— Свинья!
Гарон хохотнул и ближе к девушке подвинулся, в глаза ей заглянул:
— Никто б не причинил тебе вреда. То были знаки ада, чтоб ты не потерялась и обратно не ушла…и кровь эльфийскую взяла.
— И вам досталась?
— Да. С кровью эльфа. Дальше интересно — мне разгадать не составило труда план Аморисорна. Что крестник Авилорн его, труднее было узнать, не надави на мага. Я предполагал, он подтвердил. А дальше просто: он мыслил ад переиграть и лейселом поставить Эстарну и Авилорна, а тебя использовать, потом убрать…
— Я поняла и эльф. Аморисорн желал поставить Авилорна и Эстарну над Эльфией, чтоб их славное и сильное потомство расширило границы, отодвинуло бы ад.
— Да, ты умница, раз это поняла. Но неприятно пешкой быть? Я, знаешь, не привык, чтоб за спиной моей играли, и так бесчестно Хаосу бы угрожали. Баланс двух сил по прихоти сломать, и мир не только наш, но цепь других миров в пучину нестабильности отправить.
— Вы с ним играете, а нам печаль…
— Награда. Милая, ты станешь хозяйкой ада, и Хаос подчинится. Все к ногам твоим.
— Как вы щедры. Так мышь приманивают в мышеловку и сыра не жалеют.
— Цена здесь неважна. А цель ясна — сил равновесие, как есть оставить.
— Аморисорна оставить с носом и планы врага разрушить — хорошая идея. Я причем? И за каким вам нужен был, несчастный Авилорн?
— Чтоб он привел тебя, и маг не догадался, что нужна лишь ты, а не его щенок. К тому же, он должен был бы быть наказан. Не играют с Хаосом и Адом, наш мир на том стоит и держит он других. Аморисорн глупец. Он многого хотел и много сделал, но позабыл закон гармонии. Она и предала. Все в мире связано, но только нам известно, откуда речка вытекает и куда, Аморисорн же видит лишь теченье. Ты это тоже поняла, другое, что не приняла. Не столько страшно, сколько тяжело. Меняются и взгляды и понятья. Но дай мне срок, ты примешь и поймешь, — качнулся к ней. — Меня ты мужем назовешь.
— Мечты, мечты.
— Отказываешь? — он удивился.
— Не сомневайтесь. Зачем жена гарону? Вы много знаете и скучно потому, а я забава или развлеченье?
— Скорее страсть, которую не ведал я давно. Не веришь? Ах, да, материя нужна. Есть. Экхарну досталась твоя сестра, а я беру тебя, ту, в ком кровь эльфа и мага соединена. И все прекрасно. Мы станем сильной парой.
— Потомство же еще сильней. Понятно. Вы хотите того же, что хотел Аморисорн. Плюс, породнитесь с императором Гаронии. Действительно, чудесный план. А взяли нас случайно? Не выбирали — ткнули пальцем, и Аля выпала. А с ней и я, да?
— Именно.
— Ага?
— Опять не веришь?
— Что вы, очень даже. Запутано, конечно, не слабо, но что для нас не так, обычные дела для ада.
— Тебе понравится у нас.
— Уже! Ну, что вы, все прекрасно! — воскликнула с насмешкой. — А вы так душка просто! Аморисорн бесспорно виртуоз, и мастер по интригам. Но вы стоите другу друга, странно только, что играете на разных сторонах. Манеры-то и принципы одни.
— Он всевластия хотел…
— На том со свистом пролетел. А Авилорн платил его счета. Последний мертв, а первый жив и цел, и мирно здравствует… Эстарна тоже! Фея? Ведьма!
— Ерунда. Какая разница тебе, что с ним и с ней? Ты здесь, со мной…
— А остальное не беда. И, правда, нечего было зарится на то, что вам по нраву — всевластие. Конечно вам, а не ему. Кто он, кто вы? Ха!
— Сарказма сколько в голосе? Почти как у меня, а ты мне говоришь, что не такая же.
— Как показательно: чего я стою, и кто. Подумать только, Дьяволу я ровня — классно!
— Ты мнения дурного обо мне.
— Ну, что вы, я почти в экстазе, и хоть сейчас готова под венец. А траура не будет?
— По эльфу?
— Мужу!
Геустис лукаво улыбнулся и Яну дернул на себя:
— А разве ты была ему жена? — в объятьях сжал и выдохнул в лицо, почти касаясь губ. — Нет еще.
— Руки убери!
— А если нет, что будет?
Яна бы сказала. Но толк какой грозить тому, кто и сильнее, и хитрей, и не только руками — взглядом раздавит без сомнений, сожалений.
Любовь? Она бывает разной. Бывает страсть до безрассудства, когда не видишь ничего и никого не слышишь и, словно раб, принадлежишь всецело одному. Бывает, любишь тихо, смирно — любуешься и грезишь наяву, но чуть приблизишься — слетит очарованье. И понимаешь, что любила лишь наружность, манеры, взгляды — флирт, а не его. Не человек был нужен — ощущенье любви и больше ничего. Бывает, любишь как садист, как собственность и как игрушку и наслаждаешься зависимостью от себя, в бездумии ломая безоглядно другого. Бывает, любишь как ребенка, свою заботу и о нем печаль, и власть ту, что дает все это. Бывает, любишь как отца, но не его, а ту возможность избавится от горечи и бед, отправив на чужие плечи груз тревог, и нравится тебе его забота, и мнение его, а не свое. Бывает, любишь ты себя в глазах его, бывает, ищешь выраженья тому, что спрятано внутри, но как все это не зови любовью, ей она не станет.
Так любят многие, но не Авилорн. Он не способен был на волю, свободу посягать, сломать и надавить, или заставить. Он истинно любил, и не себя — ее, и ею жил…
`Как жаль, я это поздно поняла'.
— Я не причиню вреда тебе, — сказал гарон серьезно. — Ты правильно подумала: нельзя любить ломая и душа, я в этом с эльфом полностью согласен. Но не привык терять, проигрывать я не умею. Ты мне нужна, и я хочу согласья. За то готов и услужить. Впервые верь мне, речь веду, и не приказываю, а прошу — женой мне стань, а я исполню твою прихоть. Любую. Обязуюсь исполнять.
— Не хочу. Мне ничего не нужно, и ты мне неприятен, Геустис.
— Сейчас.
— И потом. Ты — убийца эльфа.
— А это имеет значение?
Девушка вздохнула: что толку объяснять, того, что Геустису не понять?
— Может это успокоит вас мадам и станет компенсацией потери?
Он щелкнул пальцами, и в помещении светлее стало. Отъехал полог, и Яна увидела толпу разряженных девиц, что, спрятав лица за вуалью, стояли на коленях, на коврах, держа в руках подносы.
— Все это только часть. И только прикажи — все в миг доставят.
Геустис помог подняться Яне, повел к служанкам и открыл один поднос, сняв шелковый платок: на нем лежала груда украшений, сверкали жемчуга, и радовал глаза сапфир. А на другом подносе — брильянты, колье и гарнитуры изумительной работы. На третьем, на четвертом — тоже.
— Зачем? — головой качнула Яна.
— А разве неприятно?
— В парчу рядиться, бриллиантами блестеть? Я не ворона. Да и перед кем рядиться?
— Ну, хорошо, пойдем со мной, — рукою указал на дверь, и оказались они в огромной зале, где не видно ни начала, ни конца и вся она от золота сияла: монеты, вазы, статуи, короны, драгоценностей гора и горы серебра, меха и дивные картины. Сокровищница и сравненья нет ни с чем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});