Читать интересную книгу Шамбала-это не миф - Н. Самохина

Люди не знают и сотой части значения подвига Великих Учителей. Люди сделали самые прекрасные жертвы чем-то обиходным и своекорыстным. Но даже и в умалении люди сохраняют частицу торжественности. Будем со всем терпением помогать сохранить хотя бы зачаток прекрасного чувства торжественности. Оно ведет к дальним мирам. Оно преображает жизнь и делает героев. Так будем сопровождать памятные дни каким-то необычным подвигом.

Служение проявляется в подвиге, и он возможен в каждом состоянии человечества. Явление подвига есть радость Наша. Мы даем Путь, но идти нужно ногами человеческими — таков закон, данный Великим Спасителем.

Явленный подвиг запечатлен в хранилищах Наших. Невежды пытаются обратить действительность в мираж, но, по счастью, Мы храним доказательства подвигов. Так посвятим великий день необычному подвигу». («Надземное», 125.)

«Урусвати знает, сколь разнообразные свойства требуются Для совершенствования, иногда такое собрание свойств даже трудно объять разумом человеческим. К примеру, возьмем неукротимость Навина, который вел необузданный народ. Он должен был не увлекаться прекрасными заданиями, но сосредоточить волю на водительстве, которое было сопряжено с непрерывными опасностями не только для него, но и для всего народа.

Можно представить себе пастуха, стремящегося провести стадо через заросли. Сколько ветвей ему нужно сломать, чтобы продолжить путь! Сколько камней нужно столкнуть с горы! Пастух имеет задачу довести стадо до темноты, но много зверей угрожают, и топор пастуха не излишен — таков путь вождя. Он накопит отвагу, решимость, стремительность и самоотверженность.

Теперь посмотрим и другой путь вождя ума и созидателя именем которого назван целый век лучших достижений. Век Перикла остался одним из самых утонченных явлений. Наука и творчество легли в основание стремления народа. Перикл знал и восхождение, и удары судьбы. При нем собраны были лучшие умы. Такие философы оставили человечеству целую эпоху мысли. Между друзьями Перикла можно назвать и Великого Путника, который впитал незабываемое очарование века знания и красоты. Такие основы также утверждают самоотверженность и устремляют к подвигу.

Можно заметить, как скрепляются лучшие духи, чтобы потом встретиться на пашне труда. Нужно очень внимательно присматриваться к накоплениям различных качеств, в этой последовательности можно находить черты мирового зодчества». («Надземное», 165.)

«Урусвати знает, насколько скудны сведения истории о самых замечательных деятелях. Не только несправедливость человеческая, но и нечто иное способствует такой скудости известий. Не думаете ли, что сами великие деятели избегали такого прикрепления к листам папирусов? Поистине, Великие Учителя не желали жизнеописаний и даже иногда уничтожали летописи о Себе. Можно видеть, что оставались основы Их Учений, но быт жизни не был запечатлен. И сейчас Мы даем характер Учения, но не должны вносить малые черты, которые будут истолкованы житейски.

Обратимся к великому философу Анаксагору. Известны основы Его Учения, которые были новы для многих веков. Даже и теперь поучение о нерушимости материи как основного вещества может считаться неустаревшим. Также Его мысль о Высшем Разуме может быть проявлена и новейшими учеными. Можно видеть, насколько жизнеописание философа не предуказало Его характер как человека. Между тем Он был представителем замечательного века. Он впитал утонченность мысли Греции. Он ценил искусство и много раз помогал советами Периклу. Таким образом, Он был внутренним рычагом многих мероприятий. У Него было достаточно достоинства защитить друга и предпочесть изгнание лишению чести.

Утверждаю, что можно дать самую блестящую характеристику Его деятельности, но Он не желал запечатлевать преходящих событий. Уже тогда в тайне сердца Он предчувствовал будущий подвиг. Многие Великие Учителя соединяли Учение с будущим Своим Путем. Так, можно усмотреть целое ожерелье драгоценных жизней. Не следует удивляться, что некоторые звенья были более затемнены, но такие преддверия лишь вели к спешному внутреннему накоплению». («Надземное», 166.)

«Урусвати знает, что преследователи стремятся за Великими Учителями подобно пыли за всадником. Чрезвычайно поучительно наблюдать не только последователей Учителя, но и преследователей Его. Можно различить сущности, которые в ряде жизней упорно старались повредить добру, вносимому Учением.

