Читать интересную книгу Россия молодая. Книга вторая - Юрий Герман

Рябов пожал плечами, огладил отросшую в тюрьме бороду, засмеялся, что-де бородатому невместно грамоту учить. Нашлась книжица, Сильвестр Петрович велел развести сажи с водой. Ключарь принес сверху несколько гусиных перьев. Рябов, сидя у печки, старательно взбалтывал в склянице будущие чернила.

Сели рядом. Сильвестр Петрович с тонкой улыбкой взглянул на вспотевшего своего ученика. Тот мягко улыбнулся в ответ.

В светильне потрескивал жир, от печки тянуло теплом, со стены в углу медленно, каплями скатывалась вода. В сенях переговаривались караульщики.

Тихими стопами шла весенняя ночь.

Рябов, посапывая, словно от непомерной тяжести труда, мелко вырисовывал буквы. Большие руки его не справлялись с листком бумаги, она мялась, рвалась, разведенная сажа часто заливала написанное. Кормщик ругался шепотом, по-морскому, как в шторм.

— Ладно на сегодня! — сказал Сильвестр Петрович.

Кормщик выписал еще буковку, поднялся, залпом выпил корец воды. Через несколько дней он знал уже много букв, справляться с делом стало легче — перо он не стискивал в пальцах, разведенную сажу не проливал, воды пил меньше…

— Нынче будет у нас грамматика! — произнес Сильвестр Петрович и спросил: — Что есть грамматика?

Рябов смотрел не моргая, с удивлением.

— Грамматика есть известное художество благое, и глаголати и писати обучающее. Каковы есть части грамматики? Насти грамматики есть…

Сильвестр Петрович поднял палец:

— Повторяй: орфографиа.

— Орфографиа! — с трудом повторил кормщик.

— Этимологиа.

— Этимологиа…

— Синтазис.

— Синтазис…

— Просудиа.

Кормщик молчал, глаза его смеялись.

— Ну! — сказал Иевлев. — Что ж ты? Просудиа…

— А ну ее к шутам, — сказал Рябов, — просудию. Чего мне с ней делать-то?

Опять писали буквы, слова; наконец кормщик нарисовал свое имя — Иван Рябов. Иевлев велел прочесть. Рябов прочитал и удивился.

— Просудиа! — ворчал он, вырисовывая буковки. — Оно тебе не просудиа. Который князь али боярин, тому и просудиа сгодится, а нам и без нее тошно. Рябов Иван — то добро, а просудиа нам, Сильвестр Петрович, ни к чему…

Иевлев не спорил. Дойдет дело и до просудии, и до последующих глаголов, и до залогов. До всего со временем.

В эту ночь Сильвестр Петрович долго не спал — думал: флот, моряки, штурманы, шхиперы… Как обучить их непонятным этим просудиам? Почему не по-русски, не просто рассказано то, что надобно знать тысячам людей?

И в сумерках сырой каморы виделось ему лицо кормщика, насмешливый блеск зеленых глаз, слышались сказанные давеча слова: «Который князь али боярин, тому и просудиа сгодится, а нам и без нее тошно!»

Он улыбнулся, засыпая: «Кому — сон, кому — явь, кому — клад, кому — шиш!» Вот как говорят они, а тут — просудиа…

Утром, спозаранок Сильвестр Петрович взял в руки перо, нарисовал земной шар, полюсы, градусную сетку, заговорил как можно проще. Рябов слушал внимательно, кивал; было видно, что он все понимает и что ему интересно.

— Сей круг нарицается некватор али равнитель! — говорил Иевлев. — Вишь, где он проходит? И разделяет собою весь шар земной на два полшария…

После обеда опять засели за географию. Сильвестр Петрович медленно объяснял, как запомнил по учебнику:

— Состояние земель, если кто прилежно хочет разуметь, то подобает ему знать градусы али степени по долготе и широте. Широту, Иван Савватеевич, считаем мы до высоты полюса али оси мира, от равнителя к северу и к югу по девяносто градусов. Долготу считаем от меридиана, проходящего чрез гору на острове Тенерифском, к востоку, разделяя круг земной на триста шестьдесят частей, градусами именуемых…

— Ловко! — сказал Рябов.

И, высунув кончик языка, сам стал чертить градусную сетку.

Вечером, куря трубки, рассуждали о шведах, как они придут во второй раз. Рябов долго слушал не перебивая, потом спросил:

— А флот свой, господин капитан-командор, мы долго будем прятать? По осени, как шел я на съезжую к вам, посмотрел. Ничего корабли, как надо. И пушки стоят. Выйти им навстречу, да и свалиться по-настоящему?

Сильвестр Петрович ответил вопросом:

— Совладаем ли?

