их. В те времена, когда имитация реальности, которой торговали вразнос мои коллеги по ремеслу, становилась всё более грязной, а фантазии — более постыдными, я нёс невинность из магазина в магазин или же с гордостью думал, что занимаюсь благим делом. Теперь вид детской классики в витрине книжного магазина заставляет меня бежать, куда глаза глядят. Казалось бы, чем более безобидна книга, тем более невыразима истина, скрытая в ней. Но есть книги, одна мысль о которых пробуждает у меня неприятные воспоминания. Я хотел бы насовсем забыть про них, и просил бога в своих молитвах помочь мне сделать это.
Это случилось, когда я работал в Бирмингеме, а Уоррендаун являлся только названием на указателе по дороге в Брайчестер — дороге, которую я избегал, и не только потому, что в той стороне не имелось книжных магазинов. Не интересовал меня и маршрут, тянувшийся на несколько миль дальше указателя «Уоррендаун» через Клоттон, небольшое поселение, что, казалось, пребывало в значительной степени запустения. Там насчитывалось лишь несколько обитаемых домов, сгрудившихся по обе стороны реки. На её берегу стоял бетонный памятник, надписи на котором стали нечитаемы из-за воздействия климата и наросшего на них мха. Я никогда не любил сельскую местность, рассматривая её в лучшем случае как способ добраться из одного города в другой, и теперь застойный, почти рептильный запах и холодная дымка, окружавшие Клоттон, казалось, липли к моей машине. От такой неприятной атмосферы ландшафт Котсволда стал для меня совсем неприемлемым. Фермерские поля и зелёные луга выглядели, словно маскировка для древних каменных холмов, и я решил проехать к югу от Брайчестера по автомагистрали, а затем вернуться к прежнему маршруту, хотя это добавило бы полчаса к моему путешествию. Если бы не Грэм Кроули, я бы никогда больше не оказался на дороге в Уоррендаун.
В те дни я употреблял спиртное для того, чтобы казаться общительным, а не для того, чтобы забыться или уснуть. Пару раз в месяц я встречался с коллегами по профессии; пока мы ели индийские блюда, запивая их холодным пивом, мне казалось, что некоторые из моих коллег тоже предпочли бы издавать книги для детей. По субботам меня можно было найти в местном пабе «Руки Саттона», в Кингс-Хите. Завершения рабочей недели среди людей, которых не нужно было убеждать в превосходстве моей последней серии книг, было достаточно, чтобы настроить меня на следующие семь дней. Но именно в «Руках Саттона» Кроули стал для меня чем-то вроде друга.
Я не помню ранних стадий процесса нашего с ним знакомства. Впрочем я не помню и того, где я встретил других людей, с которыми общался. Я привык к тому, что всегда находил Кроули в маленькой чистой пивной, где стулья, столы и низкий потолок имели цвет пепла, смешанного с элем. Он отрывал от кружки своё широкое и круглое, щетинистое лицо, подёргивая носом и верхней губой в знак приветствия, и, когда я присоединялся к нему, он пригибался, как будто ожидал, что я либо похлопаю его по голове, либо ударю его, когда он начнёт выражать свой неизбежный сарказм.
— Что она делала в лесу с семью маленькими человечками, а? — обычно бормотал Кроули, или: — я знаю только один вид рога, на котором можно играть. Неудивительно, что он шёл за овцами.
Также часто Кроули цитировал какую-нибудь другую книгу, которую я возил по разным магазинам. В его голосе постоянно чувствовалась заискивающая нервозность, извинения за всё, что он говорил, и это было одной из причин, почему я никогда не чувствовал себя с ним непринуждённо. Пока мы говорили о том, как прошла неделя, о моих разъездах, о том, как Кроули стоял за прилавком местного торговца зеленью, я готовился услышать о его последних сексуальных похождениях. Я никогда не понимал, что такого находят многочисленные женщины в Кроули, но вряд ли кто-то из них продолжал встречаться с ним после первого свидания. Моё любопытство относительно сорта тех девушек, что могут найти его привлекательным, возможно, заставляло меня делать ему одолжение.
Сначала он только спросил, какой дорогой я поеду в Брайчестер, а затем — по какой, если автомагистраль будет закрыта; и к этому моменту мне надоело, что он ходит вокруг да около, как будто готов броситься в укрытие при первом намёке на неприятности.
— Ты хочешь, чтобы я тебя подвёз? — спросил я напрямую.
Он наклонил голову так, что его длинные волосы ещё сильней закрыли его уши, и посмотрел на меня.
— Ну, подвезти, знаешь, я полагаю, действительно, да.
— Куда?
— Ты не узнаешь, потому что это не очень подходящее место. Только оно недалеко, не так уж далеко от Брайчестера, я имею в виду, если ты когда-нибудь поедешь именно той дорогой.
Когда он, наконец, произнёс название Уоррендаун, как вопрос, на который не ожидал ответа, его раздражающая неуверенность заставила меня возразить:
— Я буду в том квадрате на следующей неделе.
— На следующей неделе — это значит на следующей неделе, да?
Его лицо дрогнуло так сильно, что обнажились зубы.
— Я совсем не думал, что в ближайшее время…
— Я прощу тебя, если ты откажешься от этой идеи, — заявил я.
— Отказаться… Нет, ты прав. Я поеду, потому что должен, — выговорил Кроули с несвойственным для него отчаянием.
Тем не менее, я подъехал к его дому на следующий день, не рассчитывая, что придётся брать этого приятеля с собой. Однако когда я позвонил в дверной звонок, Кроули высунул свой нос между закрытых штор и крикнул, что спустится через пять минут. И к моему непрекращающемуся удивлению он действительно вышел, догрызая что-то из своего завтрака, очевидно сделанного на скорую руку. Одет он был в единственный костюм, который я когда-либо видел на нём. Он сидел в моей машине, сжимая в руках портфель, от которого пахло овощами, в то время как я сосредоточился на поездке в час пик по запутанным автомагистралям. Мы уже были в пути без возможности вернуться обратно, когда я заметил, что он сжимает свой багаж с той же решимостью, с какой звучал его голос в пивной.
— Ты ожидаешь каких-то неприятностей? — спросил я.
— Неприятностей, — ворчливо повторил Кроули, оскалив зубы.
Его поведение, казалось, говорило о том, что я понял так много, что больше не было необходимости задавать вопросы. Я чуть не вышел из себя.
— Потрудись объяснить каких? — посоветовал я ему.
— А чего бы ты ожидал? — ответил Кроули.
— Дело в женщине.
— Вижу, ты знал. Просто хитришь. Беда в том, во что я её втянул, если ты ещё не догадался.