– Гляди, как тоща-то. Кожа да кости. Вождь таких не любит. Вождь любит, чтоб в теле…
– Ерунда, откормит. Зато гляди, какие усики. Вождь непременно просил с усиками найти. Страсть его такие бабы заводят.
При упоминании об усиках Вася поморщился: сам он женщин с порослью над губой не любил, а потому решил взглянуть на субъекта, которому понадобилась особа, обладающая столь редким достоинством. Все, что он успел увидеть, – двоих одетых в поролоновые накидки дикарей и неотвратимо опускающуюся на его голову дубину.
* * *
Поэт очнулся в сырой вонючей темноте. Где-то гудели невидимые механизмы, издали доносились крики и пьяный гогот. Раскалывалась голова. Безумно хотелось пить.
– Воды, – простонал Вася как можно жалобнее. – Пи-ить.
– Тс-с! – сердито прошептал голос из тьмы.
– Помоги мне, незнакомец, – продолжал играть роль раненого воина Василий. – Я умира-аю.
– Заткнись, а?! – досадливо бросил невидимый собеседник, и Вася по голосу догадался, что говорит с женщиной. Последнее обстоятельство заставило призадуматься. Душа потребовала немедленно совершить нечто героическое, но желудок стоял на том, чтобы продолжать изображать немощь. В итоге, чтобы уравновесить обе части своего естества, поэт продекламировал голосом умирающего героя древней трагедии:
– Кто ты, о дева?
– Смерть твоя, если не заткнешься, – буднично ответствовала дева.
– Но для чего молчать? – вопросил Вася.
Что-то щелкнуло, и вспыхнувший тонкий луч фонарика выхватил из тьмы лицо той самой девушки, которая недавно в одиночку сражалась с целой ордой варваров. Ее темные, коротко стриженные волосы сердито топорщились.
– Для того, – прошипела девушка, – чтобы я могла спокойно подумать, как смыться с этого треклятого корабля.
– Какого корабля? Где мы? – всполошился Вася. Давешние события громоздились в его памяти кучей разрозненных обрывков, и воспоминание об упавшем с неба звездолете оказалось слишком глубоко от поверхности.
– У ростунов мы, – терпеливо объяснила собеседница. – Знаешь таких?
Еще бы не знать! Поэт испуганно завертел головой, как будто скверная новость сама по себе изменила окружающую действительность.
Ростунами звали жуткое племя дикарей, унаследовавших от более цивилизованных предков автоматические верфи для постройки звездолетов. Прозвище «ростуны» эти люди получили из-за того, что считали свои заводы деревьями, а звездолеты – плодами, растущими на них. Путь сквозь космос им прокладывали шаманы, общавшиеся с Великим Духом Бортового Компьютера, а корабли ремонтировали знахари при помощи зелий, заговоров и священных разводных ключей.
Несмотря на высокотехнологичное окружение, ростуны оставались обычными дикарями, со всеми присущими первобытным племенам демографическими проблемами. Поэтому время от времени им приходилось наведываться в соседние миры, чтобы пополнять поредевшее население представительницами прекрасного пола.
Припомнив все, что знал о ростунах, Вася чрезвычайно рассердился.
– Ну, это уж никуда не годится, – заявил он, вскочив на ноги. В голове тотчас взорвались тысячи фейерверков, и поэт со стоном опустился на пол, совершенно неразличимый во тьме. – Они же хватают только женщин, – продолжал он, сжав виски ладонями. – Как я-то сюда угодил?
– Узнаю речь истинного джентльмена, – проговорила девушка.
От этих слов Вася залился краской и попытался объясниться:
– Ну, я не то… я к тому, что раз им женщины нужны, то как меня-то… то есть я не против… то есть против… но и тебя… вас… как-то тоже несправедливо… правда ведь? Да?
Выслушав путаный монолог, девушка вздохнула и осветила фонариком пространство вокруг себя.
– Как тебя зовут-то? – спросила она.
– Вася, – ответил молодой человек и тут же прибавил торжественно: – Поэт Василий Хвостиков. Слышали, наверное?
– Слышала. На пляже. Плохие у тебя стихи. Я думала вздремнуть под них немного, так и того не вышло: скучища страшная.
В первую секунду Вася онемел от обиды. Однако, немного поразмыслив, пришел к выводу, что девушка, в одиночку уложившая десяток громил, сама ненамного опережает их в развитии. Следовательно, обижаться на нее бессмысленно, однако можно и даже нужно попытаться привить ей любовь к прекрасному. Он пока не знал даже имени незнакомки. Поэтому, прокашлявшись, задал вопрос со своей фирменной, самой проникновенной интонацией:
– А позволено ли мне будет узнать ваше имя, мадемуазель?
– Не тресни на мадемуазелях, – загадочно проговорила девушка и добавила: – Мое имя Ардена.
– И откуда же вы? – поинтересовался Хвостиков.
– Амазон-4. Слыхал про такой мир?
Вася слыхал, и даже очень много. Кошмарная планетка, населенная охотниками, исправно удовлетворяла потребности Галактики в профессиональных боксерах, наемных убийцах и ресторанных вышибалах. Причем последние составляли неотъемлемую часть разгульной поэтической жизни Хвостикова, особенно тех ее эпизодов, когда в животе и в кошельке было одинаково пусто. Оставалось только восхищаться упорством ростунов, сумевших затащить разъяренную кошку на свой корабль.
– И амазонки грозный меч разит несносных басурманов, – неудачно сымпровизировал Вася.
– Трепло, – процедила сквозь зубы Ардена.
Где-то вдали послышалось бормотание и шлепки двух босых ног, управляемых не столько мозгом, сколько окутавшими его винными парами. Вскоре стали слышны отдельные слова:
– К-козочка моя… ик… Я ид-ду… иду… ай! Ушастый! Ты ч-чего разлегся? А я з-зачем на тебя лег?.. А, это я упал. Сейчас встану и пойду-у к ик… мо-оей ко-озочке.
Внезапно вспыхнул свет, и впервые у Васи появилась возможность оглядеться. Они находились в большом зале с металлическими стенами и потолком. Из чего сделан пол, понять было невозможно, ибо его толстым слоем устилал всевозможный хлам. По большей части – ворохи бумаги, тряпок и поролона. Посреди зала высилось сооружение, больше всего напоминавшее нары, к которым заботливые руки ценителей тюремного уюта приладили балдахин из мешковины.
– Ну и помойка, – проворчала Ардена, стоявшая в двух шагах от поэта.
Тем временем шаги приближались. Неведомый субъект, спешивший к своей козочке, еще дважды упал и один раз ухитрился заблудиться – было слышно, как он топчется на месте и клянет чертей, которые перепутали все двери на корабле.
Наконец проход нашелся, и со счастливым воплем в зал ввалился здоровенный бородач, наряженный в штаны, склеенные из обрезков гофрированной пластиковой трубы, поролоновую накидку и начищенную до блеска солдатскую каску. Едва завидев пленников, он расплылся в улыбке, представляя на всеобщее обозрение зубы, выкрашенные фиолетовой краской.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});