— Народишку бы нашему поболее веры дали, так еще и не то с ним творить можно! Я-то знаю… Верно говорят: что плохому — по уши, удалому — по колено…

Иевлев горько улыбнулся:

— Рассуждаем, а сами в узилище. Много нас спросят, как до дела дойдет…

Легли спать поздно и долго не засыпали. Иевлев, лежа на спине, тихим голосом рассказывал старые были о великом пути из варяг в греки, о водном пути между Черным и Балтийским морями. Рябов слушал, глядя в черный низкий потолок. В сумерках медленной чередой проходили перед взором кормщика Аскольд и Дир, испуганный византийский император Михаил, послы императора Василия, с богатыми дарами вышедшие навстречу русским, Олеговы дружины, плывущие морем, щит на вратах Царьграда…

— Ты погоди! — вдруг сказал Рябов. — Оно где ж, твое Балтийское море?

Сильвестр Петрович поднялся, нагнувшись над столом, нарисовал карту — Черное и Балтийское моря. Кормщик горячо дышал ему в затылок.

— И в Италию наши суда хаживали! — говорил Иевлев. — Вишь — вот им путь был. Теперь слушай про Святослава. У него и болгарские были воины, и венгерские…

После Святослава и его походов опять вернулись на Балтику. Сильвестр Петрович рассказывал о Великом Новгороде и его кораблях, о том, как новгородские дружины в древние времена плавали по Ладожскому озеру, по Финскому заливу и Балтийскому морю, как ходили в Швецию, в Данию, как имели свой Гостиный двор на острове Готланде в городе Визби, как шведы лет шестьсот назад напали на русские корабли в Балтийском море, как датский король Свен IV захватил в плен под стенами Шлезвига караван русских судов и все русские товары роздал в жалованье своему войску…

— Оно как же выходит? — спросил Рябов, тыча пальцем в рисунок на столе. — Выходит, что и Нева наша?

— А чья, как не наша? — горячо ответил Иевлев. — Ты гляди, как новгородцы хаживали. Вон их дорога-то. Они и берегли Неву пуще глаза. А те все на устье пялились — как бы закрыть его нам. Кто только сюда воровать не ходил, господи боже мой, — не пересказать. Лет с полтыщи король шведский Сверкер и епископ его Ескиль на шестидесяти кораблях пошли в Балтийское море — разбойничать; три новгородские судна их разбили. Эрих шведский Ладогу осадил, народ сам дома выжег и в крепости заперся с посадником Нежатою. Побили шведов. В лето 1240 года папа Григорий воззвал к крестовому походу на Русь, и шведы пошли в Неву множеством кораблей. Князь Александр Ярославович Невский так их разгромил, что они два корабля одних только знатнейших персон убитыми назад повезли…

Говорили до рассвета, поминали Грозного, Вишневецкого, Адашева, былые морские походы. Иевлев подробно, как знал сам, рассказывал о самозванцах, о междоусобицах, о врагах и союзниках иноземцах, которые хитростями и силою отнимали балтийское побережье у России, о том, как остался у Руси один выход в море, как царь Петр воевал Азов и для чего он это делал.

Заснули, когда караульщики в сенях уже поднялись на ноги.

Мы бились жестоко — и гордые намиПотомки, отвагой подобные нам,Развесят кольчуги с щитами, с мечами,В чертогах отцовских на память сынам.

Языков

Глава шестая

1. За караулом

Прошли весенние, теплые дожди, прогремела над Архангельском первая в нынешнем году гроза, а в жизни узников ничего не изменилось: так же завтракали проклятой салатой, так же наведывался «медикус» Егор Резен, как умел лечил раны Сильвестра Петровича, такие же длинные, нескончаемые беседы вели вечерами кормщик и капитан-командор.

Без новостей Резен не приходил: однажды рассказал, что видел у Марии Никитишны некоего приезжего московского человека, сей человек близок к государственному консилиуму, оттуда сведал, будто шведы вновь собрались воевать Архангельск и готовят для этой цели большие силы — много кораблей, пушки, матросов, и опять ищут лоцмана.

— Ой ли? — не поверил Иевлев, но задумался надолго.

Попозже Егор рассказал, что под Вологдой, в бору рейтарами пойман поручик Мехоношин вместе со своими лесными разбойничками-дворянами, нынче везут его в Архангельск, скоро быть ему тут, в остроге. И с воеводой Прозоровским произошли события загадочные: при всей его хворости он не помер, как ждали, а оправился, мычать перестал и собрался даже удариться в бега, но не осилил, князь Ржевский бывшего воеводу настиг и посадил под жестокий караул в своем дому…

— С чего ж в дому, а не в узилище? — спросил Иевлев.