– Но ведь чеченцы, – начал Рома. – Они ведь террористы, они… Вы ведь сами знаете!
Мастер Генрих вздохнул и погладил диван. Диван, как показалось Грину, тоже сочувственно вздохнул вместе со своим хозяином и принял вполне обычные формы.
– Не бойся, – сказал мастер Генрих ученику. – Он сам тебя боится. Садись, – предложил наставник и сам сел первым.
Рома последовал его примеру. Диван оказался мягким, но не противно провисающим, а пружинистым, и к тому же, теплым.
– Что же до проклятых исламских террористов, – сказал Генрих. – Мне сразу было как-то сложно проникнуться этой идеей… Меня отправил в поход мой брат, потому что ему не терпелось оттрахать мою красавицу жену. Я был его вассалом, и отказаться не мог. До самого Константинополя я пил, а потом, когда через Босфор переправились, там такое началось… Ну, ты–то можешь себе представить. Суть войны не изменилась с тех пор. Только успевай раздавать да пригибаться. А в Иерусалиме я уже думал не о том. Я мечтал помыться и отмыть своего коня – человеческая кровь, засыхая на бабках, становится жесткой и ранит ноги коню. Я знал, что самая жестокая битва мне еще только предстоит – предстояло делить захваченные земли между участниками похода. Запомни, Рома, убийца – это всегда убийца, и ничего святого в этом деле нет.
– Но как же тогда вы можете воевать? – спросил Грин. – И как же тогда вы можете посылать меня учиться на пилота истребителя?
Мастер Генрих снова пожал плечами.
– Я не пацифист. Я наемный убийца. Такая профессия, – сказал он. – Не лучше и не хуже других, хотя для редких людей это и становится призванием. Но ты, как мне кажется, не таков. Я специально рассказал тебе о своей первой войне. Я хочу, Рома, чтобы ты понял – тот, кто будет называть тебя правой рукой Господа, карающим огненным мечом, призванным очистить землю от скверны, просто хочет сэкономить на оплате твоих услуг. А хороший наемник, профессионал, между прочим, стоит очень дорого. Надо уметь продавать себя, Грин. В Чечне я не мог тебе этого сказать, сам знаешь почему. Но я не хочу, чтобы ты не позволил еще раз кому бы то ни было запудрить тебе мозги.
– Я понял, – сказал Рома задумчиво.
– Значит, так, – сказал мастер Генрих. – Я позвал тебя, чтобы показать запись с моих похорон. Твои папа и мама тоже пришли проводить меня в последний земной путь, и ты увидишь их...
Рома шумно выдохнул.
– Тебе видеть этого нельзя, – продолжал мастер Генрих, не сводя с него своих темных глаз. – Если ты кому-нибудь хоть словом обмолвишься об этом, у меня будут серьезные неприятности. Но когда ты спросил меня, какие льготы положены твоим родителям как родителям Героя, я понял, что ты все еще видишь своих папу и маму во сне... А ты должен забыть своих отца и мать, всех, кого оставил на Земле. Тебя уже кое-чему обучили в Чечне, а теперь тебя превратят в настоящего воина, в самую качественную машину смерти, какие только существовали когда-либо под звездами. Я же научу тебя, как остаться человеком в этой адской бане.
Мастер Генрих нажал кнопку на пульте, и на экране появилась знакомая обстановка его земной квартиры.
* * *
На пульте управления реформингом мигали до тошноты привычные цифры. Но Гарик смотрел не на них – чтобы ни случилось, автоматика справится сама – а на свои руки в рукавах синей форменной куртки.
Гарик никогда не верил, что можно в один миг потерять все, что дорого. Но именно это с ним и случилось, и теперь ему было невыносимо больно. С того самого дня, когда Гарик узнал, кто Рикошет на самом деле, он боялся, что любовник уйдет от него. Вернется в свою привычную жизнь, оставит Гарика, да и забудет его, как удивительное, но мимолетное приключение. Пока у «КБ» был контракт, пока у Рикошета была возможность хоть как-то участвовать в музыкальной жизни, было еще ничего. Гарик знал, зачем Рикошет ездит в Питер время от времени – Эмиль решил вернуть себе имя, свою жизнь. Но судопроизводство в родной стране никогда не отличалось поспешностью, и Гарик старался просто не думать о том, что будет, когда Эмиля наконец признают живым. В тот день, когда стало ясно, что в Веслогорск они не попадают, Гарик пришел сказать Рикошету об этом. Марта Эмильевна в тот день осталась на даче, и Гарик заночевал у любовника. А утром Эмиль, смеясь, рассказал парню свой сон – как будто он идет по Невскому, а навстречу ему одни знакомые. И все улыбаются, приветливо здороваются, хлопают по плечу и радуются тому, что он вернулся. Гарик никогда не увлекался психологией, но чтобы истолковать этот сон, не надо было быть Фрейдом. И тогда он сказал вещь, из-за которой все и пошло под откос. Гарик бесконечно жалел теперь о тех словах, но тогда, под влиянием внезапно ударившего его страха, он не смог удержаться, не сообразил, как эти слова прозвучат для Эмиля. Гарик сказал: «А если бы ваши отношения с Трубецким сложились поудачнее, нафиг нам теперь был бы нужен этот фестиваль».
А вечером того же дня Эмиль исчез. В отличие от остальных членов «КБ», Гарик хотя бы догадывался, куда подался его любовник. Эмиль воспринял слова Гарика как упрек, ведь это из-за бас-гитариста контракт не был продлен. Гарик некоторое время надеялся, что Эмиль вернется. А когда понял, что нет, предложил Рите выйти замуж. Девушка давно хотела этого, и Гарик ее понимал. Жить с парнем на правах только любовницы Рите стало тяжело. Она хотела ребенка, хотела стабильности. Гарик уходил от всплывавшей в разговорах темы только потому, что знал – день их свадьбы станет последним, когда он увидит Рикошета. Если бы не Рита, думал Гарик, Эмиль давно оставил бы его. Но когда Рикошет вернулся с деньгами, Гарик понял, что о нем подумал любовник. Эмиль был единственным в области гитаристом с высшим музыкальным образованием, «КБ» так сильно приподнялись именно из-за него. Эмиль очевидно решил, что Гарик и сманил его из «Акафиста», и спал с ним только для того, чтобы усилить группу. Прорваться с помощью Эмиля на музыкальный Олимп. Это было не так; Гарик действительно любил Эмиля. Но объяснять что-нибудь теперь было поздно.
В ту ночь после концерта Гарик думал, что не доживет до утра. Он сидел на балконе, курил и слушал «Чистого беса». Сердце его разрывалось, и парень думал, что хуже ему не было никогда не в жизни.
Он ошибся.
Когда Рита и Рикошет вернулись, он был вне себя от счастья. Рита, узнав, что Гарик слушал «Наутилус Помпилиус», попросила его сыграть ей эту песню. Они с Рикошетом принесли его гитару, переставленную под левую руку. Рита попросила их сыграть песню вдвоем – уж что-что, а гитара в Ваниной квартире должна была найтись. У Вани дома оказалась даже не одна гитара, а три, и Рикошет пошел выбирать инструмент. Рита же отвела хозяина в сторонку и спросила, сильно стесняясь, нельзя ли ей воспользоваться душем. Ваня ответил, что, да, конечно, какие вопросы, и довольная Рита убежала в ванную. Парни ушли на балкон, сыграться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});