Спросят — разве среди слоев Тонкого Мира такие преследователи добра не могут убедиться в тщетности своих мрачных усилий? Но их руководители не дремлют. Нужно понять древнейшее предание о демонах, закрывающих своими крыльями Свет от учеников. Поистине, и в низких слоях Тонкого Мира может происходить такое закрытие Света. Оно происходит и на Земле. Преследователи Учения добра спешат вредить не только сознательно, но они невольно привлекаются к сильному магниту Учения и тем яростнее безумствуют.

Примеры таких безумств можно наблюдать в разных веках. Разумные люди нередко спрашивали таких преследователей — что заставляет их так свирепо и неуклонно поносить Учение, ненавистное им? Ответ был почти одинаков. Они утверждали, что не могут остановиться в своем поношении. Но такое устремление будет свидетельствовать об одержании.

Принято называть предателей иудами, как символ одного из самых ярых предателей. Нужно посмотреть, не был ли Иуда и в прежних жизнях уже таким же мрачным выполнителем зла? Нужно усмотреть, как в лучшие века Греции вползали ехидны предательства. Можно назвать их имена, но не полезно произносить слова, обозначающие лишь предательство. Нужно лишь твердо уяснить, что каждое великое Учение имеет предателей за которыми торчат крылья демонов.

Урусвати недавно видела, как пытался приблизиться темный Иерофант, но Наши огненные стрелы отбросили его, и рука его получила печать молнии». («Надземное», 167.)

«Урусвати знает, какое самообладание нужно, чтобы пребывать на бессменном дозоре. Попытайтесь спросить кого-либо, желает ли он остаться на страже без смены? Наверно, он ответит, спросив о конце. Но если вы скажете, что конца не будет и напряжение будет возрастать, то вряд ли найдется дозорный.

Между тем Мы именно на бессменном дозоре. Мы приурочили все существование к состоянию дозора. Мы можем радоваться и печаловаться, можем производить испытания, можем углублять знание, не выходя из состояния дозора. Не может быть конца такому состоянию. Мы приобретаем неусыпность как в земном, так и в Тонком Мире. Мы можем сказать каждому стучащемуся о полной исполнимости такой задачи, но принять ее нужно добровольно.

Можем назвать многих деятелей, которые принимали такую задачу и несли ее радостно, даже принимая чашу яда. Можно назвать философа Сенеку, который при Нероне пострадал, но сознание его не смутилось. Он унаследовал ум Мыслителя и прошел самую трудную эпоху Рима, подав пример многим. Рассуждения об Этике нужны были именно в дни смуты верований. Может быть, о Сенеке знают меньше, нежели о Мыслителе, но значение его труда велико. Он хотел создать Правителя, но от своего воспитанника получил удар. Чаша яда не нарушила ясности мышления философа, и многие научились, как переходить за черту земной жизни. У Нас уважают такое явление среди смятения невежества и гордости». («Надземное», 238.)

«Урусвати знает, насколько ложно люди себе представляют прежние жизни даже самых известных деятелей. Люди думают, что во всех жизнях эти высшие духи имели совершенно особые условия. Они будто бы не страдали, не нуждались, не ощущали гонений, которым так часто подвергались.

Люди не могут вообразить, что [такие] великие мыслители, как Платон, Пифагор или Анаксагор, существовали как земные жители. Нужно приучиться понимать, что полноту чувств не может избежать даже самый возвышенный деятель. Огни познания вспыхивают тем ярче, чем выше предназначенный путь.

Не следует полагать, что проданный в рабство Платон не ощущал всех тягостей, которые связаны с таким состоянием. Он мужественно сносил такое положение, но в сердце чувствовал всю горечь несправедливости. Именно потому он мог так говорить о совершенном строе государства. Пифагор, изгнанный, в нищете, чуял все унижение телесное, но такой пробный камень не заставил его отступиться. Также и Анаксагор, лишенный всего, мог и на таком тернистом пути готовить терновый венец величия.

Нужно сопоставить многие жизни, чтобы увидеть, как сияют огни, возжженные ударами судьбы. Хаос может быть рассматриваем как молот, высекающий искры. Лишь немудрый может думать, что Учитель ничего не чувствует, ибо Он превыше всего. Наоборот, Учитель ощущает не только за свою земную жизнь, но и за бытие всех близких. Такие близкие могут быть как в плотном, так и в тонком теле. Они могут встречаться телесно, но могут оставаться вне встречи, но все-таки быть близко в духе.