Читать интересную книгу Избранное - Василий Нарежный

Обошед кругом, они заглядывали в каждое окно, из коих половина была выбита, но ни одного существа живого не видали. Наконец осмелились войти. Весь дом состоял из трех обширных комнат. Первая — по виду — была поварня. Тут нашли они несколько деревянной, чугунной и железной посуды, мало уже годной к употреблению. В углу на полке разбросано было несколько ломтей хлеба, по которому можно было судить, что он лежит тут не один месяц. Там же валялся кулек с крымскою солью — зеленою, какую в Малороссии дают лизать овцам и коровам, чтобы придать им охоты к еде и тем молоко улучшить. Вторая и третья комнаты были совершенно пусты, однако последняя обведена у стен широкими лавками, и в одном углу лежало несколько кулей полугнилой соломы. Оставя сии чертоги, они обошли все прочие; нашли одну пустоту, обветшалость и умно рассудили, что хозяева по каким-нибудь причинам оставили — и притом давно — сию обитель; посему они имели законное право, яко одного ремесла люди, завладеть сим наследством. Они возвратились в первую избу, которую тогда же нарекли атаманскою, скинули свои вооружения, которые на себе имели более двадцати четырех часов, и, по приказанию атамана, Харько, который был поваром на кухне пана Аврамия, принялся за стряпню; заплесневелые корки хлеба были тщательно собраны и опущены в ближнюю копанку, и Гаркуша с остальными товарищами сел на берегу пруда в тени пушистой ивы и предался рассуждению. По долгом со всех сторон молчании Гаркуша промолвил:

— Правду говаривал сельский наш священник, что милосердный бог все на свете сем устроил прекрасно!

Посудите сами: не выведи меня дьяк Яков Лысый из церкви, я и не подумал бы потравить голубей его кошками; не сделай этого, не был бы сечен и ограблен; без сего — не истребил бы сада дьякова и в целый век не был бы в числе дворовых удальцов пана Аврамия. Непременно надобно было разломать плотину, сжечь полдеревни пана Балтазара и, наконец, застрелить исправника и двух драгунов, чтоб сподобиться овладеть такою прекрасною пустынею. Ах, друзья мои! Какая разница рыскать по полям и лесам за зайцем или лисицею, подвергаясь каждую минуту опасности сломить себе шею — а для чего? Чтобы за осторожность на панской конюшне не содрали арапниками кожи от пят до макушки; или охотиться с тем, чтобы иметь удовольствие и товарищей и себя попотчевать дичью? Но как праздная, ленивая жизнь нам не властна, то я, по должном соображении и нужном осведомлении как об окрестных, так и отдаленных местах, выведу вас на дело, и вас и меня достойное. Вострепещут гордые властелины в кругу своих челядинцев и внукам своим с ужасом рассказывать станут, каков был Гаркуша и друзья его!

Он умолк, но взоры его пылали огнем убийственным.

Товарищи с благоговением на него смотрели и клятвенно уверяли снова, что нигде и ни для чего не отстанут от такого храброго человека.

Наконец Харько кое-как сладил с своим обедом. Когда все в третьей комнате (которую с сего времени будем называть спальнею) сели на полу в кружок, он поставил перед ними пару жареных зайцев, пару глухих тетеревей и несколько куликов. Хотя все это сходнее было бы назвать сушеным, а не жарким, но они напали с такою жадностью, какая прилична молодым, здоровым, усталым, проголодавшимся людям. По окончании сей братской трапезы они разложили кули с соломою, заперли изнутри двери и — предались покою. Немало подивились они, проснувшись, когда увидели, что светлая серебристая луна отражалась на стене в головах их.

Первая мысль, их поразившая, была об отсутствии Артамона и Охрима. Опрометью бросились они из хижины к пруду, прислушивались, притаивши дух, но ничего не слышно было. Большую часть ночи просидели они у пруда, делая каждый свои заключения.

— Если они сбились с пути, — заметил Гаркуша, — и заночевали в дубраве, то беда не велика; завтра при утреннем свете найдут дорогу. Если же, от чего боже сохрани, они признаны и попались в когти земской полиции, то весьма плохо. На Артамона я надеюсь, как на самого себя, он скорее околеет в пытке, чем откроет убежище друзей своих; но Охрим пс таков.

— Ты хуло знаешь Охрима, атаман! — возразил Харько с самонадеянном. — Божусь тебе, что если они попались, то Артамона более опасаться надобно. Охрим и не допустит себя до пытки. Он поведет сыщиков, обещая открыть наше убежище, будет водить по лесу взад и вперед до тех пор, пока найдет случаи обмануть их и скрыться.

