечера. Широкие террасы со статуями виночерпиев возвышались над садами замка Консини. На порфировом стопе на самом видном месте на серебряном подносе дымился восточный чай. На горизонте начинало темнеть. Несколько птиц, замешкавшихся в зарослях боярышника, старались допеть серенады до наступления ночи. Флодоар и Анкс сидели вдвоем, наслаждаясь в тишине великолепием природы.
Их караван сделал остановку возле Андрианополя в поместье сеньора, друга Хьюга де Шампаня, пожаловавшего значительную сумму Милиции.
Путь через Далматию был преодолен без особых происшествий, если не считать нескольких незначительных стычек с жителями деревень. Анкс не рискнула попытаться разведать, что было скрыто в трех остальных повозках, находившихся под усиленной охраной. Теперь она должна была как можно больше узнать от Флодоара во время его уроков, попытаться раскрыть тайну книг, составленных Джинном, и узнать истинную цель Милиции. Ее учитель был все так же таинственен. Анкс терзали вопросы: какие именно знания должна была она забыть? Как ей думать? Зачем она ему была нужна? Что он пытался до Нее донести?
В тот вечер на террасе он поставил свою чашку на стол и произнес с отстраненным видом, всегда предвещавшим новый урок:
— Единственная вещь, которую человек способен открыть, — это законы. Законы физики, законы природы, вещества и так далее. Законы. Повсюду.
Анкс любовалась садом, освещенным последними лучами солнца, лепестками цветов, сжимающимися, как детские кулачки, и танцем зудящего роя насекомых, а он во всем этом видел законы?
— Единственное, что доступно человеческому пониманию, — эти законы. Ничего более. И этого достаточно для его счастья. Изучать законы — его излюбленное занятие. Посмотри на открытия человечества, и ты увидишь там сплошные системы, теории, доктрины, которые основываются на понятиях порядка, равновесия, гармонии.
— Хорошо, — сказала Анкс. — Вы не можете отрицать, что природа, окружающая нас, имеет какие-то свойства, а мы изучаем ее.
Флодоар кивнул. Он взял большой том из библиотеки хозяина поместья и положил его на стол.
— Вот «Трактаты» Симплициуса, — пояснил он, снова садясь. — Эту книгу я знаю наизусть, и вот уже долгие годы. Я знаю также, что тебе ничего не известно об этом философе.
Анкс взяла книгу. Она была очень тяжелой, в великолепном переплете.
— Если бы тебе захотелось сегодня изучить произведения Симплициуса, — продолжал Флодоар, — у нас не осталось бы иного выбора, кроме как дать тебе прочесть его «Трактаты» полностью. На самом деле не существует иного пути, чтобы мысли Симплициуса «вошли» в твой мозг, нет способа, который бы позволил им появиться в твоем разуме внезапно, подобно чувству боли в плече или эмоциям. У человека мысль может передаваться лишь во времени и пространстве. В пространстве, потому что ему нужна материя для ее передачи (книга, изображение, звуки речи), и во времени, потому что ему понадобятся долгие часы, чтобы прочесть эти страницы. Так создан человеческий разум, или, скорее, таким образам он ограничен: он не способен осознать что-либо из Всего. Он подчиняется закону последовательности. В данном случае это будет последовательность тем, глав, страниц, абзацев, предложений, слов, знаков, организованных в согласии со строгими законами грамматики. Вот видишь, снова законы! По аналогии с этим, для нас не представляется возможным думать о двух вещах одновременно. Попробуй как-нибудь, и ты увидишь — это очень наглядный эксперимент. Человек может совершать одновременно разные действия, но он не может раздвоить свои мысли. Они могут быть настолько близки одна к другой, как ты пожелаешь, но они неизбежно будут последовательны. В человеке все последовательно, и никогда одно не накладывается на другое. И чувства, и желания, и инстинкты — не более чем мысли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});