Когда карета остановилась, чтобы пропустить стадо коров, переходившее главную улицу, Фокс выскочила, чтобы купить газету у мальчишки-разносчика. Перед тем как вернуться на свое место, она успела заметить фамилию «Дженнингс», напечатанную на первой полосе.
Вскоре почтовая карета остановилась, и Фокс сошла, радуясь тому, что поездка в душном, забитом людьми экипаже закончилась. Она огляделась, но все вокруг было незнакомым. Ей пришлось зайти на почту, чтобы узнать адрес компании «Майнинг энд меркантайл» и попросить порекомендовать недорогую гостиницу недалеко от конторы компании.
К счастью, она обнаружила, что отель «Альфонс» находится всего в квартале от того, что сейчас называли деловым центром Денвера. До офиса Дженнингса отсюда было пять минут ходьбы, и в этом Фокс усмотрела перст судьбы.
В отеле внимательно оглядевший ее клерк предоставил ей более комфортабельный номер, чем тот, который она получила в гостинице в Айдахо-Спрингс, когда появилась там прямо с дороги. Стены здесь были обклеены обоями. Возле умывальника стоял кувшин с водой, а на туалетном столике — ваза с искусственными гвоздиками. Мальчик, который принес ее сумку, открыл оба окна, и, хотя в комнате запахло пылью и навозом, ветерок был приятным.
Потом он, старательно отводя взгляд, спросил, не желает ли она принять ванну у себя в номере. Фокс даже представить себе не могла, что такое возможно.
Тоже глядя в сторону и глупо краснея, она призналась, что не возражала бы против ванны.
— А еще я желаю бифштекс с жареной картошкой, — сказала она, уверенная в том, что в этом-то ей точно будет отказано. Но мальчик лишь кивнул, и поэтому она добавила: — Еще кофе с сахаром и пирожное с большим количеством крема.
Ей может понравиться жить в отелях, решила она, выкладывая на туалетный столик расческу, щетку и шпильки. Такая роскошь стоила тех денег, которые она заплатила. Конечно, в прошлом у нее никогда не было лишних денег. Но сейчас они у нее есть, ведь она продала своего мустанга и ружье, а времени, чтобы их потратить, у нее осталось не так уж много.
У нее оставалась всего одна сигара, и она выкурила ее, пока нежилась в ванне и читала газету.
Огромный заголовок сообщал, что исчезновение Хоббса Дженнингса наконец объяснилось. Вчера днем мистер Дженнингс в сопровождении своего сына, Мэтью Дженнингса, вернулся в Денвер. Он был похищен и провел долгих три месяца в заточении. Размер выкупа не сообщался, был лишь сделан намек на то, что сумма немалая. Власти уверяли, что арестуют похитителей в самое ближайшее время.
Прочитав заявление властей, Фокс подумала о Джубале Брауне. А про Дженнингса было написано, что он устал и изможден, но не получил никаких увечий. Он предполагает вернуться в свой офис, самое позднее, во вторник и уверяет, что «Майнинг энд меркантайл» возобновит работу в прежнем объеме.
Фокс отбросила газету в сторону, откинулась в ванне и сделала затяжку. Этот негодяй заколдован. Он привлек к себе внимание трех похитителей, которые были явными новичками и обращались с ним как с принцем, вместо того чтобы убить его, как это сделали бы более опытные бандиты. Если бы Фокс стояла во главе похищения, Дженнингсу потребовалась бы по крайней мере неделя, чтобы прийти в себя.
Во вторник в ее голове созрел план. Она даст ему время до пятницы на то, чтобы принимать соболезнования доброжелателей, бизнес-партнеров и всех тех, кто придет к нему в офис после его трехмесячного отсутствия. На этом его заколдованная жизнь кончится.
Только после того, как убрали ванну и поднос с посудой, Фокс вспомнила, что обещала Таннеру подождать две недели до того, как сунуть голову в петлю. Но в то время она еще не знала, что человек, которого она собиралась убить, был его отцом. Она сомневалась, что Таннер покинет Денвер, зная, что она охотится за его отцом. Кроме того, какое значение имеет обещание, данное ею Таннеру, если она не собирается выполнить предсмертное желание Пича? В рай она все равно не попадет. А Таннер никогда не скажет: «Да, ты убила моего отца, но ты сдержала свое обещание и подождала две недели».
Теперь, когда она приняла решение, она надеялась, что уснет без мук совести. Но она лежала без сна и, глядя в окно, думала о Таннере. Перед ней то и дело возникало его лицо, его карие улыбающиеся глаза. С ним она испытала столько удивительных минут радости! Но с особой теплотой она вспоминала, с какой нежностью он смотрел ей в глаза, когда рассказывал о том, что жена, если у нее есть к этому склонность, может выращивать редиску.
Фокс уткнулась лицом в подушку, чтобы стереть преследовавший ее образ Таннера: Таннер с напряженным выражением лица переводит связку мулов через ручей, Таннер смотрит ей в глаза, когда они занимаются любовью, Таннер стоит у костра, когда подходит его очередь, и переворачивает на сковородке блинчики…
— Ах, Таннер, — прошептала она, вспоминая его мускулистое тело и глубокий, проникновенный голос, — это нечестно. Ты должен был быть сыном другого человека.
Таннер знал, что она в Денвере, но не мог ее найти. Это сводило его с ума. Он проверил все общественные конюшни, разыскивая ее мустанга, а потом нанял десятерых мужчин, чтобы они проверили конюшни, принадлежащие отелям. Два последних дня он был в таком отчаянии, что ездил верхом по улицам, высматривая выцветшее пончо и длинную рыжую косу.
Он расставил охранников вокруг дома отца, снабдив их описанием Фокс, а двум мужчинам поручил охранять вход в офис компании.
Он сидел в клубе, размышляя о том, что не могла же она просто исчезнуть. В Денвере было несколько тысяч жителей, но все же город не был настолько велик, чтобы в нем могла затеряться такая необычная и запоминающаяся женщина, как Фокс. Не может быть, чтобы кто-нибудь ее не запомнил.
Она где-то рядом. Он это чувствовал. Он ее любит, и она, черт возьми, любит его.
Откинувшись на спинку стула, Таннер закрыл глаза. До того как он начал расспрашивать отца о его прошлом, у него еще оставалась надежда, что вышла ошибка, что произошел ряд невероятных совпадений, из-за которых Фокс поверила, будто Дженнингс — ее отчим и что он украл ее наследство.
Но все, на чем настаивала Фокс, оказалось правдой. У Таннера с отцом был долгий ночной разговор, страшно болезненный для них обоих, и отец признался в совершенном им когда-то преступлении. Все встало на место. Теперь Таннеру стала понятна боль, часто мелькавшая в глазах отца. И что бы ни сделала Фокс, она не сможет наказать его так, как он наказывал себя сам. Если бы Фокс узнала цену, которую его отец заплатил, ненавидя себя и раскаиваясь, возможно, этого было бы достаточно. Она не сможет его простить, так же как не сможет и Таннер, но… может, этого будет достаточно.