— Дан бог, — сказал Гаркуша, — чтоб он не имел нужды оказывать пред полипиею свой разум; да, кажется, в простом селе трудно быть узнану.

Он отправился в свой дом, а за ним и все. Ужин не пошел им на ум, и они ринулись на кули свои.

Глава 2

Полезное знакомство

С появлением зари все товарищество было уже у пруда. Молча поглядывали они на высокие стены, окружавшие их обитель. Как наверху, так и в долине — везде тихо, глухо. Взошло солнце лучезарное, и они со стороны прежнего своего логовища услышали громкий свист. Быстро вскочили с мест и хотели поднять радостный вопль, но атаман сурово запретил податие малейшего голоса, пока условный знак выполнен не будет.

Вскоре раздался второй и третий свист, и они услышали клокчанье глухого тетерева. Гаркуша выстрелил из пистолета, сверху отвечали двумя таковыми же выстрелами. Тут атаман воззвал: «Наши! Берите лучину, идем наверх!»

Нечего описывать обшей радости при свидании друзей-сотрудников. Домоседы немало удивились, увидя, что Артамон и Охрим навьючены были каждый с головы до пояса, но при них была еще клячонка, так обремененная поклажею, что едва держалась на ногах. Они все трос были освобождены от тягости, которую другие, не исключая и атамана, разделили по себе и начали спускаться в пустыню.

Все кончилось благополучно, даже и кляча сведена была и пущена на траву, а витязи с радостными восклицаниями сложили ноши у пруда и начали их рассматривать. Когда все было выложено на траву. Охрим, погладя голую голову, ибо волосам некогда было еще отрасти после памятной операции, сделанной над ним паном Балтазаром, с улыбкой произнес:

— Видишь, атаман, и вы, братья, что мы в покупке были гораздо осмотрительны. Тут нет ни куска мясного, ибо в нем мало надобности. Эти два мешка, которыми был я навьючен, наполнены баклагами с добрым вином; лошадь волокла мехи с хлебом, мукою, крупою, солью и ветчинным салом — вещами для нас необходимыми; Артамон же нагрузил свою ношу котлом железным, сковородами, деревянными чашами, ложками и прочею нужною мелочью. Не знаю, как вы, а мы ужинали плохо; итак, пусть досужий Харько состряпает сытную кашу, а я между тем кое-что порасскажу о вчерашнем происшествии.

С радостью принято было предложение, и Харько, чтобы не лишиться рассказов сладкоглаголивого Охрима, туг же на берегу поставил треног и начал свое дело, а Гаркуша, попотчевав из новой баклаги себя и каждого из братии, ожидал повествования, которое и началось следующими словами:

— Хотя мы были и налегке, однако дорога отсюда в правую сторону столько же затруднительна, как и до сих мест всеми нами пройденная. Столько же валежнику, такие же озерки, топи и болота; а сверх того мы остерегались, чтобы не оцарапаться и не подать жителям дурных о себе мыслей, почему и должны были останавливаться почти на каждом шаге для сделания охотничьими ножами заметок на деревьях. Когда выбрались мы на чистый обширный луг и село представилось глазам нашим не далее вер-сты, то уже был полдень. Мы удвоили шаги и скоро очутились на базаре, где, к нашему счастью, был торговый день и народу сила несметная. Никто не только не вздумал спросить нас, что мы за люди, но и не глядел. Всякий занят был или куплею, или продажею. Для освежения ослабевших сил зашли мы к шинкарке, молодой веселой бабе; познакомились с нею и упросили уступить на короткое время уголок в шинке для складки товаров, кои искупить намеревались, пока не подъедет наша подвода. Тут пустились мы в куплю.

Артамон крепко торговался, хлопотал, усовещивал дорожащихся продавцов; а я на досуге искусным образом брал придачу и относил на место складки. Коротко сказать: когда каждый из нас по три раза воротился с базара, то ахнул, увидя товары другого. Мы чувствовали, что не в силах снести и половины, а денег у нас оставалось еще весьма довольно. Так-то прибыточен был мой промысел. Когда мы не знали, что делать, я нечто вспомнил, взял товарища за руку, и опять пошли на базар. Там в некотором отдалении от толпящегося народа стояла телега, запряженная в одну лошадь. Подле сидел средних лет мужик, повеся голову и кидая вокруг мутные взоры. Он тяжело вздыхал и с унынием ломал на руках пальцы.

— Молодец! — сказал я. — И с лица (которое было совершенно баранье) кажешься ты честным человеком! Не болен ли ты?

— Поневоле будешь болен, когда придет беда!

— Об заклад бьюсь, что ты не имеешь денег!